Честная книга

Следующие пару месяцев я провел так, как будто ничего не случилось. Я вернул ребят в комнату, закрыл дверь, повесил на неё три замка и задул монтажной пеной. Я тянул время, придумывал миллион бессмысленных занятий и в глубине души надеялся, что дверь больше не откроется. Или что я научусь ей управлять. Или что ребята сами исчезнут. Не знаю, на что я рассчитывал. В любом случае, это не сработало.

X. Как я увидел

После Ростова я свернул с М4 и ушел в сторону Ейска. До следующей точки моего путешествия оставалось километров 20. На заправке я перекусил и пролистал заметки, которые делал в последние несколько дней.

В 1775 году Екатерина II уничтожила Запорожскую Сечь. Спустя 10 лет, когда стало понятно, что война с Турцией неизбежна, генерал Суворов сформировал из бывших запорожцев Черноморское казачье войско. Войну выиграли, и туркам пришлось расстаться с Таманским полуостровом. Екатерина была умной и быстро сообразила, что новые земли лучше поскорее заселить. А казакам нужно подарить что-то большое и хорошее. Потому что не очень разумно иметь на далекой южной границе банду вооруженных бородатых мужиков, которым негде жить.

В результате значительная часть полуострова была пожалована казачеству, а наиболее отличившиеся старшины получили в собственность огромные угодья. Так весной 1794 года на Кубани появились люди с фамилией Майгур. Им досталось больше 300 десятин в районе Шкуринского куреня.

В 1842 году курень был переименован в станицу Шкуринскую. А в 1893 году мой прапрадед, Игнат Проклович Майгур, был избран куренным атаманом. Он пробыл им вплоть до 1907 года.

В 1918-м, когда белая армия отступала на юг, в станицу пришел красный террор. Во время гражданской войны казачество соблюдало нейтралитет, но Игнату все равно отрезали яйца и повесили на площади. Кого-то зарезали. Моей прабабушке Ниле и нескольким ее двоюродным братьям удалось спастись. Через несколько лет родилась моя бабушка. Но в 30-м, когда началось раскулачивание, их депортировали в Казахстан. Именно там, в Гурьеве, в середине 50-х бабушка встретила дедушку. Я знал, что еще одного из Майгуров расстреляли в 37-м за антисоветскую пропаганду. А сколько осталось в живых, не знал никто.

Я помнил прабабушку Нилу. Она была очень тихой, маленькой и сухенькой старушкой. Я просил её читать мне вслух. У неё болели глаза, и она быстро уставала. А я капризничал и заставлял её читать дальше. Она говорила, что не может и ей надо отдохнуть. Однажды я ударил её. Я был совсем маленьким, и удар не мог быть сильным. Но, конечно, ей было больно не из-за этого. Она заплакала. Я до сих пор помню её взгляд. И мне до сих пор стыдно. Она была совсем крошечной, когда у нее на глазах папу повесили на площади. И теперь, когда ей было за 90, её правнук ударил её. Я бы отдал всё на свете, лишь бы это исправить. Но не знаю как. Я просто живу с этим воспоминанием. И с этой болью.

Я въехал в станицу и остановился купить воды. Из путаных рассказов родственников выходило, что усадьба Игната стояла где-то на площади, рядом с сельским храмом. Я вышел из магазина и у первой попавшейся женщины спросил, где это может быть. Она удивилась, но объяснила. Поинтересовалась, зачем мне. Я рассказал. Она просветлела, улыбнулась и сказала, что усадьбы Майгуров давно нет, да и храма тоже. Но что вокруг живет очень много Майгуров. И что я молодец. И что там, где раньше был храм, есть дом. В нём живет Лидия Григорьевна. Она расскажет больше. Я поехал. Где-то глубоко внутри я ощутил совершенно новое и незнакомое чувство. Оно было приятным.

Место оказалось красивым. На пригорке возле реки был курган. На нем росла огромная береза и торчала безвкусная металлическая конструкция, посвященная погибшим во второй мировой. Чуть ниже, между рекой и курганом, стояло несколько старых саманных домов, окруженных невысокими деревьями. На деревьях дозревала ярко-красная вишня. Правее располагалось заросшее кладбище. Река Ея, совсем узкая в этом месте, сильно заросла камышом. Над ней висел узенький мостик. Было жарко. Пахло травой, листвой, какими-то цветами и немного тиной.

Я спустился с кургана и в первом же доме нашел Лидию Григорьевну. Оказалось, что храм построил мой прапрадед. Как и сельскую школу, которая находилась с другой стороны площади. Храм был там, где сейчас курган и стела. А на том месте, где стоял я, как раз и была усадьба.

Лидии Григорьевне было 80, и она не застала всего этого. Ей рассказала мама. Вообще, рассказывали почти всем, потому что Игната уважали. Люди знали его историю, и многие до сих пор ее помнят.

В 18-м в станицу пришли красные. Они потребовали, чтобы их накормили и пустили в дома переночевать. Все отказались. Красные пошли к атаману. Он пробовал уговорить соседей, но не сумел. Кто-то посоветовал попросить Игната. Он согласился. Вышел на площадь и сказал, что людям нужно помочь. Его послушались. К тому моменту он уже больше 10 лет не был атаманом, но его слово по-прежнему было законом.

Никто точно не знает, что произошло дальше. Считается, что красный командир возненавидел Игната за то, что его уважали. Поэтому утром его схватили, выволокли на площадь и повесили. А яйца отрезали для красоты – чтобы совсем подорвать авторитет. Усадьбу сожгли в тот же день. Как и школу. А храм взорвали пару лет спустя. Зачем – уже никто и не знает.

Я не верю в это. Скорее всего, правда гораздо проще. Кто-то влез в погреб, нашел вино и горилку. Все перепились и начали насиловать женщин. Мужчины вступились. Началась драка. Результат мы знаем.

Я сидел рядом с березой на верхушке кургана. Смотрел на дома, на реку, на мост, на уходящие вдаль поля. Думал о том, что должна чувствовать девочка, увидевшая и пережившая такое. О том, какой невероятной силой нужно обладать, чтобы просто жить дальше. Любить, заводить детей. Вырасти, простить и никого не убить за это.

Я думал об Игнате. О 300 десятинах земли, которыми он владел вместе с братьями. Об авторитете. Об уважении. О его отце. О его деде, который, возможно, видел Суворова. О его прадеде, который жил в легендарной Запорожской Сечи.

А потом снова о прабабушке. О бабушке. О маме. Я сидел и думал, а потом меня захлестнуло чувство, впервые появившееся всего пару часов назад. За это время оно окрепло и выросло. Стало огромным, теплым и невероятно приятным. Как будто вся сила, копившаяся и передававшаяся из поколения в поколение вдруг оказалась внутри меня. Я больше не был один. Гаусы, Майгуры – они все были здесь. Они были внутри меня. И вокруг меня. Стояли за спиной длинными шеренгами, уходящими за горизонт. И где-то там, куда я пока не мог заглянуть, стоял мой первый предок. Огромный, косматый, с корявой дубиной и шкурой убитого зверя, накинутой на плечи. Это было неожиданно. И это было только начало.

XI. Бегство

После знакомства с силовиком и стрельбы в подъезде я испугался. Я случайно чуть не убил человека. Где-то внутри меня жила дикая темная сила, и я не мог ей управлять. Всю жизнь я считал себя добрым и мягким. Всю жизнь я хотел быть хорошим. Оказалось, что это не так.

Нужно было что-то делать. Я решил, что если я не могу этим управлять, значит, я буду предотвращать. Несколько дней я восстанавливал в памяти все срывы за последние годы. Потом события, которые их предваряли. Я увидел систему.

Обычно сначала появлялась тревожность. Через пару дней к ней добавлялась раздражительность. Нарушался сон – я засыпал около двух ночи, просыпался в шесть и потом долго не мог уснуть. Весь день ходил сонный, а когда нужно было что-то делать, пил кофе. Много кофе. Как следствие, тревога и раздражительность только росли, а сон становился всё хуже.

Появлялся мелкий травматизм – я бился обо что-то, царапался, случайно резал руки. Постепенно я начинал чувствовать, что мне нужно куда-то ехать. Уезжал на выходные, но это не помогало.

Как правило, я начинал много есть. А перед самым срывом заболевал. Было ощущение температуры, ломоты в костях, боли в горле и тумана в голове. Я старался максимально уплотнять время – совершать как можно больше действий, чтобы не оставалось ни минуты свободного времени. Я утрачивал способность принимать решения. Начинал дергаться, метаться и судорожно перебирал в уме все возможные варианты, ни на чем не останавливаясь.

Потом появлялось желание выпить. Каждый раз одинаковое – я был уверен, что выпью только немного и ничего не случится. Несколько дней это работало. Но потом я всё равно напивался.

Я записал все маркеры. Получился список из 12 пунктов. Последовательно проставляя галочки возле каждого из них, я мог предсказать срыв с точностью до дня. Но это не помогло.

Я стоял в комнате. Меня окружали дешевые обои и незнакомая мебель. На тумбочке возле кровати тускло светила лампа. Окно было открыто, и в комнате было холодно. За окном было темно и тихо. Слабо мерцал снег. С крыши капало. Одеяло лежало на полу, и половина кровати была измята. Видимо, там недавно кто-то лежал. На второй половине были разбросаны вещи – куртка, кофта, носки и рюкзак. Все карманы рюкзака были вывернуты, и всё содержимое было рассыпано по простыне. Ключи от машины. Паспорт. Ключ-карта от номера. Пустая бутылка из-под лимончеллы. Полная бутылка лимончеллы. Еще какие-то мелочи. Я очень нервничал, потому что чего-то не хватало. Но я не мог понять, чего именно. Мои руки брали вещи и очень аккуратно раскладывали их по кровати. Потом брали рюкзак и методично ощупывали изнутри все отсеки и карманы. Вот каттер для сигар. Вот зажигалка. Но чего-то важного всё равно не хватало. Было очень тревожно. Руки раскладывали вещи по-новому и снова проверяли рюкзак. Он снова был пуст. Потом всё повторялось. В какой-то момент я оставил это занятие, лег на кровать и выключился. Тревога ушла.

Я открыл глаза. За окном по-прежнему было темно и тихо. Я встал с кровати, чтобы закрыть окно, и чуть не упал от дикой боли. Голова раскалывалась. Во рту пересохло, но никаких жидкостей, не содержащих алкоголь, не было. Взял стакан, пошел в ванну. Открыл кран и долго пил противную, вонючую воду. Постепенно боль отступила. Мне хотелось умереть. Вчера я дошел до 10-го пункта в списке, и вот сегодня я здесь. Метод не сработал.

Постепенно в памяти восстанавливались события. Около 11 утра я выпил совсем немного. Потом еще немного. И так – пока не напился. Потом я решил уехать. Забронировал отель, собрался, заскочил в магазин и поехал. По пути звонил жене и маме, что-то им рассказывал. Уже довольно далеко от Москвы меня тормознули менты. Вызвали такси, водитель сел за руль, и мы поехали дальше. Мы ехали в тот отель, где у меня была бронь, но по какой-то причине развернулись раньше. Я отпустил таксиста и поехал сам. Остановился в кафе, поел и о чем-то долго разговаривал с хозяином. Как и почему я заселился именно в этот отель, я не помнил.

Я оплатил номер еще на сутки и вышел на улицу проверить машину. Всё было в порядке. Под пассажирским сиденьем я нашел права и документы. Судя по всему, именно их тот парень искал ночью. Очевидно, что это снова был он – тот, который наводил порядок. В прошлый раз я видел его на видео, но не помнил его изнутри. В этот раз я осознал себя в нем в момент переключения. Я понял, почему он всё время что-то перекладывал. Это был очень беспокойный парень. Мне стало его жаль. Но я по-прежнему очень хотел умереть.