По ту сторону тьмы

Драко сжал кулаки и не сдержался:

— Никогда, чёртов ты отморозок! — он испепелял его болезненным взглядом. — Раньше ты вылетишь отсюда.

Эмми шелестнула страницами, а Гермиона остановила порыв:

— Драко, подожди...

— Что «подожди»? — ершился он. — Он не получит мою жену. Не раньше, чем заберёт мою жизнь.

— Ох, сколько пафоса и бравады, — удручённо подметил Нотт, с придыханием унижая соперника: — Жаль, что опять зря. Ты прекрасно знаешь, что я могу увести её силой, но...

— Нет никаких «но»! — прикрикнул Драко.

— Но, — чётко повторил тот. — Мне и не придётся. Ты сам ей это позволишь.

— Никогда, — отрубил Малфой, и лёгкие сжало.

— У тебя нет выбора, — Нотт, задыхаясь, смотрел на Грейнджер и, должно быть, кормил свою одержимость. — Как и у меня.

Он шлёпнул себя по щеке, отрезвляя.

— Разве? — не согласилась Гермиона.

Печальной тенью она осела на диван.

— А ты не хочешь жить? — Тео не верил.

— Хочу, — опять не лгала она. — Не с тобой...

— Думаешь, я этого не знаю?! — сорвался Нотт. — Думаешь, если я слизеринец, то ни хрена не чувствую? Или не вижу. Думаешь, я не сдох тогда, — от сглотнул правду, отчего вены на его шее раздулись, — ради каких-то иллюзий?

— Тогда зачем ты меня искал? — Гермиона вдруг испугалась ответа.

— Я мог тебя найти. И нашёл, — Тео сдавил виски, будто голова вот-вот могла треснуть, — потому что хотели этого не только они.

Дементоры.

Разве есть кто-то более одержимый Грейнджер?

Кто ещё мог стать таким одержимым, чтоб найти её.

Только — Нотт.

И дементоры это поняли — не кретины.

— Тебя не звали, козёл! — отгонял прозрение Драко, и Гермиона шикнула.

Только тёмный гость здесь не шутки ради. Оттого и душит их счастье.

— Повторяю, я твой последний шанс спасти не просто себя, — Эмми вновь шелестнула страницей, и Нотт выдохнул: — Но и свою дочь.

Малфоя заносило:

— Да ты с катушек, на фиг, слетел! Эмми моя! — от его крика малышка оторвалась от картинок и всхлипнула:

— Папа, не надо...

— Гермиона, ты что, не понимаешь? — от гнева его лицо обрело истинные черты, а рука сжала обломки палочки, как разделочный нож. — Он снова херов спаситель!

Не Малфоя — её.

Это жаром выписано на коже.

Эмми заколотила ладошками по книге, молчаливым протестом обрывая ссору.

— Так ты поэтому обошёл Фиделиус? — Гермиона смело смотрела в лицо «врагу». — Обставил меня, Драко, авроров...

Малфоя трясло:

— Вали из моего дома, дешёвка!

— Драко, ей-богу, заткнись! — грубо, на эмоциях убеждала его Гермиона.

Эмми от страха поджала ноги, будто забилась в уголок, и захныкала.

На Нотта вновь опустилась мгла, и его ресницы покрылись инеем.

— Не ты меня сюда впустил, папаша, — он выпятил грудь, — не тебе и гнать.

— Поттер справится лучше, согласен, — кусался Драко, отказывать принимать его участь.

Недодементор хмыкнул:

— Вы оба забыли сущую мелочь: лучший друг умеет хранить секреты, но не охранять их. Что ж это за тайна, о которой знает даже ребёнок?

— Так ты обманул мою дочь, — Драко оскалился. — И чем тут гордиться?.. Ей — два!

— Зато Нарциссе давно не два, — бахвалился он, чем вызвал недюжинный гнев:

— Ты обманул мою мать?! — Драко побелел как мел. Ему ли не знать, чем чреваты такие визиты.

— Да вот... взял грех на душу, — Нотт чуть облизал губы и ухмыльнулся. — И это было несложно. Как поцеловать... прислугу.

От его злорадства Драко скрутило:

— Ты поцеловал мою мать, змеёныш? — он отказывался тупо внимать. — Ты... ты... Что ты с ней сделал?! — паника затуманила разум и ускорила сердце.

Гермиона пыталась сложить два и два, только получалось из рук вон плохо:

— Она жива? — в висках пульсировал страх, вынуждая выдавать глупость.

Ведь письмо из Англии не инфернал послал. Не просто письмо — предупреждение. Но что бы ни сделал Нотт, уж точно не из благих побуждений.

Так он — вор?

Воспоминаний. Стыда. Души?

— Ты тр-р-руп, — рычал Драко. — Ты, на хрен, себя приговорил!

Нотт некрасиво плюнул ему под ноги. А ещё — выставил палочку:

— Мне сломать тебе челюсть? Или рёбра? — он сжимал волшебное древко, и сквозь кожу мёртвым абрисом «светился» скелет. — Я думаю, твой милый отпрыск это оценит.

Только Драко едва терял разум:

— Можешь переломать мне все кости, одну за одной, но мою семью ты не получишь.

По стенам, вместе с тирадой в башке, скользнул образ Аббот:

— Я бы не был так уверен, малыш-ш...

— Стой, Тео, — пыталась отогреть его Гермиона, — разве ради этого ты ещё жив? Не надо, прошу... — она с надрывом открылась ему. — Твоя жестокость ничего не изменит.

— Как и его, — не сомневался Нотт, уступая, возможно, последней просьбе. — Только я знаю достаточно, чтобы спасти вас обоих. Я смогу тебя спрятать. Смогу защитить.

— Ты идиот, — наступал Драко, — они тебе не позволят. Чёрт, Нотт, дементоры не умеют прощать. Они и отступать-то не умеют! И если ты ещё жив, то не потому, что сильнее их.

— На этом свете меня держит не сила, — Нотт вдруг обрёл человеческое лицо, без признаков хвори. — Меня держит... она.

Гермиона.

Его держит любовь.

— Это не значит, что ты достоин с ней быть, — не жалел его Драко, истина почти всегда безжалостна. — Гермиона останется со мной.

— Они всё равно вас найдут, — внушал Нотт. — Это просто вопрос времени. Может, и не с моей помощью, но с помощью того, кто не глуп. И он тоже нагородит всякой чуши Нарциссе, поцелует её, опоив, и обратит двустороннее зеркало в перо лесной, далеко не сверхумной птицы.

Совы.

Внезапным ответом зеркальце блеснуло в медном «котле».

— Виноват Каспер? — догадался Малфой. — Так ты увидел наш дом?

И Эмми.

— Тебя это сейчас волнует?! — недоумевал Нотт. — Ты что, дашь им погибнуть? — он осёкся и едва не захлебнулся тоской. — Это тяжело, я знаю, но ты должен, Драко, ты должен их отпустить.

Малфой уже хрипел, выгорая:

— Только я не могу, — он оступал назад сломленным созданием. — Я знаю, но я не могу...

— А что можешь? Позволить сожрать её душу? — Тео ткнул палочкой в Грейнджер. — Уизли с женой тебе мало?

— Это сделал не я! — кипел Драко. — А твои благодетели. Няньки. Папки-мамки, — истошно перечислял он. — Тебе за них не стыдно, страдалец?

— Только я не каратель, — спорил Нотт. — Я эмиссар!

— Так ты посланец? — съязвил Драко. — Так пошёл на... — он вовремя спохватился. — Короче, гуляй!..

Однако Нотт не сдавался:

— Дементоры когда-то тоже были людьми, неужели не ясно? Потому они чувствуют нас! И тоже умеют хитрить, притворяться, злиться... Защищаться. Ты собираешься драться с ними, не зная их? — он хохотнул, нервно дёргая воротник. — Я бы взглянул хоть на одного победителя.

Гермиона впитывала череду слов, будто яд.

— Так верни нам палочку, — Драко бил его очевидностью. — И отпусти. Чего проще?

— Проще дать тебе облажаться, согласен, — поддевал Нотт. — И стать овощем. А что в итоге? Ты повесишь эту ношу на Поттера? На её родителей-маглов? На тронутого отца? Ах да, Нарцисса... — читая намёки, посокрушался он. — А дементоры к вашей семье как-то очень добры?

Странный у них разговор... Как хренов вердикт.

У жизни своё, извращенное чувство юмора.

— Ну почему мы?! — взывал в пустоту Драко.

— А почему я? — отзеркалил Нотт. — Ты хочешь ответов, Малфой? От кого? От них?.. Или самого Мерлина? Может, потому что Грейнджер сильнее многих... Потому что вы знаете больше других...

— Или Поттер без неё рукожопая фея, — Малфой так и не растерял зубоскальства.

— Или ваш ребёнок колдует, как чокнутый? — мечась, Нотт слегка истерил и нёс какую-то околесицу. — Думаешь, мне доложили?!

Драко мрачнел.

Он наконец увидел в нём не демона — себя.

Плохого себя. Загнанного. Испорченного.

Но верного своей цели.

И осознал страшное:

Любовь убивает не реже смерти. И порой мы преданно любим то, что может быть только мечтой.

Дикость.

Словно раны, нанесённые ей, всё равно что болезнь.

— Подумай не о себе, — убеждал его Тео, — подумай о ней, — он указал на притихшую Эмми: — Ребёнку нужна мать, а не твой эгоизм!

— Я люблю их, — Драко жмурился, сдерживая слёзы. — Я не могу.

Обломки выпали, стукнув о пол нехорошей приметой, и сердечная жила погасла финальной искрой.

Голос Нотта перерос в острый хрип:

— Тогда поступи как мужчина. Хоть раз. Ненавидь меня, я это заслужил. Но отпусти. Времени для геройства нет.

— Это убьёт меня.

Но Нотт был неумолим, втягивая, как аромат, его боль и сомнения:

— Ничто так не убивает, как чувство вины. С этим сложно жить, Малфой... — он ощутил привкус горя и стыда. Не свои — влюблённого мужа. — Но умирать ещё сложнее.

Драко перевёл взгляд на Гермиону и прошептал, будто падая, и извиняясь:

— Он прав. Уходи.

— Прошу, помолчи, — заклинала она. — Молчите оба.

Недолго думая, она поднялась. Гермиона присела рядом с дочкой и заговорила убедительно-нежно:

— Эмми, солнышко, закрой глаза, хорошо?

И кроха уставилась на неё послушно и доверчиво. Ведь прогнать кошмары способна лишь мать.

— Ма-ама, — лесным ручейком зазвенела она. — Обняшки...

— Эмми, — Гермиона осторожно коснулась её кудряшек и, склонясь, поцеловала нежные пальчики, облекая чувства в слова: — Пожалуйста, послушай маму, принцесса...

Банальный, избитый, но верный приём. Хотя за окном не звёзды. И кошмар вовсе не сон.

— Ты ведь моя принцесса, да? — переспросила она, и Эмми по наитию кивнула. — И ты не дома, в волшебном замке, тебе ничего не грозит. Закрой глаза, — Гермиона держала лицо как по нотам.

Её Эмми затаилась и...

Смежила веки.

Гермиона прижалась губами к светлой наивной макушке:

— Умничка моя, — мягким шёпотом она околдовывала всех. — И не открывай глаза, пока не услышишь: «В колодце ларец, а сказке конец».

Она вытянулась в струну, ослепляя своим упорством и силою. И зашагала к Нотту не жертвой — собой.

Он, будто оглушённый, опустил палочку и едва не осел от покорности Грейнджер:

— Уводи её, — спокойно велела она.

— Кого? Реб-бёнка? — теряясь, переспросил Нотт.

— Её зовут Эмми, — чётко произнесла Гермиона. — Эмми Ориона Малфой. И если ты действительно меня любишь, то спасай не меня — её.

— Не-ет... — он вытащил из-за пояса палочку Грейнджер, сжав обе в кулак. — Только вместе с тобой.

— Нет, Тео, пожалуйста, — не волшебно и только теперь жертвенно убеждала она, чуть склонив голову и снимая с шеи кулон как наследие Эмми. — Так надо.

— Кому надо? — щетинился Нотт и покосился на Драко, словно ища поддержки.

Гермиона, не замечая звериной тьмы в глубине глаз Тео, не замечая его дрожащих губ, не замечая даже безмолвных протестов мужа, вложила дар Гарри в одинокую ладонь.

Опять не демона — простого смертного.

А потом обхватила руками его лицо, обжигаясь каким-то неземным холодом. И оторвать их не было ни сил, ни желания.

Драко сдавил кистями веки до искрящейся слепоты, чувствуя сердцем и духом её стремления, выстанывая:

— Нет, уходи! Бери Эмми и уходи. Живо! Если ты меня любишь...

Нечестно, но действенно.

Наверно.

Нотт опустил голову, как и взгляд, и он жмурился, не поддаваясь на уговоры: