Казнить нельзя простить

Глава 1. Решение

Дождь на улице не прекращался уже вторые сутки, заполняя тротуары и дороги водными потоками, сквозь которые пытались прорваться автомобили и тёмные массы людей, спрятанных под зонтами. Впрочем, Гарри погода устраивала — она вполне импонировала тому холоду, который окутал его сердце и ежедневно проникал в его сны.

Юная, обнажённая, такая прекрасная в свете луны, окрашенной кровью павших на поле боя. Залитое слезами лицо и пересохшие от криков губы, умоляющие о пощаде — такой была Гермиона в ту ночь. Он знал, что творил зло, но он не мог остановиться. Должен был, но не мог.

— Гарри! Пожалуйста, не надо! Ты не в себе. Опомнись! Это же я, Гермиона!

— Конечно, это ты. Наконец-то это ты, — шептал он, стирая слёзы с запылённых покрасневших щек. — Прости, Гермиона. Я виноват, я знаю. Прости меня, — рывок внутрь желанного тела, и полный боли женский вскрик разрывает тишину кабинета, запечатанного заклинаниями, которым когда-то она сама научила его.

Гарри резко открыл глаза и сел на кровати, озираясь по сторонам. Он вновь проснулся от крика и пытался сообразить: кричал он сам или же Гермиона из его сна? Он не знал ответа на этот вопрос, но точно знал, что в полной мере заслужил всё то, что с ним происходило: и ночные кошмары, и одиночество, и боль в сердце. Всё это кара, но он, по его мнению, заслуживал гораздо большего наказания. За то, что предал. За то, что не рассказал о своей проблеме, которая преследовала его с самого отрочества. Если бы он тогда знал, что во всём виноват крестраж, что эта тёмная дрянь жила в нём и поднимала на поверхность, как из глубин океана, всю грязь, что была в его душе, он бы жил иначе. Он бы не стыдился своих желаний, и это не привело бы к таким катастрофическим последствиям.

«Гарри, ты должен изучать окклюменцию! Это очень важно!» — прозвучал в его голове голос подруги.

Гарри потёр лицо руками, надел очки и вскочил с кровати. Конечно, Гермиона была права — он должен был изучать окклюменцию, дабы избавиться от пагубного влияния крестража, что сидел в его мозгах, но собственная тупость и уверенность в своей непогрешимости сделали своё дело. Он потерял её.

Гарри взглянул в мутное окно дома на Гриммо и взял с подоконника пачку сигарет. Спичка, искра, и вот из его рта вырываются клубы зловонного дыма. Убить себя он не может — слишком легко, а эта маггловская зараза вполне в силах сократить его жизнь на пару-тройку десятилетий. Последняя затяжка, Гарри бросил недокуренную сигарету в уже полную пепельницу и пошёл к стулу, где висела его одежда, чистая и выглаженная. Спасибо Кричеру — стоило только немного сменить отношение к нему, и дом пусть и не стал идеальным, но Гарри оказался напрочь избавлен от рутинной хозяйственной работы.

Гарри оделся, вышел на крыльцо и тут же аппарировал на окраину Лондона. Там, как и во всём городе, ничего не было видно из-за стены дождя. Но дорога была уже знакома Гарри, и он, за секунду вымокнув до нитки, подошёл к классического стиля домику, коих на этой симпатичной улице стояло шесть штук в ряд. Но если пять домов приятно поблескивали тёплым светом, льющимся из окон, то тот, на который смотрел Гарри, был тёмным и казался одиноким, забытым посреди этого праздника жизни. Его хозяева уехали отсюда больше года назад, а их единственная дочь и героиня Второй Магической войны отправилась за ними. Гарри надеялся, что она сможет восстановить память родителям и вернётся обратно в Англию. Но прошло уже три месяца, а дом так и оставался мрачным.

Гарри хотел было развернуться, но что-то остановило его. Он прошёл по вымощенной дорожке к входной двери. Тихо прозвучало отпирающее заклинание, и дверь открылась. Гарри высушил себя и снял влажные кроссовки. Пустота дома не давила, он к ней привык, но спёртый воздух был неприятен, и Гарри впустил влажный, но свежий поток с улицы, приоткрыв ближайшее окно. Дождевые капли с пола можно было убрать и позже.

Он прошёл в гостиную, обставленную в классическом английском стиле, и окинул взглядом простой диван у камина, пару кресел и картины с обычными пасторальными пейзажами. Из его палочки струился слабый дрожащий свет, как будто вторя дыханию самого волшебника. Оно тоже было прерывистым, а вскоре и совсем прервалось, когда он, взойдя по лестнице на второй этаж, открыл дверь в спальню Гермионы. Ком в горле мешал думать, Гарри мог только чувствовать душевную муку от потерянных возможностей.

Вот кровать, на которой он мог бы любить Гермиону, сложись их жизнь иначе, будь он чуточку умнее или немного смелее. Комната была идеально чистой и пустой, как и весь дом, как будто всю его душу высосал дементор. Гарри хотел провести рукой по мягкому флисовому покрывалу голубого цвета — именно такого оттенка было платье, в котором блистала Гермиона на Святочном балу,— но тронул только воздух. Он не имел права касаться кровати, как не имел права касаться и Гермионы. Но тронул, коснулся и сделал больно, потому что в тот момент не мог иначе.

Он быстро спустился по лестнице вниз, закрыл окно и исчез в аппарационном вихре, привычно чувствуя незримый стальной обруч, который будто бы сдавил его внутренности.

— Кричер!

Гарри ворвался в дом и поспешил к столу, где обычно писал письма. Правда, редко и только двум людям: Гермионе и директору школы Хогвартс Минерве МакГонагалл. Из воздуха возник старый эльф семейства Блэков и низко поклонился.

— Сэр Поттер хотел видеть Кричера? Кричер прибыл.

Гарри, словно не услышав приветствия, отрывисто написал несколько строк на куске пергамента, после чего сложил вчетверо и протянул домовику. Гермионе понравился бы его внешний вид: на нём была белая длинная футболка, которая колыхнулась на тонком сморщенном тельце перед тем, как он исчез, повинуясь приказу: «Отнеси МакГонагалл в Хогвартс!»

Гарри сел на диван, стуча зубами от холода, и приготовился ждать. Камин он не зажигал принципиально, ибо холод его устраивал как нельзя больше. Тепла Поттер не заслуживал. Он ведь мог всё ей рассказать, и она бы обязательно что-нибудь придумала, но предпочёл сам вариться в своём зелье из похоти, которое бурлило в нём с самого детства.

Резкий стук в дверь заставил Гарри встряхнуться и вскочить.

Может быть, это…?

— Гарри!

Рон Уизли кричал за дверью, прерывая шум дождя, и отчаянно молотил в дверь.

Хозяин дома постоял несколько секунд, борясь с желанием притвориться, что его нет дома, но вскоре понуро отправился открывать дверь этому вихрю радости и веселья. Именно такого спутника жизни Гарри хотел для Гермионы. Он же, со своей темнотой, как со стаей акромантулов в сердце, был ей не нужен — так он думал на протяжении всех лет учёбы и похода за крестражами, когда самым большим его желанием было согреть девушку в своих объятиях.

Он старался казаться равнодушным и не показывать ту бурю чувств, что клокотала в нём, используя для удовлетворения своих непотребных желаний других девочек.

Сначала преданная Ханна Эббот. Потом Дафна Гринграсс. Она уверовала, что Гарри на самом деле был наследником Слизерина. Он не стал её разубеждать и показал, какими должны быть злодеи.

Год, ознаменованный появлением дементоров в Хогвартсе, начался очень тяжело, пока не появилась Максин О'Флаэрти; эта безнадежно влюблённая в него девчонка могла отвлечь его от дементоров всего на несколько минут. Но он будет с благодарностью вспоминать время, проведённое с ней под трибунами стадиона по квиддичу.

Парвати Патил на четвёртом курсе задрала перед ним юбку своего красивого индийского наряда.

Чжоу Чанг на пятом — её уже не волновала своя девственность. Она рыдала под ним и выкрикивала имя Седрика Диггори, почившего от руки слуги Волдеморта. Джинни Уизли на шестом. У той, как и у Гарри, сносило крышу от похоти, которой она заразилась под воздействием того самого пресловутого дневника. Они многому научились вместе, она часто признавалась ему в любви, но Гарри просто играл.

Каждый раз, каждую секунду Гарри представлял на месте этих красавиц её — Гермиону. Ту, в которую был влюблён, которой был одержим с самой первой встречи. Ту, которую ограждал от собственной грязи все семь лет, даже когда оба крестража одновременно давили на его воспалённый мозг. Но окклюменция никогда не была его сильной стороной, и он под давлением нескольких обстоятельств — скорой смерти, её поцелуя с Роном и голоса Тома Реддла в сознании — с головой окунул Гермиону в грязь в тот день, который должен был стать для всех самым счастливым — в день Победы.

— Гарри! — снова раздался приглушённый крик Рона. — Я же знаю, что ты не спишь! Открывай!

Гарри помотал головой, стряхивая мысли, как шелудивый пёс блох, и пошёл открывать дверь.

— Ну и погодка! — воскликнул Рон, просунувшись в дверь и сразу же снимая с себя заклинание, имитирующее зонт. — У нас уже все гномы уплыли. По мне, так и пусть не возвращаются, но мама к ним привыкла, а после смерти Фреда… Сам знаешь.

— Знаю, — кивнул Гарри, слушая непрерывный поток слов, льющийся из Рона. Он часто приходил к нему просто выговориться. На то они и друзья. — Выпьешь чего?

— Нет, — Рон показал на блестящий значок аврора. — Да и тебе пора завязывать. Ещё бы понять... — он вдруг замолчал и внимательно посмотрел на Гарри. — Я сегодня... письмо от Гермионы получил.

Гарри, который в этом момент сидел напротив и делал большой глоток огневиски — ещё один отличный способ приблизить свою смерть — поперхнулся и резко вскинул голову.

— И… — он последний раз кашлянул. — И что она написала?

Гарри смотрел на Рона. Тот был в идеальной мантии аврора с прилизанной причёской в духе Малфоев — ни дать ни взять — образцовый служака. Взгляд в зеркало заставил его скорчить рожу самому себе: взъерошенные волосы, очки набекрень и огромные тёмные круги под глазами. Пьянки, сигареты и самобичевание не добавляют красоты никому.

— Она не вернётся. Желает нам счастья и говорит, что останется там с родителями.

— Она вернула им память? — спросил Гарри, сглатывая застрявшее отчаяние в горле. Не вернётся. Не хочет его видеть?

— Нет, — качнул головой Рон. — Не вышло. Но там есть свой госпиталь, наподобие Мунго. Она будет искать решение. Так она написала.

— А письмо? — Гарри помедлил, собираясь с духом. — Оно у тебя с собой?

— Не, в Норе осталось. Слушай... — Рон всё-таки взял стакан, но огневиски превратил в воду и выпил одним глотком. — А чего вы в тот день с Гермионой ругались? Просто мы с ней вроде как поцеловались, а потом вы исчезли, и после победы она кричала на тебя. Теперь она в Австралии, а ты беспробудно пьешь и…

— Разлагаюсь, — подтвердил Гарри. — Так надо было подойти и послушать, о чём мы говорили, — печально хмыкнул он и уже поднёс ко рту следующий стакан со спиртным, как вдруг замер.

— Под раздачу попасть не хотел. Знаешь, я ведь думал, что у нас с ней….

Гарри его не слушал, он думал, что сейчас придёт и письмо от МакГонагалл с подтверждением, что Гермиона планировала променять чудесные лондонские дожди на влажность австралийского континента. Собственно, а что ему тогда здесь делать? Но он ведь обещал не искать с ней встреч? Обещал. А как тогда вымолить прощение? Он должен, иначе просто сдохнет.