Муридова Смерть

— Насколько ты можешь судить? — с гневом она перебросила взгляд на него.

— Успокойся, — повернулся человек. — Я понимаю твою печаль и боль. Но видишь те установки? — он пальцем указал на те самые муридские корабли, что распространяли спору и медленно замораживали родину Кодасты. — Храм можно восстановить после бомб. Но в случае нашего поражения он будет погребён под слоями снега. Никто его уже не восстановит.

У Кодасты сжалось сердце, и она отвернулась. Она не хотела верить в это. Но знала, что он прав. От этого становилось ещё хуже. Мысли опять превратились в кашу. Она прошептала молитву за спасение хатраков и себя. Но что-то внутри тянуло её в другую сторону: она чувствовала… Радость?

Но это чувство как всплыло, так и уплыло. Кодаста пыталась его вытащить из глубин сознания, но ничего не вышло. Будто не с ней это произошло. Закопавшись в мысли, она не заметила, как стукнулась головой о пушку боевой машины.

— Осторожнее, — с успокаивающей добротой прошептал Цавар.

— Раз уж такое произошло, то давайте проверим её, — подсказал им Модесто, забравшись на технику, и помог воктонцу. — Проверь, может там что-то найдём.

Кодаста провела правыми руками по корпусу: он отдавал неприятной теплотой. Из люка доносилось шарканье и скрежетание. Модесто вздохнул и сел на броню.

— Ты сказал, что видел произошедшее здесь, — обратилась Кодаста к человеку. — Что тут было?

— Я прибыл сюда раньше Цавара, — начал он свой рассказ, смотря куда-то в небо. — В составе националистического соединения, «схаджи», как они это называют. Нас было двести отлично экипированных и обученных бойцов.

— Так, тут не сдох компьютер! — вдруг прервал монолог воктонец. — Попробую что-то из него выбить.

Модесто перевёл взгляд на него, но будто не заинтересовавшись, продолжил.

— Мы брали один из небоскрёбов в этом городе. Где ещё площадь какая-то со статуей хатрака по центру.

— Я поняла, где это. Можешь дальше, — перебила его Кодаста: она с интересом слушала и не хотела отвлекаться на детали.

— Нам повезло, что римляне укрепили только нижние этажи. Небольшая миномётная и ракетная подготовка с дронов, и их оборона ослабла. Прорвать её трудности не составило. Мы убили их всех с минимальными потерями. Это была зачистка, — человек был явно горд за свои ратные подвиги.

Кодаста вглядывалась в горелую дыру в броне, связывая её и этот рассказ в единое целое. Она догадывалась, что подобным образом погибли и националисты.

— Но когда минимальные потери превратились в разгром? — подчёркнуто серьёзно, без насмешки спросила она.

— Нам приказали двигаться дальше: говорили, что вблизи противник отсутствует. Это оказалось не так… — он поник головой. — Он нас встретил в одной из следующих многоэтажек. Мы шли около окон. А затем по нам отработали ракетами. Много кто погиб.

— Как там оказалась римская техника? — уточнила Кодаста.

— Не представляю. Но я точно знаю, что тогда мы уже проиграли. Фронт упал, — горестно объяснил он. — Будто этого было мало, подлетел сазмурид и бросил в нас десант. Это был сокрушительный удар. Отстреляться удалось немногим. Пришлось бежать. Я не знаю, что стало с остальными. Наверное, их уже нет в живых.

— Ты так увидел, что произошло в храме? — она подвела к главной мысли.

— Да. Отойдя от шока, я посмотрел в окно, не помня на каком я этаже, и наблюдал, как этот храм обстреливает артиллерия. Она просто не могла там оказаться. У меня слёзы пошли…

Наконец из люка показался Цавар и показал какую-то флешку. На вопросительные взгляды он ответил:

— Этот ключ позволяет связываться и общаться со своим подразделением и с внешним миром. Я считаю, что с его помощью можно поговорить с флотом на орбите.

— Даже отсюда? — то ли с радостью, то ли с горечью воскликнула Кодаста.

— Нет. Во-первых, тут модуль связи сгорел. Во-вторых, даже если и работал бы, то мощности у него мало.

— И что же будет подходить по мощности? — присоединился Модесто.

— У нас в обычных соединениях есть локальный штаб связи, есть региональный, а есть глобальный. Локальный, скорее всего, испепелён. А вот региональный и есть наш упавший крейсер. Там точно связь цела.

Он спрыгнул с брони и направился в сторону храма. Модесто остался сидеть, смотря куда-то вдаль пустыми глазами. Пользуясь случаем, Кодаста поинтересовалась:

— А как ты встретил Цавара?

— Позже после этого увидел, как летит транспортёр, который тут же сбили. Недалеко от меня. Я окончательно удостоверился, что настала катастрофа со связью и разведкой. А в обломках нашёл его. Единственного живого.

— Вы где там? — крикнул им воктонец. — Давайте уже!

Пока он шёл к воротам храма, они уже успели его нагнать. Калитка валялась вблизи забора. Кодаста быстро осмотрела и насчитала около двадцати трупов без ног, без рук, разбросанные по частям. Модесто открыл контейнер и обнаружил артиллерийские боеприпасы в полной сохранности.

— Из чего эти ящики сделаны? — удивлённо спросил он у Цавара.

— Из «каруджа» — сплав такой. Есть минус: их нельзя поднять. Только с помощью машины. Удобно, когда поблизости нет укреплённого бункера.

Кодаста смотрела на стены и главную гравюру храма. Стены практически не пострадали от обстрелов. Лишь в одном месте виднелась дыра. Гравюра же сильно повредилась, сохранив лишь часть былой красоты. Но хатраку не составило трудности восстановить её по памяти: на ней был изображён святой Деркат Налвин, от которого осталось только лицо. В углу показан один из монархов той эпохи: Мреф.

— Мне жаль, что страдает твоя религия, — сочувственно проговорил Модесто, подойдя к Кодасте.

Её внезапно пробрала дрожь. Она осознала, что пока жива, то религия будет существовать. И она исполнит то, что нужно. В мыслях вновь появились картины, которые она увидит в храме. На языке почувствовался привкус крови, а затем её рот пронзила боль: Кодаста его прикусила — но затем быстро стихла.

— Люди религию не трогали, — пробормотала она.

— А? — не расслышал Модесто.

— Нам следует быстрее зайти внутрь, — указала она верхней левой рукой на вход в храм.

Перейдя порог, они вошли во тьму. Только дыры в крыше позволяли уличному свету разгонять её. Она окутывала упавшую люстру, скрывала трещины в скамейках и столах, охраняла покой религиозных картин. Но против зрения Кодасты была бессильна: та подобрала одну из самых маленьких картин и осмотрела.

— Её не должно быть здесь, — осознала она. — По канону, она должна находиться в пристройке на заднем дворе.

— Может, принёс кто? Посчитал, что здесь ей будет безопаснее, — предположил Цавар.

— Нет! — прокричала Кодаста. — Это нашлёт беду, как сказано в уставе этого храма. Святой Деркат говорил, что всё должно быть на местах, иначе постигнет нас наказание его, — затем она успокоилась и взяла картину в правую нижнюю руку.

— Я вас никогда не пойму, — махнул рукой воктонец и прошёл чуть далее.

Модесто только хотел что-то добавить, как внезапно на улице вновь раздался муридский стон, и тот же изрисованный сазмурид пролетел над храмом. Кодаста видела его брюхо через дыру в крыше: там были какие-то надписи, но она ничего не разобрала. Ей показалось, будто там написаны угрозы. Она моргнула и помотала головой, пытаясь выкинуть из неё эти неразборчивые слова.

— Думаю, нам лучше укрыться внутри, — предложил Цавар.

Кодаста сжала дробовик и последовала за ним. На стенах висели картины, изображающие последователей Дерката, некоторые из них держали книгу о нём. Некоторые столы в помещении уцелели, и на них солдаты положили артиллерийские боеприпасы и мины.

— Для чего это помещение? — поинтересовался Модесто, глядя на хатрака.

— Это «фсам», на немецкий можно перевести как «ночлег». Приют для всех страждущих. Здесь их могут умыть, накормить. Здесь они могут помолиться вместе с остальными.

— А разве это безопасно? — спросил Цавар. — Ведь у них могут быть болезни. Да и в принципе… Молиться, когда кто-то ест…

— У храмов есть устав, — поспешила Кодаста его успокоить. — Там весь распорядок принятия ночлежников и правила обращения с ними.

На этом диалог и закончился. Одна из картин рядом с ними внезапно упала и разбилась. Кодаста от ужаса отпрыгнула и начала молиться святому о прощении. В её голове вновь зажглось чувство… Теперь она смогла его познать: ненависть. Но к кому? Это чувство стало куда сильнее, чем в прошлые разы. Вместе с ненавистью проснулось чувство долга. Она осознала, в чём он заключается. Ранее неосязаемый его смысл был прямо у неё в руках.

— Тише, всего лишь картина, — попытался её успокоить Цавар своим умиротворяющим голосом.

Только она хотела гавкнуть на него, но не смогла: ненависть ушла. Осталось осознание того, что она что-то неправильное делает. Но это чувство как пришло, так и ушло. В голове наступило глухое молчание.

— Не надо так с религиозными, — предостерёг воктонца Модесто. — Для нас в храмах всё свято.

Тот ничего не ответил и стал осматриваться по сторонам, избегая встреч взглядом со своими напарниками. А тем временем они подходили к арке, ведущей в такой же тёмный зал: по сторонам скамейки, по центру пьедестал со ступенькой, сзади, у стены, трибуна. В пол, между скамеек, по правую от Кодасты сторону впился неразорвавшийся артиллерийский снаряд. Его хвост указывал на вход, ведущий в коридор.

— А тут, я так понимаю, читают проповеди, — начал Модесто. — У нас в католических церквях есть подобное: называется кафедрой. Но что по середине?

— Сюда можно только по определённым дням, чтобы молиться самому святому Деркату, — ответила Кодаста. — Пока «мекраф», верховный священник храма, читает священные стихи про святого Дерката, его помощник даёт прихожанам чашу, наполненную настоем Дерката.

— Настоем? — уточнил Цавар.

— Настой, собираемый из трав этого региона. Святой Деркат напоил им голодных хатраков.

— Можешь рассказать поподробнее об этом святом? — попросил Модесто, пройдя к пьедесталу.

Кодаста заметила, что его внимание что-то привлекло. Он опустился на колени и поддел ручку дверцы, открыв её. Оттуда он достал статую дерева с хатракскими лицами.

— Что это? — удивлённо спросил он.

— Это статуя духа леса. Он был союзником Дерката. В храме она используется во время ритуала, который идёт после испития чаши.

— У вас ещё и духи есть? — с его лица не спадало удивление. — Им нужно молиться?

— Да, есть. К одному святому одни духи дружественны, а к другим они же враждебны, — со спокойствием экскурсионного гида рассказала Кодаста. — Молиться им не надо. Почитать тоже.

— А зачем статуя тогда?

— Во время молитвы святому Деркату мы вспоминаем всех его сподвижников и продолжателей. Дружественные духи в виде статуй, а сподвижники — в виде картин.

Модесто многозначительно промолчал и положил статую на место. Кодаста свободной рукой махнула в сторону коридора. А он оказался величественным, но очень побитым. Везде лежали ящики, где-то валялись трупы, а окна повылетали, но картины с религиозным сюжетом остались практически невредимыми.