Муридова Смерть

— Где-нибудь ещё остались очаги сопротивления, — предположил Цавар. — Их не может не быть. Здесь была крупная группировка наших сил.

— Уверен, они свяжутся с нами, — дополнил Модесто, смотря на мостик искомого воздушного крейсера.

А тот был уже настолько близко, что Кодаста рассмотрела отдельные крупные повреждения корпуса. Ему сильно досталось. Но до него ещё нужно добраться, а пока на их пути стояло несколько высоток. Таких же, как и везде. Или нет? Будто что-то особенное в них было. По шерсти хатрака прокатилась волна мурашек. Было предчувствие, что одна из этих многоэтажек сыграет важную роль в её жизни. Но Кодаста посчитала, что это просто эффект от радости, которую она сейчас испытывала: наконец-таки дошли!

Но внутри разыгралось то самое чувство, которое во всю раскрылось в коридорах с картинами, а затем отступило. Оно смазало радость. Кодаста повернулась в сторону храма, и в голове словно кто-то чужой тихим-тихим шёпотом произнёс: «Грешница…» Она стояла ровно между храмом и высотками. Будто посередине двух противоположных энергий. Сейчас она это очень чётко осознавала. Наказание или спасение? Неподалёку, у небольшого лесного домика, развевался имперский флаг. Безглазый двуглавый орёл будто смотрел прямо на неё, пока она не могла сделать и шагу.

— Почему ты называешь Империю бесами? — вдруг спросила она у Модесто, стоящего у какого-то куста возле дороги, и переспросила громче. — Почему?

— Потому что… — вздохнул человек. — Что для тебя значит слово «священный»?

Кодаста наклонила голову набок, не понимая, к чему он клонит, но решила не гадать и ответила как есть, перечислив смыслы:

— Религиозное, почитаемое, необходимое.

— Правильно! — громким шёпотом объявил Модесто. — Правильно! Религиозное и почитаемое!

Кодаста всё ещё не улавливала нить разговора и просто смотрела на него заинтересованными глазами.

— Была такая империя… Священная Римская Империя. Давно-давно, — он решил начать свой монолог издалека. — Священной её делало то, что императоры проходили венчание на царство у Папы Римского.

— Но в Священной Космической Римской Империи императоры к религии официально не имеют отношения… — вспомнила Кодаста, положив одну из верхних рук на затылок.

— Правильно! — с таким же громким шёпотом Модесто подошёл к ней сначала с улыбкой, но затем резко изменился в лице. — Ответь мне на вопрос: какое право имеет это государство антихриста именовать себя «священным»?

Кодаста надолго замолчала, обдумывая сказанное. Она же никогда о таком не задумывалась. И действительно, какое? Она вновь посмотрела на храм, и его энергия похолодела. А энергия высоток, наоборот, потеплела. Выбор сделать стало куда проще. А то чувство отступило ещё дальше. Загнало себя.

— Никакого права! — закричал на неё Модесто. — Ты поняла это?

— Да… — только и сумела выговорить она и перекинула взгляд на Цавара.

Тот сидел, опершись своим горбом о дерево, и разглядывал разрушенные крыши домов. Заметив, что она с человеком закончили свои религиозные разговоры, посмотрел на неё. И вместо ожидаемой просьбы начать идти дальше, он вдруг заметил:

— А почему она тогда величает себя священной? Кто ей позволяет? Что-то я не слышал о протестах в центре Рима или на других человеческих планетах. Значит никто претензий не имеет, — после этих слов он замолчал, смотря на реакцию Модесто, у которого лицо, как тогда в храме, перекосило от гнева, а затем саркастично добавил. — Кроме вас, вымирающих{?}[Намёк на то, что популярность националистической идеологии в человеческом обществе бесконечно стремится к нулю.].

Человек секунду помолчал, злобно постоял, а после, отойдя от чувств, громко рявкнул всем двигаться дальше. Кодаста смотрела на воктонца и понимала, что он добился своего. Но зачем так жестоко?

Шаг за шагом они поднимались в гору, деревьев становилось всё меньше. Постепенно преодолевались ряды упавших заборов. Такая же тишина. Даже присутствие муридов не ощущалось. Район города встречал их гостеприимно: даже не были закрыты двери в сами здания.

Но вот внутренности не оставляли от гостеприимства и следа. Уже успевшая проникнуть сюда затхлость создавала впечатление, будто скоро произойдёт обвал. Приятная тишина превратилась в мрачное молчание мёртвых помещений. Противоположная часть высотки, что расположилась за двором, была разрушена упавшим крейсером, но никакого входа в него не виднелось.

— Придётся подниматься, — обречённо осознала Кодаста, которой опять выпала участь стать проводником.

Она смотрела вперёд с волнением и страхом. Но под этим страхом опять это чувство, призывающее развернуться. Но его влияние ничтожно. Кодаста вдохнула полной грудью и повела напарников наверх. Столы, стулья, лампы — всё попадало. Всё разбилось. Будто и не было здесь ни единого целого предмета. А многие комнаты оказались полностью пусты. Холод неизвестности шёл от крейсера и бил прямо хатраку в лицо.

Ступенька за ступенькой: побитой, страдающей. Каждый шаг давался вымученно. Кодасте стало внезапно больно за сами дома и за их жителей. Они же ни в чём не виноваты… Эта мысль заставила её остановиться настолько резко, что Модесто врезался ей в спину. Она осознала, что то самое чувство отсутствует. Ей стало очень непривычно. Будто кто-то выдрал часть её души.

На обгоревшие обои и осевшую пыль в полумраке тёмной улицы она посмотрела совсем иначе. Не было позывов к справедливости, не было ненависти ни к кому. Только сострадание.

— Ну чего остановились? — спросил Модесто у неё. — Заблудилась?

— Нет, прошу прощения, — быстро пролепетала она и неуверенно пошла дальше.

Краем глаза Кодаста заметила, как к человеку подошёл Цавар и что-то прошептал, и после догнал её, и шёл нога в ногу.

— Что-то случилось? — поинтересовался он у неё, явно заподозрив неладное. — Ты изменилась.

— Просто рада, что мы дошли до крейсера, — как-то отстранённо ответила Кодаста, не спешившая, однако, дистанцироваться от собеседника.

Воктонец наверняка понял, что она не против разговора по душам. Ей действительно нужно разобраться в себе. Они вошли в какой-то большой зал, и она заметила, как Модесто следовал за ними, сильно отставая.

— Я знаю, что между тобой и Модесто сложилось некое недопонимание, — начал Цавар. — И я хочу вам помочь. Не хочется, что бы вы друг друга убили.

— А можем? — удивлённо переспросила Кодаста, никогда о таком варианте не думавшая.

— Мы выживаем вместе, а трещина между вами серьёзна, — в его голосе не было и доли каких-то переживаний. — И я хочу её закрыть. Что тебя тревожит?

Кодаста остановилась, раздумывая. Спросил бы он это раньше, она с лёгкостью бы ответила. А так, когда в мозгу только мысль о крейсере, о чём-то другом думать сложно. А то поджигающее душу чувство до сих пор себя не проявляло. Она просто стояла и не понимала, что говорить. А Цавар смотрел на неё в ожидании чего-то.

— Кажется, ничего не тревожит. Такое спокойствие, — прервала Кодаста эту неуютную тишину и смотрела на реакцию.

Тот опустил голову, размышляя над этим ответом. Кодасте показалось, что он ей не поверил. Воспользовавшись этим, она ушла к окнам, выходящим в двор-колодец: разрушения оказались куда масштабнее, чем можно было предположить. Крейсер разрушил многие этажи, а его крупная часть лежала внутри двора. Из некогда цветущего тот превратился в бледное напоминание о самом себе: деревья повалены, дорожки уничтожены, скамейки завалены обломками стен.

Но её зоркий глаз зацепился за один этаж… Она точно там увидела мостик, ведущий прямо на корабль! Об этом она в эту же секунду рассказала напарникам, и они разделили её радость. Но только Кодасте показалось, что воктонец от неё отстал, он тут же нагнал её и спросил:

— А если конкретнее? Мне кажется, есть что обсудить. Что за эмоции были в храме?

Вот тут Кодасте точно было что сказать, но она вдруг обнаружила, что ничего не помнит. Всё смешалось в неразборчивую кашу. И она снова промолчала, а шаги воктонца стали громче. Он тяжело переступал через ошмётки стен. Он уже начинал злиться, чего Кодаста никогда ранее не видела.

— Честно, не помню, будто было несколько лет назад, — вдруг сказала она, решив не разжигать конфликта.

— Понятно, — загадочно отреагировал воктонец, чьи шаги стали гораздо тише.

Кодаста так и не поняла, почему его устроил этот ответ. Пока она думала, Модесто что-то обнаружил и подозвал её и Цавара. Распахнув приоткрытую дверь, они обнаружили ручные противотанковые ракетные установки. Человек взял одну из них.

— Римские? — поинтересовался Цавар.

— Ага, одни из лучших. Но они тяжёлые.

Кодаста посмотрела на обоих и спросила, зачем они им нужны. Модесто был вынужден признать, что они бесполезны, и тащить их никто не захотел бы.

— Но кажется мне, что они пригодятся, — напоследок сказал человек. — Всё-таки мы в тылу противника.

После этого было решено идти по двору и искать уцелевшие ходы в противоположную часть. А в это время Цавар продолжал добиваться ответов от Кодасты. Ей было неясно, почему он лезет только к ней. Модесто его будто не волновал. Она отвечала то ли честно, то ли уклончиво: сама до конца не понимала. Человек в это время держался в стороне.

— Мне кажется, ты предвзято относишься к своим, — тихо произнёс Цавар без капли обвинения. — В чём ты их винишь?

— Ни в чём я их не виню, — ответила Кодаста, ища в себе то чувство, но не находила: значит, её слова были правдой… сейчас.

После этого ответа она проигнорировала дальнейшие попытки воктонца с ней поговорить и вошла в разрушенное крейсером здание. За спиной только слышала перешёптывание этих двоих. Она не была зла на них: просто пребывала в недоумении. Казалось, что Цавар не пытался всем троим помочь, а копал братскую могилу. «Может, не зря в «примирители» не взяли?» — задала Кодаста вопрос самой себе, пообещав уточнить это у него лично.

Дорога наверх была тяжёлой: многие лестницы обвалились, коридоры раздроблены обломками корабля. Путь в обход занимал в стократ больше времени. Они блуждали по мёртвому зданию, где ничего не осталось от прежней жизни. Всё это отдавалось болью у Кодасты, которая не желала своим такой судьбы. Но была решимости дойти до конца и спасти их.

И наконец, преодолев последнюю ступень, они оказались на нужном этаже. Металлический мост в здание казался таким неустойчивым. Троица просто стояла у обрыва и смотрела в дыру корпуса, приглашавшую их внутрь. Привилегия первым ступить на борт досталась Цавару на правах соотечественника крейсера.

— Добро пожаловать домой, — поздравил его Модесто, похлопав по плечу.

— Частичку дома, — пошутил тот, благодушно приняв поздравление.

Их встретил зелёный свет, который иногда сменяется красным. Ближайшая большая дверь была заблокирована системой безопасности. Значит, корабль не полностью убитый: им повезло, чему они были несказанно рады. Но был и недостаток: путь придётся прокладывать иначе. И он будет куда менее комфортным. Это понимали все.