Портрет лива в Старой Риге

Да, в нем все-таки есть… что-то от формирующегося художника.

Б е л л а. Вы сомневались в этом?

А н и т а. Только окружение толкнуло его на мелкотемье.

Б е л л а. За последние две недели, хотели вы сказать — если я правильно поняла?

А н и т а. Простите, но… (Осекается.)

Б е л л а. Да говорите.

А н и т а. Что ж мне вам еще сказать… Вы молчите, но я вижу, он ищет вашей поддержки, излагая свои неустоявшиеся и весьма поверхностные взгляды, — ищет в вас опоры, да, и находит ее! То вы киваете, то предостерегающе поднимаете руку…

Б е л л а. Я?

А н и т а. Более того, как-то вы остановили его на полуслове, чтоб у него не вырвалось то, о чем ему потом, быть может, пришлось бы сожалеть.

Б е л л а. Вы правы.

А н и т а. Но почему вам это удается? Только потому, что вы всегда заранее знаете, что он скажет… Что вы превосходно узнали его — за эти мистические две недели, в которые я, откровенно говоря, не очень-то верю, — и к тому же добились, что сам он, того не сознавая, очутился под вашим влиянием… Но как вы используете свое влияние? И куда вы его направляете? Чем все это кончится?

Б е л л а. Что именно?

А н и т а. Что с ним станет, если он и впредь будет столь же болезненно переживать всякое критическое замечание? Что станет с задатками его дарования, развитие которого еще только впереди?

Б е л л а. Ой! Сейчас вы напоминаете… угадайте кого? Ни за что не угадаете. Учительницу Гриките, мою классную руководительницу. Она тоже, когда сердилась, задавала вопрос за вопросом, а мы ждали, когда она выдохнется, и отвечали только на то, что она успевала сказать в конце, пока снова не соберется с силами. Она тоже была весьма оригинальная дама. Один раз она… (Смеется.)

А н и т а. Вы смеетесь. Конечно. Вы даже не представляете, какая это ответственность — находиться рядом с человеком, который чувствует в себе призвание и ищет путь в искусстве… Да что там. Даже жены наших профессиональных работников искусств — насколько мне приходилось с ними сталкиваться — не отдают себе отчета в этой ответственности. Они, так же как вы…

Б е л л а (перебивает ее). Ну уж извините. Я не жена Цезаря Калныня. И вообще какое вы имеете право… Вы меня просто удивляете.

А н и т а. Все, что он ни сделает, для вас хорошо… Или вы в самом деле не понимаете, что такое отношение усыпляет и притупляет чувство самокритики? Но ведь если кому-то, особенно из начинающих, покажется, что любой его набросок уже шедевр, он погиб. Он перестанет расти. Он… Хорошо, не будем спорить. Что я хотела вам сказать… Да. Совещание… только пусть это останется между нами, договорились?

Белла кивает.

Совещание будет острым, кое-кто из товарищей будет настроен явно агрессивно.

Б е л л а. Они слышали эти песни?

А н и т а. Да что вы…

Б е л л а. Достаточно было вашего…

А н и т а (прерывает ее). Если что-то можно сделать, надо это делать до совещания. Поэтому я и пришла сюда. В нашем распоряжении целая неделя. Вначале мне казалось, что… в песнях, действительно, довольно много шероховатостей, и мне казалось, достаточно сгладить наиболее заметные… Но вот только что засомневалась. А не исчезнет ли самобытная свежесть, которая… Да! Мне сказали, что у товарища Тралмака есть магнитофонные записи! Как вы думаете, нельзя ли…

Б е л л а. Отчего ж нельзя. Они тут рядом, а усилители поставлены в зале и в комнатах — видите этот ящик над дверью?

А н и т а. Я весьма охотно…

Б е л л а. Какую?

А н и т а. Любую.

Б е л л а уходит.

Возвращается, когда начинает звучать вступление на аккордеоне.

Б е л л а. Пожалуйста, слушайте. «Мы танцевали одно лето».

Песню исполняет двойной мужской квартет.

Анита и Белла слушают.

«Танцевали ведь только лето мы,
А потом?
Потом —
У судьбы мы оба просим ответа,
Что ж должно было сбыться потом?
Танцевали ведь только лето мы,
А потом?
Потом —
На деревья гляди или на небо —
Пляска ламп. Пляска звезд. Пляска дней.
Танцевали ведь только лето мы,
А потом?
Потом —
Дни бежали, превращаясь в недели,
Тихо месяцы следом плелись…
Танцевали ведь только лето мы,
А потом?
Потом —
На деревья гляди или на небо —
Пляска ламп. Пляска дней.
И огней…
Так вот всем нам досталось по лету,
А потом?
Потом —
У судьбы каждый просит ответа,
Что ж должно было сбыться потом?»[2]

Примерно на середине песни возвращается Ц е з а р ь. Совсем иным, чем ушел.

Стараясь казаться спокойным и равнодушным, он садится рядом со столиком, где стоит телефон, и, похоже, тоже слушает песню.

Песня кончается.

С минуту царит полная тишина.

Анита смотрит на Беллу.

Белла покачала головой… Может, что случилось?

Начинается новая запись, медленная танцевальная мелодия, исполняемая струнным оркестром. Взгляд Цезаря останавливается на телефоне. Он берет трубку и протягивает руку к диску, однако передумывает. Кладет телефонную трубку на стол. Находит в кармане отвертку. Берет аппарат, снимает с помощью отвертки нижнюю крышку и разглядывает провода, как бы отыскивая повреждение.

Анита снова смотрит на Беллу.

Б е л л а. Юлис!

Ц е з а р ь. Ну?

Б е л л а. Что случилось?

Ц е з а р ь (о телефоне). Вроде бы ничего.

Б е л л а. Ну что ты валяешь дурака?

Ц е з а р ь. Я монтер и отвечаю за то, чтобы был в порядке телефон. Ясно? За другое пусть отвечают те, кому за это деньги платят. Всякие Тралмаки и прочие. (Все это и последующее он произносит безразлично и монотонно.)

А н и т а. Вы хотели, чтоб я дождалась вашего возвращения…

Ц е з а р ь. Правда?

А н и т а. И… обещали рассказать, что они скажут…

Ц е з а р ь. Они?

Молчание.

Б е л л а (робко — начиная догадываться, что случилось, должно быть, нечто непоправимое). Тебе совершенно незачем было серьезно говорить с ними сейчас… когда…

Ц е з а р ь (перебивает ее). Тралмак был трезв.

А н и т а. Какое мнение высказал… товарищ Тралмак?

Ц е з а р ь. Ваше.

А н и т а. Как это понимать?

Ц е з а р ь. Вы с ним беседовали?

А н и т а. Мы даже не знакомы, что вы.

Ц е з а р ь. Я — ничто.

Молчание. Танцевальную мелодию подхватывает гитара.

Б е л л а. Юлис, нельзя ли говорить нормально?

Ц е з а р ь. Он вычеркнул те же самые места.

Б е л л а. Тралмак?

Ц е з а р ь. Гитара — это неплохо. Если умеешь искусно играть. Не так ли?

Все трое слушают музыку.

Раздается резкий телефонный звонок — Цезарь снимает трубку, не отвечая, нажимает на рычаг, дает отбой. Снова звонок, он продолжается какое-то время, затем Цезарь отпускает и вновь нажимает рычаг. Звонок умолкает.

Белла, запри дверь.

Б е л л а. Ну зачем ты…

Снова раздается длинный звонок. Цезарь снова снимает трубку и снова нажимает и отпускает рычаг. Звонки прекращаются.

Ц е з а р ь. Белла! Ты слышала, что я сказал? Скорее!

Б е л л а уходит.

А н и т а. Может быть, они…

Ц е з а р ь. Нет, нет — все в порядке.

А н и т а. Но я…

Ц е з а р ь. Но вы можете радоваться, ведь все получилось по-вашему. Именно так, как вы хотели.

Возвращается Б е л л а.

Заперла?

Белла кивает.

А н и т а. Товарищ Калнынь, я все-таки…

Ц е з а р ь. Опять. Ну как вам не надоест, одно и то же… Послушаем лучше музыку. Белла, где это могло быть записано?

Б е л л а. Что ты меня спрашиваешь?

Ц е з а р ь. Да, верно, чего я пристаю к людям с глупыми вопросами и не знаю какими там еще… предложениями… Ничего этого не нужно, Белла. Посему — мир и аминь.

Б е л л а. Юлис!

Ц е з а р ь. Белла, если б ты только знала, как у меня сейчас легко на сердце. Когда все так счастливо разрешилось.

А н и т а. Что тут в конце концов…

Ц е з а р ь (прерывает ее). Товарищ Сондоре! Позвольте еще раз обратить ваше внимание на музыку. Это же песня без слов… Слушайте.

В дверь громко стучат.

Белла идет открыть.

Ни шагу! Белла!

Белла останавливается.

Теперь уже в дверь стучат кулаками, слышны возгласы…

Когда танцевальная музыка неожиданно обрывается, среди общего шума выделяются голоса:

«Юлис, что с тобой?»

«Будет или не будет?»

«Открой дверь, старик!»

«Выйди к ребятам!»

«Из-за нескольких пустяковых словечек он заваливает концерт!»

«Принципиальный какой нашелся!»

«А что я говорил? Во Дворце культуры ВЭФа он зазнался!»

«Он получил солнечный удар!»

«Юлис, рожа! Надулся!»

«Ребята ему по-дружески говорят, а он надулся как пузырь и убежал!»

«Шляпа!»

«Эй ты, может, ты не один?»

Рев, свист.

«Выходи подобру-поздорову!»

Возобновляется музыка — вступление аккордеона к песне.

А н и т а. Товарищи, вы меня извините, но…

Ц е з а р ь. Ничего, ничего. Надоест. Поорут и уйдут.

Песня, по всей вероятности, записана на концерте, потому что вступление на минуту затихает и голос ведущего программу объявляет название: «На плоту вниз по Гауе»!

Поет двойной квартет. Тот самый, что сейчас воет и дурачится под дверью.

Звучит песня, нетрезвый шум постепенно стихает.

«Пусть они обтесаны неровно,
Пусть корявы малость — не беда!
Главное —
Главное, чтоб не разбила бревна
О пороги пенная вода.
Ничего, что холода бывали,
Ничего, что ешь и пьешь не так.
Главное —
Главное, чтоб песню запевали,
Ту, что человечна и проста.
На земле есть подлецы и люди,
Есть черемуха и — сорняки.
Главное —
Главное, нам к сроку надо будет
Разобраться в берегах реки.
А пока — разлившимся апрелем
В море нам проложены пути.
Главное —
Главное, чтоб мы с тобой сумели
На плоту все мели обойти»[3].

Песне аплодируют.

Б е л л а идет выключить магнитофон.

Аплодисменты утихают, но издали — по-видимому, в тот момент, когда Белла открывает дверь, доносится: «Летят вороны над могилой и каркают: напрасно все…»{14}

Потом вновь, перекрывая все, слышится звук громкоговорителя, аккордеон.

А н и т а. Я все понимаю… Я понимаю, конечно, но… говоря о ваших песнях… разве вы сами считаете, что там нет никаких, ни малейших недостатков?

Ц е з а р ь. Нет, почему же?

Аккордеон умолкает. Угомонились или ушли и члены квартета.

А н и т а (нерешительно). Раз вы столь категорично отвергаете все возражения…

Ц е з а р ь. Почему все. Ваши. Мелкие, лицемерные, необоснованные и…

Возвращается Б е л л а.

Белла, я получил зарплату.

Б е л л а. Я тоже получила, ну и что?

Ц е з а р ь. Поехали в «Баложи»{15}?

Б е л л а. Далеко…

Ц е з а р ь. Вызовем такси. (Протягивает руку к телефону.) Белла, ты не слыхала, но товарищ еще раз хотела напомнить, что деньги нужно нести в сберкассу, а не оставлять в баложском кабаке, и она, разумеется, права… Белла! В самом деле! Накопим денег и поедем в отпуск в Карпаты! Будем жить в палатке… В окне универмага одно время была выставлена такая, знаешь, чудесная палатка, двухместная и… Белла!

Б е л л а (тихо, без упрека). Ты, по всей вероятности, пил вместе с ними…

Ц е з а р ь. Ни капельки. Белла, мы с тобой маленькие людишки, потому должны относиться с почтением к товарищу, которая пришла дать нам свои советы. К товарищу, у которой и мысли не возникает, что она могла бы что-то сделать не так.