Отчуждение

Глава 9

Просыпаюсь от ощущения чьего-то присутствия в комнате. Его взгляд острым ножом разрывает мягкие путы сна и бесцеремонно врывается в сознание. Мгновенно взмокнув от страха, порывисто озираюсь в темноте, ожидая вновь услышать Его тяжелое дыхание. Но не слышу ни единого звука. Воспоминания о том, что Его больше нет со мной и вообще нет больше нигде, проталкиваются наверх с большим трудом. Но и они не приносят облегчения. Ощущение посторонних взглядов, пронзающих меня насквозь, лишь усиливается. Безмолвные черные фигуры окружают меня, приближаются, давя меня склизким жгучим презрением. Они повсюду, они не говорят и не дышат, не издают ни единого звука, но отчетливо подбираются ближе, забирая во все сильнее давящее кольцо.

Пальцы вцепляются в одеяло, и оно неожиданно становится моим якорем в бушующих водах безумия. Оно напоминает мне, что я все еще дома, в своей постели, а не внезапно провалилась в ад, из которого мне никогда и выхода-то не найти.

— Микки! — пытаюсь позвать я, но сквозь губы прорывается лишь жалкий стон. Тем не менее, не проходит и секунды, как я слышу глухой удар в дверь, и тяжелое теплое тельце стремглав пересекает комнату и бросается мне в руки.

Мой герой прогоняет призраков, они бегут от него без оглядки. Он ложится рядом, приткнувшись боком ко мне, но голову не кладет и еще долго продолжает сверлить взглядом темноту.

Под такой охраной через какое-то время мне снова удается заснуть, но Микки пробирается и в мой сон тоже. Только здесь он очень большой, величиной с тигра должно быть, но такой же родной и теплый. Вместе мы бредем по холодному ночному лесу. Деревья плотно обступают нас со всех сторон. В лунном свете видна каждая веточка, но ни на одной из них нет листьев. На земле их тоже нет, как нет и травы. Под ногами лишь холодная голая земля. Микки настороженно всматривается вперед, принюхивается и время от времени замирает на месте, поводя чуткими ушами. Наконец, вдалеке замечаем мерцающий огонек, при нашем приближении он разделяется на множество огней, и вскоре мы выходим на обширную, украшенную фонариками площадку.

По площадке бесцельно бродят люди, звучит какая-то музыка, сияют вездесущие автоматы с едой, напитками и сувениркой. И поначалу все спокойно, хожу между этих занятых собою людей, и никто не обращает внимания на моего тигра.

Первым Его замечает Микки. На Нем светлое бежевое пальто и шапка. Он стоит ко мне спиной, но как только я делаю движение в его сторону, Он начинает удаляться.

Мне необходимо увидеть Его лицо! Необходимо, чтобы Он обрел хоть какое-нибудь лицо! Я уверена, что только это сможет разрушить Его власть надо мной. Бегу за ним, то и дело натыкаясь на кого-нибудь в толпе, которая становится все плотнее. Я словно плыву против потока, а его насмешливая бежевая спина маячит где-то впереди, медленно, очень медленно, становясь все ближе.

Я уже всего в паре шагов от Него, почти могу коснуться Его плеча, но в это мгновение толпа смыкается вокруг меня, и я теряю Его.

Приходится бросить все силы на то, чтобы удержаться на ногах. Поток людей несет меня куда-то в сторону. И ни у кого из этих людей нет лица, только сгустки тьмы с ничего не выражающими сияющими желтыми глазами. Сгустки тьмы в одежде людей плывут вперед, и от них пахнет сырой землей.

Поток разбивается о большую прозрачную трубу, которая, оказывается, проходит через все площадку. Стенки трубы сотканы из очень тонких блестящих ниточек, руки так и тянутся к ним, легко прорывая тончайшую липкую ткань.

При мысли, что эта ткань поразительно напоминает паутину, толпа теней взрывается торжественным стоном. Под приветственный гул, вперед по трубе, проворно перебирая огромными лапами, несет свое массивное тело невероятных размеров паучиха. Ткань рвется и обрывки паутины, слипаясь вместе, тянутся следом за ней. Зрелище и отвратительно, и завораживает одновременно, но толпа отталкивает меня прочь, и мне не удается протиснуться обратно. Впрочем, паучихе до меня нет никакого дела. Она вылезает из трубы и вваливается в ликующую толпу. Огромные лапы перехватывают людей поперек туловища и подтягивают к огромному рту, огромные жвалы впиваются в плоть, но радостные крики не смолкают, никто не бежит и не пытается спастись.

Не в силах и дальше выносить это зрелище, иду прочь вдоль блестящей трубы. Стенки порваны во многих местах, и куски слипшейся ткани развиваются на ветру.

Труба уходит далеко в лес, площадка с фонарями остается позади и снова становится довольно темно. Только нити слегка поблескивают. Сквозь них я вижу передвигающихся внутри трубы пауков. Они намного меньше отвратительной паучихи, но и их размеры впечатляют. Они с легкостью могли сожрать бы любого, но мне везет…

Одна из паучих замедляет ход и с трудом выбирается из трубы через одну из дыр, оставленных лапами ее матери. Она кажется истощенной и слабой. Похоже, забег по трубе дался ей тяжелее, чем остальным.

Она отходит в сторону в темноту, чтобы остальные не видели как она, тяжело дыша, опускается на землю, приникает к бутылке с водой. Судорожный глоток, еще вдох — он будет последним. Гадкое тело дергается и хрипит, но вскоре затихает. Кончено. По крайней мере, эта одна паучиха больше никого мучить не будет, не из кого больше не высосет всех жизненных соков. Осталось только положить ее как нужно. Передо мной лишь пустая оболочка, которая никогда не была живым существом. Она не боролась за свою жизнь, не умерла, просто перестала быть опасной. И выглядеть должна именно так, чтобы не вводить никого в заблуждение.

Вот только что-то здесь не так. Если присмотреться, то явно чего-то не хватает. Где же длинные клочья паутины, навивающиеся на каждую паучиху? Без них свершившееся не имеет значения.

В маленьком черном рюкзачке, который тащила с собой паучиха, тоже нет необходимого. Зато есть нож. Он недостаточно большой и недостаточно острый. Вскрыть им твердую оболочку паучихи никак не выходит. Добраться бы до ее черного паучьего сердца! Но нет. От ударов из нее брызжет зловонная тьма! Снова и снова, и хочется думать, каждый удар ослабляет их всех…

Холод пробирает до самого нутра. Вокруг сгустилась чернильная тьма, и я не могу понять, где нахожусь. Да и кто это Я, собственно? Только что на месте меня был кто-то чуждо другой, без единого проблеска меня нынешней. Какое-то время меня просто не было, не было ни в одной точке пространства, и я вернулась не по собственному желанию. Мое хрупкое Я разлетелось вдребезги и перестало существовать, а теперь собралось обратно, но на долго ли? Что оно такое, раз так запросто может исчезнуть?

Когда мое Я находилось в полной власти другого человека, оно стремилось выбраться из вполне конкретного места, над которым простиралась его власть. Теперь же мое Я потерялось и, хоть и не находится ни в чьей власти, оно не находится и в своей. И все также стремится выбраться, хотя выбираться неоткуда. А как же выбраться из ниоткуда?

Наверно это инстинкт — бежать, двигаться, и он приводит меня в какую-то яму, из которой я с трудом выбираюсь наверх, проваливаюсь через какие-то мохнатые кусты и вываливаюсь наконец на ярко освещенную аллею парка. Бьющий по глазам свет, наконец, окончательно возвращает меня в реальность, и я понимаю, что все вокруг меня больше не сон. Я проснулась, но почему-то не в собственной кровати, а на улице, и к счастью не в пижаме, а в своих обычных джинсах и толстовке. Оглядываюсь, не понимая, как же так произошло-то со мной.

Тысячи разноцветных фонариков гирляндами развешаны вокруг и окрашивают собравшуюся под ними толпу людей то в синий цвет, то в красный, то в зеленый. Играет музыка, которою я до сих пор, увлеченная собственными кошмарами, упорно не замечала. Трещат автоматы с закусками, а мусорные баки уже доверху наполнены одноразовой посудой и скомканными салфетками. И все это тошнотворно знакомо, нет только ненасытного монстра посреди груды искалеченных трупов.

Музыка прерывается, и нарочито довольный юношеский голос, начинает расхваливать здоровый образ жизни и конкретно сегодняшний благотворительный марафон, который вот уже почти-почти завершен. В сознании, наконец, всплывает что-то существенное — удается вспомнить брошюрку об этом мероприятии, найденную мной в доме погибшей. Наверное, из-за нее я и пришла сюда сегодня, хоть и напрочь забыла как.

Иду сквозь толпу в конец аллеи. Здесь стоит высокая арка с яркой надписью “Финиш”. От нее вглубь парка ведет тускло освещенная серебристым светом дорожка. По ней как раз добегает последние метры один из участников марафона.

Кто-то хватает меня за плечо, вынуждая остановиться. Оборачиваюсь и вижу Пилдика, у него обескураженный и даже немного помятый вид. Лицо раскраснелось, волосы стоят дыбом, галстук сбился на сторону.

— Эй, вы в порядке?! — спрашивает он, тревожно вглядываясь в мое лицо.

— Да, — киваю я, — не ожидала вас здесь увидеть…

— Но мы приехали вместе!!! — обескуражено восклицает мой шеф.

Вот так! Роюсь в памяти, но там полнейшая пустота. Очень хочется расспросить его о подробностях, но как-то неловко.

— Хотите сказать, что вы не помните, как оказались здесь? Что последнее вы помните? — начинает допытываться Пилдик.

Рассказываю, что вроде бы была дома, в постели, и мне снились кошмары, выражение его лица становится совсем кислым.

— Ну что ж, — вздыхает он, — не думал, что с вами это произойдет так быстро. На самом деле, мне начало казаться, что именно с вами у нас все получится.

— Так быстро произойдет что?

— Ну, — Пилдик смотрит в сторону и морщится, — в конце концов, все начинают немного теряться…ну, вы понимаете, о чем я.

— И что, потом это проходит?

— Не буду вам врать, дальше становится хуже, — выдавливает из себя Пилдик.

У меня начинается тихая паника, и появление Гила с огромным многослойным бутербродом в руке меня уже не удивляет.

— Ну что, отдыхаем, развлекаемся? — интересуется он, кусает бутерброд и запихивает обратно кусочек помидора, попытавшийся дезертировать с другой стороны. Проглотив добычу, невозмутимо сообщает: — Надеюсь, у вас есть что-нибудь стоящее. Сейчас шеф подойдет.

Мелькает мысль, что я в беспамятстве умудрилась как-то собрать здесь всех, чтобы у того, как я схожу с ума, было побольше свидетелей.

— Боюсь, я зря вам позвонил, — Пилдик нервно поправляет галстук.

— Угу, — соглашается Гил и, спешно дожевывая следующий кусок, прячет остатки своей трапезы в пакет. К нам сквозь толпу стремительным шагом подходит Кай Леон собственной персоной. У меня от страха подкашиваются ноги.

— Почему мы здесь? — спрашивает этот страшный человек. Его тяжелый взгляд скользит по Гилу и Пилдику и останавливается на мне.

Брошюра с приглашением на марафон, белые кроссовки со шнуровкой, паучиха в кроссовках на всех восьми ногах и топочущее стадо других странных образов галопом проносятся в моей голове. Мне хочется найти какое-то нормальное объяснение тому, что меня занесло сюда. Чтобы я не ходила во сне целые сутки, следуя за образом мертвого человека, ради забавы одевшего бежевое пальто и шапку. Чтобы хотя бы часть картинок, нарисованных моим подсознанием, хоть частично соответствовало реальности и относилось к убийце, которого мне полагается искать.