Тринадцатая ночь

Глава 14. То, что не говорят

Суббота

Гермионе удалось найти только одну книгу, упоминающую Флоризель Аскью. Последняя глава у Юки Нобунака в «Где они теперь: ведьмы и колдуны, которые, кажется, исчезли с лица земли, том 124» содержал коротенькую заметку о Флоризель. Нобунака писала:

«Мисс Аскью неоднократно отказывалась от интервью для этой книги. Теперь она живет уединенной жизнью и занимается разведением овец. Всего в нескольких километрах от дома Аскью есть маленький миленький магазинчик, владелец которого — маггл по имени Уильям Спенсер. Он с удовольствием поболтал об Аскью, рассказав, что шерсть от ее овечек такая мягкая, что можно поклясться, будто это кашемир. Кажется, он и не подозревает о ее «прошлой» жизни».

И больше о Флоризель не было ни слова. Если бы только, замечталась Гермиона, Аскью согласилась поговорить с Нобунака. Может, Флоризель смогла бы поделиться мудростью, которая помогла бы Гермионе решить ее проблемы.

Девушка сделала еще несколько заметок и взглянула на часы. Еще около часа до встречи с Драко. Желудок ее сделал сальто, но Гермиона попыталась успокоиться, прочтя себе коротенькую лекцию:

«Ни за что. НИ ЗА ЧТО. Минувшие выходные были опрометчивыми и безрассудными. Сегодня мы просто посмотрим пьесу, и я пойду домой. И все».

— И нет, совсем не нужно брать пару запасных трусиков, — произнесла она, запихивая трусики в сумочку, — потому что они тебе не понадобятся. Вот, черт, Гермиона…

Она подумала, что нужно выложить их, но потом решила, что, в общем-то, не так много места они и занимают, так что без разницы, возьмет она их или нет.

Логика, конечно, хромала на обе ноги, но Гермиона махнула на это рукой. Та же хромая логика позволила девушке надеть свою любимую блузу с рукавами-фонариками и любимую бежевую юбку до колена, потратить больше времени на укладку волос, так что они спадали крупными волнами, которые она убрала в свободный узел.

Она уже собиралась взять жакет и трангрессировать, как раздался громкий стук в дверь.

— Иду, иду, — крикнула она. Кто, черт возьми, это мог быть? Она заглянула в глазок. О, Мерлин… — Привет, Рон, — натянуто улыбнулась она, открывая дверь.

— Привет, Герм… — он застыл на полуслове, удивленно оглядывая ее с ног до головы, — ...иона. Выглядишь потрясно.

— Спасибо, Рон. Как поживаешь?

— Я… эээ… я просто хотел пригласить тебя на чашечку кофе, может, еще чего. Но у тебя, кажется, другие планы.

— Да. Но… эммм… спасибо, что пригласил, — она неловко переступила с ноги на ногу.

— Верно… ладно…

— Да. Ну… хочешь… эм… зайти на минутку?

Он вошел.

— Спасибо. Так, это… слушай. Я просто хотел извиниться перед тобой за четверг. Я не очень-то помню, что наговорил там, но Джери сказала, я просто обязан извиниться перед всеми, с кем хоть словом перемолвился.

Гермиона рассмеялась.

— А девчонка соображает.

— Да уж, — Рон почесал покрасневшее ухо. — Так ты… эээ… случайно не помнишь, что я там тебе сказал?

— Да ничего такого ужасного, — ответила она. — Ты просто сказал Каделлу, что я разобью ему сердце.

Лицо Рона еще сильнее залилось краской.

— Вот черт… Прости.

— Да, не проблема. Знаешь, у тебя сейчас лицо и волосы одного цвета.

Он тяжело вздохнул и вытер ладони о джинсы.

— Ну, Флер-то я сказал что похуже…

— И что же?

— Ээээ… сейчас я предпочту промолчать, — он выглядел так, будто его вот-вот стошнит.

— Я бы тебя пожалела, но выпивку тебе в горло никто не вливал, Рон.

— Да знаю, знаю.

— По крайней мере, лоб у тебя чистый.

— Да, вот это как раз заняло чуть дольше, чем я рассчитывал.

Гермиона рассмеялась.

— Зато, уверена, на работе было веселее.

— Еще насколько, — нервно усмехнулся он, рассеяно потирая лоб. — Так… меняя тему разговора… выглядишь потрясно.

— Ты это уже говорил, Рон, — с усмешкой заметила она, — но спасибо.

— Так ты уходишь? — его глаза расширились, и ухмылка растянулась на лице. — Идешь на свиданку с Каделлом? Круто! Я точно знал, что вы поладите!

Она вздохнула.

— Нет, я не иду… «на свиданку» с Каделлом. Но да, он был очень мил, и спасибо, что познакомил нас.

— Не с Каделлом?

— Нет. — «Ради Мерлина, прекрати задавать вопросы», — подумала она. — Как там Джери?

— Хорошо. Только… знаешь, все это немного тяжело. Она постоянно в разъездах.

— Знаю. Гарри на то же самое жалуется.

— Да уж, еще бы, — Рон рассеянно уселся на подлокотник ее дивана.

— Рон? Ты прости, но я действительно уже собиралась уходить. Если бы не это, обязательно выпила бы с тобой кофе.

— Да нормально все.

— Нет, я серьезно. Я по тебе скучаю.

— Правда?

— Ну, конечно, правда!

— Я тоже по тебе скучаю, Миона, — он коротко, но с чувством обнял ее. — Ты прости за неловкость, когда Джери рядом.

— Слушай, меня это не волнует. Я просто хочу, чтобы ты был счастлив.

— Знаю. Я… эмм… хочу для тебя того же. Правда.

— Спасибо, Рон, — она двинулась к двери, надеясь, что он поймет намек. — Может, поужинаем как-нибудь на неделе? Вместо кофе. Скажем, в среду?

— Звучит отлично, — он и не собирался уходить. — Так… кто у нас счастливчик?

— Оу… — протянула Гермиона, дергая за мочку уха. — Ты его не знаешь.

Технически это была правда. Рон не знал Дрейка Малфорда.

— Где познакомились?

— На работе.

— Он работает в Министерстве?

— Не совсем. Слушай, Рон, ты прости, но я опаздываю.

— Да, знаю, — он направился к двери.

«Наконец-то!» — облегченно подумала она.

— Гермиона?

— Да? — откуда у нее только взялись силы на приветливую улыбку?

— Почему ты не скажешь его имя?

— Потому что я… потому что это не важно.

— Полагаю, что, — его взгляд был ледяным.

— Увидимся, Рон. Спасибо, что заскочил.

— Не за что.

Она снова улыбнулась, когда он уже выходил, но Рон не отдал столько дани вежливости. Он никак не мог знать, с кем она сегодня встречается, убеждала она себя. Наверное, он просто бесится от того, что она хранила это в секрете от него.

И все-таки Гермионе было неспокойно. Она представить не могла, чтобы сказать Рону (да кому бы то ни было, если уж на то пошло), что идет на, как ни крути, но слово есть слово, свидание с Драко Малфоем.

* * *

Дневник, Понедельник

Чтобы ты знала, я думаю, что это очень глупо. Просто хочу, чтобы ты понимала это в полной мере.

На работе с утра был сущий ад. Я обычно прихожу раньше остальных, но сегодня опоздал на пятнадцать минут. И вот в эти короткие пятнадцать минут Клем распространила слух, что у меня есть девушка. Мне пришлось мириться с идиотскими вопросами все время до обеда, пока Невыносимый Дрочила Тед случайно не включил громкую связь, когда его мамуля спрашивала, понравилось ли ему то, что она упаковала для него. Тут уж все от меня отстали.

Но вот то, что тебе действительно хотелось бы знать… так это почему я опоздал. Когда я завтракал, немного джема попало мне на галстук. Вместо того, чтобы просто сменить его, как нормальный человек, я какое-то время тыкал в него ножом для масла и бормотал полную околесицу. Потом я понял, что творю, поднялся, сменил галстук, как нормальный человек, и пошел на работу. Остаток дня не был богат событиями. Я пробежался, поужинал, почитал книгу. Конец.

Дневник, Вторник

У меня появился новый сон. И если уж ты хочешь полной откровенности, то это пятая разновидность, а не четвертая. В придачу к полетному сну, офисному сну и башенному сну у меня частенько бывают очень интересные сны с твоим участием. Я тебе о них не говорил по вполне очевидным причинам. И вот теперь можешь быть уверена, именно они, а вовсе не полетные, на самом деле мои любимые. Как ни погляди, новая разновидность сна вообще непонятно откуда. В ней я еду в поезде с тем темноволосым парнем, что видел тогда в баре. Не могу вспомнить, куда мы едем и вообще никаких деталей, но наверняка знаю одно: этот черноволосый парень мне крайне омерзителен, и когда он мне улыбнулся, я такой гнев ощутил, что едва не взорвался.

Утром я был очень осторожен с джемом на завтрак. Тем не менее, пока я ел, в голову мне пришло кое-что странное: конечно, нож для масла не сработал, дубина ты стоеросовая. Он же металлический. И в течение тридцати секунд мне это было ясно как день, а потом я не смог понять, почему это было ясно. Еще чуть позже я вспомнил, что у меня целая коллекция прутиков, которые я собирал черт знает зачем. Сперва мне показалось, что идея о металлическом ноже как-то объясняла мою коллекцию прутиков, но вот теперь я думаю об этом и в толк не возьму, как они связаны.

На работе было не интересно.

Вечером, на пробежке я увидел этот старый пень, мимо которого, просто уверен, пробегаю каждый вечер не задумываясь. Сегодня, по неведомой причине, я прошел мимо него с опаской, и в голову мне пришло: «Черт побери этот цапень*». Понятия не имею, что это значит.

Дневник, Среда

Сегодня на работе мне нужно было отправить документ в другое отделение нашей компании. Вместо того, чтобы просто попросить Фиону сделать это или встать и использовать гребаный факс, я скрутил бумажку и перетянул ее резинкой. И тут Невыносимый Дрочила Тед говорит мне: «Эй, Малфорд, ты какого черта творишь?». Я ничего не ответил, но открыл окно и начал всматриваться в горизонт. Тед говорит: «Че ты там высматриваешь? Почтового голубя?», я вот уже собирался сказать: «Не голубя, придурок, сову», а потом у меня в голове что-то кликнуло. Вместо этого, я дарю ему лучшую усмешку, на которую только способен, и говорю: «Просто хотел проверить твою внимательность». Тут Тед говорит: «Сумасшедший ублюдок». И я изо всех сил пытаюсь его игнорировать. Он выглядел так, будто собирался всему офису растрезвонить, какой я на самом деле сумасшедший ублюдок, но после фирменного «взгляда смерти» от Дрейка Малфорда он вернулся за свой стол и заткнулся.

Днем Рик сказал, что у него все еще есть десять билетов на пьесу. Никому это не интересно. И это радует.

На вечерней пробежке я сознательно избегал дорожки мимо того старого пня.

Дневник, Четверг

Прошлой ночью опять был башенный сон. Все плохо. Человек-змея там тоже был. Я чувствовал, будто вот-вот увижу лица родителей. Я чувствовал их лица. Думаю, я боюсь своего отца. Тот я во сне был до чертиков напуган тем им во сне. А старик с белой бородой меня не боится. Никогда не боялся. Я теперь совершенно уверен, что оружие в моей руке — палочка. Интересно, есть тут какая-то связь с прутиками из моей коллекции? Наверное. Что подсознание пытается мне сказать? Что в своей прошлой жизни я пользовался палочками, как оружием? Да как вообще такое возможно? Может, я строгал из них очень острые колышки и метал в людей. Наверняка так оно и было. А почему нет? Предплечье на левой руке горело, когда я проснулся. Пришлось сунуть руку под ледяную воду. Боль, очевидно, у меня в голове, потому что на руке ничего нет. Я уже подумывал порезать ее немного, чтобы понять, чувствую ли разницу между реальной и психосоматической болью. Отказался от этой идеи, чтобы снова не опоздать на работу.