Нулевая версия

Соблюдая предосторожность, отряд двинулся к Красным камням. Во главе отряда рядом с командиром шла Таня. Минут через пятнадцать достигли Красных камней. Командир приказал всем залечь и послал Кольку в разведку. Колька вскоре вернулся и, тяжело дыша, доложил:

— Там... на берегу... голоса...

— Какие голоса? Ты толком можешь объяснить?

— Могу, — перевел дыхание Колька. — На том берегу кто-то есть. Громко говорят. Кажется, женщина, да и мужчина, вроде...

Под прикрытием густых прибрежных кустов разведчики стали приближаться к переправе. Временами они останавливались и прислушивались.

— Вечно этому Кольке что-нибудь чудится, — усмехнулся Махмудка. В этот момент Таня молча потянула его за руку и показала на противоположный берег. Метрах в пятидесяти от них, почти рядом с бревном, бегал какой-то парень. Он то приближался к самому краю берега, то, будто чего-то испугавшись, стремительно бежал прочь, суетился, вглядывался в воду, снова начинал метаться из стороны в сторону.

— Чокнутый какой-то, — выразительно покрутив пальцем около виска, шепнула Таня. Махмудка утвердительно кивнул головой, продолжая наблюдать за незнакомцем.

— Вроде, отдыхающий, — наконец проговорил он.

Парень еще раз подскочил к краю берега и вдруг стремительно бросился бежать.

Выждав несколько минут, ребята подошли к бревну. Быстро перебрались на тот берег, осмотрелись. Вокруг никого не было. Теперь можно позвать остальных и переправляться всем отрядом.

— Махмуд, а Махмуд, глянь-ка, чего я нашла. — Таня протянула ему небольшую зеленого цвета дамскую сумочку. — Красивая, правда?

Но Махмуд даже не посмотрел.

— Прекратить разговоры! Маскировку нарушаешь...

Таня обиженно поджала губы.

В расположение отряда Файзи ребята ворвались так неожиданно и стремительно, что им не оказали никакого сопротивления. Это была настоящая победа. * * *

— Итак, вы утверждаете, что эти часы принадлежат вам? — начал Туйчиев допрос Станислава Козецкого.

— Да, это мои часы.

— Где и когда вы их приобрели?

Козецкий был заметно взволнован, похрустывал суставами пальцев и вздрагивал каждый раз, когда раздавался телефонный звонок.

— Приобрел я их совершенно случайно... Разрешите? — Козецкий достал сигареты.

Туйчиев кивнул.

— Возвращался я дней двадцать назад от приятеля, остановил такси. Водитель попался разговорчивый. Когда подъезжали к дому, я спросил, который час. А он в ответ: «Что, друг, на часы не хватает?» — «Хватает, — отвечаю, — только никак хороших не найду, вот такие бы достать, как у тебя». Еще в дороге заметил я у него на руке красивые часы. «Нравятся?» — «Спрашиваешь!» — «Могу продать». Короче, столковались мы с ним за 50 рублей.

— Где у вас украли часы?

— Собственно, я не уверен, что их украли. Возможно, потерял. В тот вечер, извините, я хватил изрядно. Вышел из ресторана, а дальше ничего не помню.

— Личные неурядицы? Бывает, — понимающе улыбнулся Туйчиев.

Стасик обрадовался этому проявлению мужской солидарности и немного успокоился.

— Смогли бы вы узнать водителя, который продал вам часы?

— Смогу, — с готовностью ответил Стасик. — Хотя у него довольно заурядная внешность. Как у вас говорят, он без особых примет.

— Номера машины вы случайно не запомнили?

— Увы, единственное, что могу сообщить вам, — машина серого цвета и, судя по надписи на капоте, принадлежит второму таксомоторному парку.

— Тогда мы попросим помочь нам. Кстати, тогда в ресторане вы были один?

— Как перст.

— И никого из знакомых не видели?

Козецкий насторожился. Он полагал, что допрос уже закончен, но, оказывается, предстоит продолжение... Зачем?

— Я встретил там одну свою знакомую, но она не имеет никакого отношения к пропаже часов.

— Кто она?

— Женщина, — криво усмехнулся Стасик. — Так сказать, главная женщина Козецкого. — Он помолчал немного. — Моя бывшая жена.

— Вы разговаривали с ней?

— Я не понимаю, в какой связи... — удивленно вскинул брови Стасик.

— Прошу вас отвечать, — тихо сказал Туйчиев. — Это важно.

— Мы танцевали, но ни о чем не говорили.

— С кем была ваша бывшая жена в ресторане?

— С каким-то парнем.

— Вы его знаете?

— Никогда раньше не встречал.

— А потом? Потом видели?

— Нет.

Валю он тоже больше не видел. И не хочет видеть. Почему? Да потому, что она жестокая, неблагодарная, разбила ему жизнь...

Стасика прорвало. Долго сдерживаемая горечь хлынула наружу. Да, он любил Валю и продолжает любить, доказательством служат его неоднократные попытки примириться с ней. А она платила ему за все нескрываемым презрением. Да и впрямь — кто он? Студент, который далеко не всегда получает стипендию и с нетерпением ждет субботы, когда папа кинет ему пятерку на кино. Что он мог дать ей, этой гадкой маленькой хищнице, материальные запросы который, в отличие от духовных, не имели предела.

— Простите, я, кажется, отвлекся... — вдруг смутился Стасик.

— Нет, нет, рассказывайте.

— И все-таки, несмотря на то зло, которое она мне причинила, я вернулся бы к ней. Но, по-видимому, уже поздно...

— Поздно? — с нескрываемым интересом переспросил Туйчиев. — Почему?

Стасик рассказал: когда ему стало известно, что Валя уехала в дом отдыха, он, не раздумывая, помчался к ней. Однако в доме отдыха ее не оказалось. При возвращении, на станции, у него случился приступ аппендицита. В районной больнице, куда Стасик сразу же попал, ему сделали операцию. Он провалялся в больнице восемь дней и лишь вчера приехал домой.

— А Валя, — уныло закончил Стасик, — Валя, конечно, обманула Полину Ивановну... Уехала куда-нибудь с тем парнем, из ресторана... * * *

После загадочного исчезновения Вали из дома отдыха жизнь для Полины Ивановны потеряла всякий смысл. Она продолжала выполнять то, что делала раньше, но теперь все шло по инерции. Она уже не плакала, хотя особенно трудно ей бывало по вечерам. Казалось, вот сейчас щелкнет замок, в комнату с шумом войдет Валя и весело произнесет: «Мамуля, привет! Есть хочу, умираю». Но день проходил за днем, никаких известий не было, и каждый прошедший день все дальше и дальше отодвигал теплившуюся надежду.

Несмотря ни на что, Полина Ивановна верила: все разрешится благополучно, Валя отыщется. И вообще вся эта история с исчезновением дочери казалась ей нелепостью. Она верила и ждала, ждала, как могут ждать только матери.

Сегодня на нее нахлынуло какое-то непонятное беспокойство. Чувство это все нарастало, она ловила себя на том, что машинально читает текст, не вникая в его содержание, допускает ошибки, чего с ней раньше не бывало. Наконец она не выдержала и, сославшись на плохое самочувствие, отпросилась.

Войдя в подъезд, она по привычке открыла почтовый ящик и достала газеты. Поднимаясь по лестнице, развернула их и вдруг почувствовала, что теряет сознание.

Среди газет лежало письмо от Вали.

«Доченька, доченька, — шептали ее губы. — Я знала...»

Дрожащими пальцами Полина Ивановна вскрыла конверт, прочитала первую фразу и почувствовала, что ноги стали ватными, в висках застучало. Опустившись прямо на ступеньки, она стала жадно читать письмо. Глаза пробегали строчку за строчкой, но мозг почти не фиксировал содержания, сверлила лишь одна радостная мысль: «Жива, жива!» * * *

Николай поднял руку — серая, с клеточками, «Волга» остановилась. Подбегая к машине, Соснин мысленно отметил про себя: «Номер тот самый — 37-62. Все правильно». Нагнувшись к боковому стеклу, он спросил у водителя:

— До сквера не подбросите?

— Вообще-то на заправку я еду...

— Может, все же довезете? Это недалеко, я тороплюсь...

— Ладно, садитесь, — махнул рукой шофер.

Машина мягко тронулась и стала набирать скорость. «Будем считать, что операция началась», — подумал Николай.

Тогда Туйчиев и Соснин не поверили Козецкому: слишком уж маловероятным показалось его объяснение. Да и как сразу поверить в такое странное алиби — операция аппендицита! Как только Стасика припирали неопровержимыми фактами, он тут же находил оригинальное продолжение, свидетельствующее о его невиновности. Что особенно удивляло и настораживало — это та легкость, с которой он мгновенно подтверждал факты не в свою пользу.

Трудно было проникнуться доверием к Козецкому, но и не верить полностью тоже было нельзя. Окончательное решение могла дать только проверка всех сомнительных показаний.

Прежде всего решили проверить «аппендицитную историю». Козецкий действительно поступил в районную больницу седьмого в 13 часов 35 минут с диагнозом острый аппендицит. В два часа дня он уже был на операционном столе. Операция прошла успешно. Пятнадцатого его выписали.

Скупые строчки истории болезни полностью подтвердили показания Козецкого. Значит, алиби. Почему же отдыхающие утверждали, что видели его именно в день приезда Смолиной, то есть восьмого? А дело, как это не раз бывало у Туйчиева и Соснина, заключалось в том, что все эти люди добросовестно заблуждались. Они искренне хотели помочь следствию, но в их сознании произошло некоторое смещение во времени. Кроме администрации дома отдыха, никто не знал, что Валя приехала не седьмого — в день начала смены, а только на следующий день. В сутолоке первого дня, который не столько день отдыха, сколько устройства, в память врезалось лишь то, что какой-то молодой человек спрашивал Валентину Смолину. Кто такая Смолина — никто, конечно, не знал, но раз ее спрашивают да еще утверждают, что она именно сегодня должна прибыть, значит это первый день смены, день приезда всех отдыхающих.

Теперь оставался таксист. «Надо довольствоваться тем, — шутил Николай, — что во втором таксомоторном парке только тысяча четыреста семьдесят восемь машин, а за каждой закреплено не более двух водителей».

Снова листают друзья личные дела. Всего две тысячи девятьсот пятьдесят шесть дел водителей такси. По теории вероятности искомое дело может оказаться первым или сто пятым, а может... и последним.

Туйчиеву и Соснину усердно помогал Стасик. Собственно, он здесь главное лицо, если только говорил правду.

Наконец нашли. По счету оно было тысяча девятьсот шестнадцатым — личное дело Петра Пряхина, водителя автомашины с государственным номером 37-62.

Нет, утверждал Стасик, он не ошибся. У него вообще хорошая память на лица, только он не всегда может дать их четкое описание. Пряхин именно тот водитель, у которого он купил часы.

— Будем брать? — спрашивает Арслан, устало откидываясь на спинку стула.

— Пожалуй, другого решения быть не может. — Николай улыбается, не в силах скрыть своего удовлетворения итогами поисков. — Только знаешь что? — Соснин встает, в глазах у него Арслан видит знакомую хитринку. Она появляется, когда у Николая возникает какая-нибудь смелая оперативная комбинация. — Взять его мы всегда успеем, считай он у нас в кармане. А вот если Пряхин сам даст улику, например, в виде командирских часов, то это, надеюсь, не вызовет у тебя серьёзных возражений?

— Что ты предлагаешь?

— Повторить действия Козецкого.

— Идея неплохая, — задумчиво произнес Арслан. — Не спугнуть бы только.

— Мы ничего не теряем. Удастся операция — отлично, не получится — сразу возьмем. Тут только небольшая оттяжка во времени. Завтра как раз его смена. Ну как? Решено?