По ту сторону тьмы

Неразборчиво матерясь, Драко ощупал физиономию и закружил на месте, отыскивая опору. Упёрся в диван и губами-сосисками снова послал уродца.

— Что за система знаков, Грейнджер? Мне тащить всё клещами? — Нотт нервничал и явно набирал обороты, и она поняла, что, как ни странно, ему не так уж много известно.

Гарри на раз-два не сломать.

А обмануть?..

Эмми всхлипывала, растирая ладошкой веки, и безоружная мать мысленно наслала на Тео стаю горгон. Она опустилась на колени, поцеловала расстроенный лобик, шепнула долгое «тс-с-с» и решила, что правда остудит дотошный пыл.

— Всё куда проще, — заглушая дочь, созналась Гермиона, — ты сказал «защищать тебя».

Она стёрла влагу с любимых щёк и продолжила:

— Не «нас». Гарри просил бы «защищать нас», — она сглотнула злость и, оглянувшись на Нотта, выдала и тайну, и заветное слово: — Всегда.

Он не сказал «всегда». Но эту часть Гермиона по-своему утаила.

— Ну конечно же, «нас», — потирая висок, Тео чертыхнулся. — Всё. Ваше. Счастливое семейство, — брызгая желчью, заметил он. — У гриффиндорцев ведь своё, нездоровое благородство. И Поттер не исключение. А правда, что Шляпа предлагала ему Слизерин?

Эмми ныла и ныла, и Нотт, прикусив щёку, рявкнул:

— Заткни её! — он обтёр бескровные губы. — Или это сделаю я.

Он охерел?

Драко резко и неуклюже метнулся на голос, налетел ногой на «котёл», споткнулся, но устоял и живым щитом упёрся в палочку, алея поплывшей рожей и рыча:

— Тр-р-рус, — он ухватился за деревянный конец и ощутил ледяные струи, бегущие от пальцев к самому сердцу.

— Кто? — непринуждённо уточнил тот. — Ты?

Превозмогая холод, Драко пялился на Нотта прямо в адскую черноту зрачков, чуя смертную тень, и даже полуслепым нарывался:

— Что, ребёнка боишься?

Фыркнув, Нотт оттолкнул его, будто куклу, и Эмми полузадушенно вскрикнула.

Гермиона встрепенулась, полуобнимая и прикрывая дочку собой:

— Всё хорошо, солнышко, — скрывая страх и гнев, убеждала её она. — Взрослые иногда спорят, помнишь? И, конечно, колдуют. Чуть-чуть...

Эмми шмыгнула носом, растерев его привычным движением, ловко поднырнула под мамины руки и ринулась в бой, к незнакомцу, с хлёстким:

— Не бей папу!

Драко от её окрика подкосило. Набежали чистые слёзы, размывая мысли и силуэты. От отёка влага стояла в глазах бессильным упрёком, ведь Гермиона, сражённая храбростью дочки, упустила момент:

Эмми вырвалась.

Стирая колени, Гермиона еле успела схватить её за подол платья и тут же ощутила, как ткань выскользнула из рук. Это Нотт ловким движением палочки усадил смутьянку на диван и приклеил её к спинке, будто липким тягучим дёгтем.

Эмми трепыхнулась, растягивая волшебные путы, и с обидой заплакала, но Гермиона уже бросилась к ней, а Драко, словно забыв про весь мир, поковылял к дочери с тихим:

— Мне не больно, зайчонок. Папа с дядей просто играет.

Ведь ещё немного — и Эмми пустит в ход магию.

Он выпрямил спину и уверенно заявил Нотту:

— Ты об этом пожалеешь, малыш-ш, — и почувствовал, как язык обрёл былую подвижность.

Малфой, того не желая, медленно погружался в старый постылый сон. Где Сколопендра, полная счастливых часов, пытала Драко в их прошлом. Где она жаждала его оскопить. Где их уколы и стычки больше походили на вызов. Должно быть, это безумие, но, изменившись, Нотт словно поселил в себе память Аббот.

Как и её пороки. Изъяны. Немощь.

Но нельзя бить врага наобум. И куда? Не в козлиную ж морду.

Драко невольно ощупал свою и чертыхнулся. Да он красавец похлеще Поттера!

— Заткнулись все! — приказал Нотт. — Что за истерики? — он уставился на Грейнджер: — Я же предупреждал.

Гермиона, превозмогая себя, попросила:

— Тео, не надо.

Драко опять выругался. Что за чёртов тон?!

Нотт взбрыкнул за него:

— Не надо что?

— Новых жертв, — закончила Гермиона, надеясь, что муж всё поймёт.

Не время для драки.

— Так угомони её! — чеканил он, буравя ребёнка немигающим взглядом.

Гермиона подхватила со столика толстую книжку и умостила ту на колени дочери:

— Смотри, милая, — она наугад открыла страницу, — я зачаровала картинки, видишь?

Гермиона натянуто улыбнулась.

— Найдешь на них фею Типпи-тоу, и я подарю тебе такую же, — на ходу сочинял Драко, лишь бы ненадолго занять дочь. Даже поиском того, чего нет.

Не в магловской книжке.

У Эмми от восторга подсохли глаза, но она родилась своенравной:

— Не хочу.

С надутым видом отложила книгу и, согнув колени, пристроила ступни на диван. Завозилась, опять тормоша липкую сеть, и, задвигав насупленными губами, заявила Нотту:

— Пут-ти.

Надвигалась полная катастрофа.

А Тео лишь подливал масла в огонь:

— Скажи, Диффиндо, ребёнок... Скажи Диф-фин-до, — по слогам подталкивал он.

Гермиона огладила её ножку и решилась:

— Скажи это, детка. И пусть дядя заткнётся.

Эмми тряхнула кудряшками, послушалась маму, освободилась от пут и победно спрыгнула на пол. Крутанулась юлой и, вскинув руку, довольная, пропищала:

— Дай коффету, — она ткнула пальцем в сторону спальни и, протопав к отцу, мимолётно повисла у него на ноге, требуя, как проказник, внимания. — Хочешь коффету, пап? — и приманила его несчастную палочку.

Драко взял обломки из несмышлённых пальцев и с благодарностью погладил по волосам сердобольную дочь, а Нотт засмеялся, редкостным зверем выплёвывая слова:

— Значит, всё-таки колдует, мерзавка...

— Причинишь вред Эмми, — Гермиона поднялась, расправила плечи, — и я прокляну весь твой род.

Драко застыл. А Эмми тотчас развернулась на голос и засеменила к дивану. Непоседой она обогнула его, обтирая обивку.

Но Тео не испугался:

— Это угроза или обещание? — передразнил он, и чёрная краска на миг залила белки, обличая его тёмную сторону.

Сродни смерти.

— Кто я такая, чтобы угрожать чистому злу? — сделав шаг, спросила Гермиона.

Малфой готов был поклясться, что сам Нотт не издал ни звука, однако в башке захрипело-засвистело низким могильным зовом:

— Тьма не всегда зло... Прежде всего это сила.

По спине Драко пробежал холодок, и связки словно сковало. Призрак Ханны всплыл хищным видением и палачом, и ноги сами попятились. Он не забыл её оскал даже за годы тюрьмы. Не забыл часы пыток и дьявольский шёпот у уха. И ещё он не забыл, что у Аббот чудовищный аппетит...

На боль.

— Но ты мертва, — изрекая, Драко еле сдерживал дрожь. И неуёмную злость.

— Ты мыслишь как человек и потому проиграешь, — ответил тот же загробный глас.

Гермиона поёжилась от неживых звуков и уловила всю суть:

— Мертва Ханна. А не те, кто её создали.

Нотт почти посерел, его кожа приобрела нездоровый оттенок, а рот с трудом двигался:

— Она всегда была умнее тебя, Малфой, — ломко произнёс он и, коснувшись камина, покрыл его снежным инеем. — Неужели ты думал, что у какой-то школьницы хватит сил, чтоб свалить их?

Аббот погибла.

И хотя и он, и Гермиона понимали это без слов, было жутко и горько осознать её смерть снова. Запятнанная душа Ханны растеряла избранный свет и бродит, наверно, неприкаянной жертвой. Она пала в неравной схватке, и её воспоминания, счастливые и не очень, стали пищей для жадных ртов.

— Их мир совсем не похож на наш, Грейнджер, — Нотт весь осунулся.

— А ты много о нём знаешь? — она насторожилась.

— Да мне всей жизни не хватит, чтоб рассказать, — Тео стиснул палочку и едва накренился, ступая нетвёрдой походкой. — И я не первый, кто много знает, ведь так? — он посмотрел на них с осуждением.

— Но ты не Ханна, — Гермиона старалась достучаться до человека под маской врага. — Что они с тобой сделали? — она перевела дыхание и всё-таки добавила: — Дементоры.

— Ничего такого, что нельзя вынести, — степенно объявил он, и ржавая дымка накрыла его блуждающий взгляд.

— Я глубоко сомневаюсь, — не верила Гермиона и понизила тон: — Они не шлют сов с подарками. А за желания приходится дорого платить.

— Но они того стоят, — почти выплакал Нотт и на секунду прикрыл уставшие веки. Его поглотило отчаяние: — Ведь боль невыносима, когда нет надежды.

В его покаянии не сквозило ни злобы, ни жажды мщения, оттого он всё меньше походил на Ханну с её пагубными страстями. А значит, Тео пока излечим — если никого не убил. Не замучил. И не украл, как Аббот, один из осколков. Он просто увяз...

...в безысходности.

— Прости, — только и смогла обронить Гермиона. — Я этого не хотела.

Казалось, он не услышал. Или не слишком поверил. Но он не мог отрицать, что Грейнджер не бежала от него и не смотрела с презрением.

Тео заморгал воспалённо-часто, и влага смыла всю кровь, что скверным знаком вдруг залила глаза:

— Наверно, ты единственная из людей, кому не плевать... на людей, — скорбно обмолвился Нотт.

— Мне не было плевать на тебя, — она не лгала.

Не получилось.

Пока Эмми тянулась к книжке, Драко шипел от тревоги и ревности:

— Гермиона, какого?.. Что ты несёшь?!

— Сам подумай, — шепча, она распахнула глаза, пытаясь донести всю шаткость их положения и запасной план. — Невилл однажды был убедителен.

— Только ты не ботаник и с ним не спала, — всё так же шипя, Драко напрягся: — Или я чего-то не знаю?

Но Мисс Гуманность не поддавалась, излучая горечь и сострадание:

— Тео, они тебя не сломали. Только не тебя, — взмолилась она, ища брешь в его холодной броне.

— Потому что не захотели, — откровенничал он. — Да, я не Ханна, — признал Нотт. — Я просто тот, кто им нужен.

Но как надолго?..

И ради чего?

Гермиона этого не сказала, однако тюремщик, видно, прочёл что-то в лице.

— Мне ни к чему твой страх. И его злость, — с намёком на прошлое провозгласил Нотт. — Но мне однозначно по вкусу их запах.

Он снова втянул воздух, издав не клокот, а стон, и, косясь на ребёнка, покрылся бисерным потом:

— Ваша гулёна пахнет грозой, — Нотт свёл низкие брови.

И поймал ревность Малфоя приятными нотками.

Но если не «семь галлеонов», то что?..

— Тебе пообещали вечную жизнь? — задумалась Гермиона и под воспоминанием сухо коснулась губ, будто их опять атаковал лютый холод.

— Нет, — обронил Нотт. — Только тебя. Или смерть.

Гермиона знатно рискнула, толкнув его к тёмным секретам:

— А ты в курсе Пророчества?

И кое в чём промахнулась.

— Пророчества? — он словно рылся червём в собственной памяти. И не особо успешно. — Я знаю то, что мне позволили: про Аббот, про ваши делишки, про Азкабан, про то, чего стоит молчание... — он запнулся.

— Тео, ты ведь дементор, — поделилась она. — Пускай и наполовину. В тебе есть тот, кто хочет им стать.

Правда жестока. Но слишком важна. Ведь Гермионе не известно, как много ему «позволили».

— Нет! — Нотт взбунтовался. — Я не один из них, — он оттянул на груди рубашку. — Я не избран! — он слаб, и он уязвим. — Моя душа так же смертна.

Бам! — это Эмми, в обнимку с талмудом, рухнула на щербатый пол.

— Тогда зачем ты здесь? — Гермиона теряла нервы и выдержку: — Кто ты?

— Я — твой последний шанс, — почти тёплым, негромким голосом сообщил Тео. — И если ты выйдешь из дома, то только со мной.

Но вряд ли дементоры об этом просили.