142 страуса

Абигейл подошла к Джо Джареду и клюнула его в большую серебряную пряжку ремня. Сосед усмехнулся и огромной лапищей отпихнул птицу.

— Извините. — Я влезла между ним и страусом, стараясь оттеснить Абигейл в ближайшую выгородку, но та отбежала подальше, скребя когтями по цементному полу. Я суетливо последовала за ней.

— Да ничего страшного, — с ухмылкой ответил Джо Джаред.

Мне вовсе не понравилось его веселье. Бороться с птицами тяжело. Он знал это, и к тому же был на добрых полсотни килограммов тяжелее меня, имел почти двухметровый рост и соответствующий размах рук. Может, он никогда в жизни и не бегал за птицами. Пришлось мне компенсировать свои маленькие размеры проворством.

Я схватила Абигейл за клюв и низко опустила ее голову, увлекая страусиху к выгородке. Заперев засов и отряхнув руки, я вернулась к верстаку, где со снисходительным терпением ждал меня Джо Джаред.

— Так вот, как я говорил… — он снова усмехнулся и поправил ремень, — стая по рыночной стоимости, плюс справедливая цена за землю…

Дождь с грохотом забарабанил по крыше, заглушая даже громоподобный голос Джо.

Я представила, как с крыши амбара стеной стекает вода, переполняющая ливнеотводные желоба, сверкает в тусклом свете и разглаживает песок. Вся пустыня превращается в один огромный бассейн, и хотя на ранчо вода будет собираться в углублениях, большая часть потопа придется на низину, находящуюся к востоку от нас.

Я рисовала в воображении дорожку, которую ливень проложит на дне речного русла, остающегося сухим триста шестьдесят три дня в году. Назавтра на его месте появится озеро, а послезавтра все снова пересохнет, дождевая вода впитается в измученную жаждой землю и пополнит подземное водохранилище, снабжающее наш городок скромными запасами питьевой воды.

А в Монтане будут часто идти дожди. И снег. Хотя я вычислила, что к зиме получу новое назначение куда-нибудь в другое место. В работе лесного пожарного меня привлекало в том числе и это обстоятельство: командировки туда, где я нужна. Зарплата небольшая, но за аренду квартиры платить не придется, а в банке на моем счету будут лежать деньги от продажи ранчо.

Эта мысль вернула меня в амбар, где Джо Джаред постукивал ручкой по разложенным перед ним на верстаке бумагам и ставил на полях крошечные галочки. Когда речь зашла о стоимости сделки, оказалось, что он норовит занизить цену, предлагая достойную сумму за землю и амбар, но ни цента за дом.

— Там четыре спальни, — возразила я.

— Мне это не нужно. — Джо вздохнул, неохотно объясняя свою позицию. — Послушай, у тебя два варианта: либо ты тратишь целый год, чтобы переправить птиц на бойню, наладить связи с покупателями и разобраться с дебетовской задолженностью, а параллельно пытаешься продать дом, принимая на себя все расходы, которые сопровождают закрытие подобного бизнеса; либо соглашаешься на мое предложение и забываешь о хлопотах.

У меня не было времени распродавать ранчо по частям: через пять недель меня ждали в Монтане.

— Ладно, — сказала я.

Он добавил стоимость земли к остальной сумме и написал итоговые цифры внизу страницы. В целом после совершения сделки у меня на руках оказалось бы почти сто пятьдесят тысяч долларов — огромные деньги, хотя я старалась не зацикливаться на этом. Я собиралась положить их на сберегательный счет и однажды купить свой дом.

— Оставь это у себя, — сказал Джо, вкладывая страницы с заметками в конверт и передавая его мне. — Ради должного порядка я пришлю своего человека сделать опись амбара и остальной инфраструктуры, — продолжил он, рассматривая трещину в крыше. — Проведем официальную инспекцию. Как насчет вторника?

— Хорошо. Чем раньше, тем лучше. В конце месяца я уезжаю, — сообщила я, довольная, что мы договорились о цене прежде, чем он узнал, что я тороплюсь. — К тому времени нужно закончить сделку.

— Не вижу причин для промедления. — Джо наклонил голову, чтобы поймать мой взгляд. Я старательно избегала встречаться с ним глазами — не хотелось обсуждать с этим человеком свои планы, тем паче что ему все равно не было до них дела. Не стоило притворяться, будто все иначе. Мы с ним партнеры по бизнесу, не более того.

Когда Джо Джаред открывал дверь амбара, я взяла пса за ошейник. На улице бушевала буря, и бодрящий прохладный воздух ворвался внутрь, чистый запах определенно говорил об отсутствии пыли. Со стороны дома раздавалось тоненькое хихиканье, и я увидела сквозь стену дождя своих двоюродных сестер, которые, качая бедрами и кружась, танцевали на подъездной дорожке.

Джо Даред поколебался.

— И я попрошу тебя к приезду инспектора запустить инкубатор и сложить туда яйца, — сказал он. — Иначе они мне ни к чему.

— Конечно, — невозмутимо ответила я.

Джо ведь не знал, что утром я нашла только одно яйцо. Чистая случайность, убеждала я сама себя. Наверно, это произошло из-за перемены давления перед грозой, а может, птиц испугали доброхоты, которые то и дело приносили судки с пастой. Все наладится и будет по-прежнему. Нет повода беспокоить Джо Джареда и подвергать опасности сделку.

— Ты идешь туда? — Он указал на дом.

Через окна, уютно освещенные на фоне темного неба, я увидела собравшуюся там небольшую толпу людей.

— Мне нужно здесь кое-что сделать.

— Ага, — произнес Джо, низко натягивая шляпу. — Я и сам терпеть не могу похороны. Еще раз прими мои соболезнования. Твоя бабушка была хорошей женщиной. — И с этими словами он вынырнул на улицу под хлещущий дождь и направился к огромному пикапу; капли отскакивали от полей его шляпы. Проезжая мимо прыгающих по лужам девочек, он игриво посигналил им и скрылся за стеной дождя.

Я посмотрела на фотографию бабушки Хелен. Она была частью задуманного тетей Кристиной сценария поминок, но я сомневалась, стоит ли заносить портрет в дом. Бабушка ненавидела толпу.

В такой ситуации она бы под любым предлогом осталась здесь, в амбаре, со мной и собакой.

Хенли, звеня жетонами, пошел за мной к верстаку. Там я нашла гвоздь и забила его молотком в стену, оставив торчать шляпку, чтобы повесить снимок. Здесь бабушка будет в безопасности. Мы с собакой стояли бок о бок, разглядывая изображение женщины, сыгравшей такую большую роль в наших жизнях.

Пес заскулил и бросил на меня обвиняющий взгляд.

— Не смотри на меня так, — сказала я. — Я не виновата в том, что случилось. — И указала на портрет бабушки. — Она сама приняла решение.

При мысли о том, что бабушка оставила меня одну на ранчо, в моей душе поднялось негодование, за которым сразу последовало чувство вины. Доказательств, что она покончила с собой, у меня не было. Насколько я знала, произошел несчастный случай. Впервые после аварии меня стали грызть сомнения. Если она умышленно вывернула на встречную полосу в последней отчаянной попытке вынудить внучку остаться, то продажа ранчо была простым способом выиграть спор, а в противном случае — ужасным предательством.

Сквозь шум дождя я услышала из загона, где была заперта Абигейл, низкие недовольные звуки, напоминающие карканье. Птица подняла голову к потолку — ее лишили редкого удовольствия вымокнуть под ливнем.

Больше всего на свете она любила, когда бабушка Хелен окатывала ее водой из шланга: Абигейл носилась вокруг, уворачиваясь от струи и пытаясь схватить ее клювом. В пустыне люди тщательно берегут воду, но иногда бабушка все же баловала птицу. А во время дождя можно было подольше насладиться живительной влагой. К завтрашнему дню гроза угомонится, и осадков потом не будет несколько месяцев.

— Я не могу тебя выпустить, — сказала я, представив, как отреагируют набожные друзья тети Кристины, обнаружив в своей машине любопытную, мокрую насквозь птицу. — Извини.

Абигейл раздраженно опустила на меня взгляд. Маленькое перышко на голове торчало, как вопросительный знак.

На самом деле у страусов нет средства для выражения настроения — ни пасти, которую можно оскалить в гневе, ни ушей, которые другие животные прижимают к голове от страха или недовольства. Эти птицы передают эмоции позой и движениями. Дружественное любопытство проявляется в ритмичном мотании головой вверх-вниз, а еще лучше — втихаря подкрасться к ничего не подозревающему человеку и стащить что-нибудь у него из кармана. Не заметить агрессию трудно: страус, готовый напасть, вытягивает крылья вперед, внезапно вдвое увеличиваясь в размерах, и оглашает всю округу низким кликом.

Я схватила Абигейл за клюв и мягко потянула к себе — я много раз видела, как бабушка таким образом приглашала птицу поиграть, та отвечала ей, отводя голову и пытаясь клюнуть хозяйку в руку, и они устраивали шутливую борьбу. Но мое приглашение хромоножка не приняла и просто уставилась на меня.

— Ну и ладно, — пробормотала я. Нечего время зря тратить. Нужно было узнать, не появились ли яйца. — Давай проведаем остальных, — сказала я собаке.

В углу амбара я нашла редко используемый плащ, который мы, однако, держали под рукой, и накинула его поверх черного платья, засунув для верности конверт из коричневой бумаги в карман. Мысль о том, что можно выйти под ливень и не промокнуть, доставляла странное удовольствие.

Капли зарядившего надолго дождя с глухим звуком падали на капюшон. Мои сапоги с каждым шагом поднимали фонтан брызг. Пес бежал за мной следом до входа в загон, затем свернул и принялся изучать ближайший куст полыни. На территорию загона он предусмотрительно не заходил. Обычно птицы настроены добродушно, но все же это сильные и глупые существа. Случайный пинок от испуганного страуса может убить взрослого мужчину, не говоря уже о собаке, и у Хенли хватало соображения не путаться у них под ногами.

Бабушка Хелен пустила меня в загон только через четыре года жизни на ранчо. К тому времени я уже была семнадцатилетней девушкой и могла в случае чего защитить себя, но я так и не обрела полной свободы в соседстве с птицами — всегда вздрагивала, когда страусы клевались, и уворачивалась с их пути.

Хотя для обеда было еще рано, я дала птицам зерно. Когда они собрались у кормушки, я протолкалась мимо них, чтобы проверить гнезда, но увидела, что с утра ничего не изменилось — пустые ямы на песке потемнели от дождя. Я растерянно посмотрела на кормящихся страусов. Непонятно. Больными они не выглядели: если не считать прилипших к щекам мокрых перьев, птицы олицетворяли собой завидное здоровье.

Одна из самок по пути к кормушке клюнула желтый винил моего плаща, сверкающего под дождем. Широкий клюв, слегка загибающийся в углах, придавал ей недовольный вид, что подчеркивалось обвисшими мокрыми перьями. Я потянула ее за клюв вниз, чтобы внимательно рассмотреть, нет ли у нее признаков респираторных заболеваний. Ноздри были чистыми, а вокруг глаз не было и намека на припухлость. Страусиха моргнула.

— Что за черт? — пробормотала я, отпуская ее.

Птица ленивой поступью обогнула меня и протолкалась сквозь стаю соплеменников к еде.

Сто сорок два страуса — и ни единого яйца. Очень странно. Те же самые особи регулярно клали яйца на протяжении многих лет. С точки зрения биологии они должны были продолжать в том же духе еще лет тридцать.