По ту сторону тьмы

Глава 1. Падает тот, кто бежит. Тот, кто ползет, не падает

Научитесь никому ничего не рассказывать. Вот тогда всё будет хорошо.

Бернард Шоу

— Ты не... ненормальный, да? — почти беззвучно взмолилась Гермиона и вжалась, стоя, в холодный камень, мало представляя, что может остановить Драко. Когда между ними лишь дюйм. — Послушай... Там же Гарри...

Она безвольно качнула головой в сторону тюремной двери, но Малфой даже не повернулся, наплевав на смотровое окно. Её ладони в немом сомнении скользнули по плечам, и он ненадолго прижался губами к мягким губам, боясь растерять безумство этих мгновений.

Для Драко его чёртова камера что альков, украшенный лишь слабым светом свечи.

Он задирал подол её платья, шепча в полумгле:

— Тебя это не возбуждает?

Голодным зверем он прильнул к её волосам. Вдохнул, как фимиам, аромат и огладил бёдра с такой тоской, что сердце безысходно заныло.

— А должно? — она, бездумно поддавшись, ахнула.

Когда его рука оттянула бельё.

Гермиона покосилась на железный затвор, будто ждала, что раздастся протяжный скрип, но Малфой не отступал:

— Забудь. Твой Поттер не идиот, — наивный, но всё-таки довод. — Он же выбил второе свидание.

Выбил?.. Да Гермиона его практически вынудила! Но выносить разлуку было непросто. Настолько непросто, что уже невозможно. Наверное, Гермиона впитала неровные строчки его записки всей своей влюблённой душой. Впитала — и захотела прочесть это в серых глазах. Прочувствовать губами. Встретиться сердцем.

— С ума сошёл? — обронила она, притягивая к себе его голову и целуя, словно любое «нет» абсолютно бессмысленно.

— Я не знаю, — не удержал он, отвечая на поцелуи обречённо и не таясь.

Драко ласкал её между ног — без слов, ласкал осторожно и остро, заводясь, и старался удержать в памяти её трепет на долгие-долгие ночи.

Ночи... без Гермионы.

Сколько их впереди? Сто?

— Может, подождём? — слепо брякнула она, понимая, что тюрьма не дом для свиданий, а полосатая роба не дорогой фрак.

— Ты этого хочешь? Я — нет, — Драко подхватил её ногу и потянул вверх, не намекая — требуя продолжения.

Он целовал Гермиону, с выдохом убеждая:

— Мне нужен не секс, а твоё тепло — здесь. Мне нужно...

Драко вошёл в неё с тихим воем, не представляя, куда их несёт. В плену Азкабана. Среди тёмных бездушных стен. Когда всё, что отделяет от Поттера, — дверь.

Но именно Гермиона — её живое человеческое тепло, необъяснимое присутствие, её безрассудность и страсть — будто вырывали из серой коробки. Так исчезал страх. Так больше не тяготило подлое одиночество. Так эти стылые камни согревала...

...любовь.

Конечно, Гермиона уйдёт. Захлопнет за собой невзрачную дверь. Потом. Но в воздухе останется её запах, на коже — её касания, а в отупелой башке — воспоминания. В ушах будет шуршать её голос:

— Услышат же, Драко...

— Ну так молчи, — внушал он, ловя губами воздушные стоны.

Внушал и толкался. Толкался и целовал её, теряясь в нескромных движениях. Целовал робко и жадно, обещая себе не сорваться. А ещё — не думать о Поттере, о тюрьме, о семье — только о ней. Ведь его Гермиона совершила нечто немыслимое — но не тем, что оказалась в горьких застенках, она его просто...

...любила.

Она ведь любила его? Спустя столько дней. Драко не знал. Но иначе он не хотел думать. Без этого многое теряло смысл: и её приоткрытые, пахнущие желанием губы; и прекрасно-спутанные локоны; и она сама, полная неповторимой власти.

Власти... над ним.

Драко касался её лица, ловил блеск затуманенных глаз, опять целовал и кайфовал — не телом — сердцем. Никто и никогда не видел, как Гермиона отдаётся... Опять же не телом — сердцем. Отдаётся ему.

Несмотря ни на что.

Он, распалённый от напряжения, спешил за собственным пульсом — тот барабанил в венах, в жилах, в костях. Драко будто разрывался на части, когда снова и снова, снова и снова тепло Гермионы окутывало сознание. Когда она, забываясь, прикусывала его кожу, пряча от посторонних чувственный всхлип.

Драко безотчётно застонал. Полузадушенно зарычал и...

...проснулся.

Гермиона спала рядом, спиной к нему, на мягкой, как пух, подушке: красивая, нетронутая, спокойная. Немного измученная и, во что порой не верилось, счастливая. Спала, не подозревая, что разбудила в нём сейчас и разгорячённого мужчину, и одержимого мальчишку.

Драко коснулся её плеча, приспустил тонкую лямку, поцеловал манящий изгиб, чуть подполз и прижался к Гермионе всем телом, проклиная её благопристойный «наряд», где лишь плетёная тесьма витой змейкой обвивала его воображение.

— Что случилось? — полусонно выдала она, потирая закрытые веки.

— Ты мне снилась, — беспечно признался Драко, наблюдая, как растерянная Гермиона, отгоняя дремоту, поворачивается к нему. — Не голой, но любимой...

Он заскользил рукой по стройным ногам и потянул её за талию на себя, не скрывая саму очевидность:

— Я тебя хочу.

Гермиона взглянула на часы: оба заспались.

— Ой, не дразни, ради бога, — она взобралась на него гибкой наездницей и огладила тёплый жилистый торс, украшенный полоской света на коже. — Ты же знаешь, чем всё кончится.

Склонясь, Гермиона положила ладошку ему на грудь и мельком поцеловала, практически извиняясь. Он чуть оттянул её целомудренный лиф, мечтая избавиться от этой скучной тряпки и насладиться полноценной картиной.

— И чем? — не унимался Драко. — Мы нагло кончим? — он наслаждался её близостью, как и односложными словечками. — Когда мы уже поразвратничаем по-человечески?

— Когда наша спальня станет неприступной, — Гермиона со вздохом прижала его руку, дразня наигранной строгостью. — Что же тебе, развратник, снилось?

Но никак не ожидала таких откровений:

— Тюрьма.

Она вмиг помрачнела. Гермиона встревоженно отвела пряди от его натужного лба:

— Тебе опять снились дементоры? — она суетливо заёрзала, ведь прежние страхи, как бумеранги, способны сбить с ног. — Думаешь, они нас...

— Нет-нет-нет, — огладив точёные скулы, Драко остановил её опасения. — Мне снился тот самый раз... — он улыбнулся, выписывая пальцами лёгкие узоры на её шее. — Когда ты меня совратила.

— Так это была я? — нежась под ласками, недоумевала Гермиона.

И ей не забыть бесценность этих мгновений. Тело будто вспомнило всё и... отозвалось. Очень явно и ярко.

— Но Гарри здесь нет. И соблазнить его подружку уже не так возбуждает, — шутливо уколола она, ощущая под собой не настроенный на уговоры член.

— Меня всё возбуждает, — ухмыльнулся Драко, поддакивая животным порывам. — И давно ты влезла мне в голову?

— Когда дело касается Гарри, ты сама очевидность.

— Не во всём на свете виноват Поттер, — мягко проворчал он. — Тогда, в тюрьме... я не хотел отпускать тебя, — Драко с оглядкой покосился на дверь, — больше никогда.

— Тот раз был особенным, — она смежила веки, избегая прямого взгляда, — и ты знаешь почему...

Он не хотел воскрешать всю боль и тяжесть прошлых ошибок, хотя никто о них не жалел.

— Знаю, — голос Драко наполнился нежностью, и её глаза приоткрылись, а губы поймали сладость любимых губ. — Во сне ты казалась такой... реальной, — смяв её локоны, Драко не находил нужных слов.

— Более реальной, чем теперь?

Прижавшись щекой к его руке, Гермиона поцеловала крепкое запястье и с оттяжкой выпрямилась. Усевшись на нём сплошным искушением, она отвела назад свои сумасбродные волосы.

Драко задрал край её нравственно-плотной сорочки, чтобы отвоевать ещё несколько дюймов наготы, обнажая отсутствие белья и распутные намерения. Обругал её одеяние и потянул Гермиону на себя:

— Будем болтать или чур ты сверху? — он в нетерпении выгнул рассечённую бровь. — И я не против тебя разогреть, — Драко вжался пальцами в покатые бёдра и обвёл языком гладкую кромку своих зубов.

— А сейчас ты что делаешь? — подыгрывала она, поддерживая на талии своё неглиже.

— Искушаю тебя орально, — Драко подоткнул под голову подушку, обещая нескромные ласки: — Иди ко мне. Пока нам не помешали.

Едва поджав нижнюю губу, Гермиона молча протестовала.

— Иди, — не умолкал он, — всё будет, как ты любишь: вкусно и бесстыдно. Покомандуешь мной немножко...

Вместо приятной покорности Гермиона его поцеловала. Опять — мельком, и оттянула вниз его пижамные штаны:

— Умеешь ты завести, — обхватив напряжённый член, она металась между соблазнами. — Я тоже не прочь поразвратничать, но лучше провернуть всё по-быстрому...

— Успеешь, — он уставился на соблазнительный лобок, уже мысленно рисуя на нём влажную полоску. — Пару стонов — и я весь твой! — с полупьяными глазами убеждал он.

Вдруг задвижка на двери щёлкнула, и Гермиона, набросив на них одеяло, едва успела рухнуть на постель рядом с Драко.

Дверь распахнулась, и в комнату влетела белокурая девочка, взобралась на кровать с видом победителя и юркнула беспечным «ужом» в просвет между родителями. Милым слонёнком на стёганом покрывале она протоптала на четвереньках полтора ярда и, щекоча кудряшками, распласталась на Гермионе с долгим:

— Обня-яш-шки...

Ощутив ответное объятие и заветный чмок в темечко, малышка сползла, закопошилась и, присев, лихо, не церемонясь, пристроила голые пятки на маминых бёдрах. Потом качнулась, словно на детской лошадке, и бухнулась невинной головой папе на верхние рёбра.

Тот взвыл и невольно ойкнул:

— Эм...ми... а-у...

Гермиона погладила ножки своенравного чада:

— Доброе утро, солнышко.

— Мама, тавай! — разлетелось по спальне её негромким наказом.

— Что за егоза, драклов хвост! — еле слышно рычал Драко, прикрыв ладонями уши дочери. — Никакой половой жизни. И когда ты запретишь Эмми колдовать в доме? — шутя, попенял он.

— Когда ты перестанешь её поощрять, — негромко отрапортовала Гермиона.

Недовольная кроха замотала головой, избавляясь от папиных рук.

— Мам, тавай! — повторила малышка и заелозила прохладными ступнями по маме.

— Да, мам, тавай! — передразнил дочь Драко, пряча за улыбкой разочарование. — Папе уже ничего не светит.

— Не тебе одному уже ничего не светит, — буркнула Гермиона, выползая из плена детских ножек, и, слезая с кровати, подхватила с тумбы домашний халат. — Драко, Эмми ещё ребёнок, чаще она колдует неосознанно. Но рискни ей запретить, и я не отвечаю за последствия, — ответственно предупредила Гермиона.

— Очередной облом... По-моему, наша Эмми хронически не желает делиться мамой.

На что девочка, будто нарочно, звонко выдала:

— Да!

— Ты что, меня к ней ревнуешь? — польщённо выпалила Гермиона, облачаясь в родной балахон. — Видимо, мало мне вчерашних ворчаний, что Эмми любит меня больше, чем тебя...

— А разве это не очевидно? — Драко хмыкнул. — Без тебя она с рожденья не засыпает. Я — что? Я живая подушка. А ты... ты для обняшек!

— Драко, она маленькая девочка, — сдержанно напомнила Гермиона, затягивая пояс. — А я её мама. Подожди ещё годика три и, поверь, Эмми заявит, что выйдет за тебя замуж, когда вырастет, — она улыбнулась.

— Жду не дождусь, — мечтательно заявил Драко. — А пока не могли бы мы ограничить ей доступ в нашу спальню в любое время дня и ночи?