Дело рук твоих

— Пьюси, конечно, тот еще мудак, но в людях разбирается, этого у него не отнять...

Гермиона сжала зубы. Ей нужно было срочно связаться с помощницей. Она спряталась в первой же попавшейся нише, взмахнула палочкой, вызывая Патронуса, и зло шепнула: «Мне необходим специалист по всем этим политическим штукам. Но не как у Хиллиарда, а кто-то приличный. Ищи где хочешь, чтобы завтра был». Мэнди обязательно сделает все, чтобы Гермиона убедилась в ее прозорливости и прочувствовала всю тяжесть своей ошибки, но высокомерное выражение лица мисс Броклхерст было сущим пустяком по сравнению с тем, что чертов проныра Хиллиард мог присвоить все ее труды и лавры. И как — не упорным и честным трудом, не просиживая на работе дни и ночи, как Гермиона, а благодаря хитрости самого мерзкого толка и грязному скандалу.

* * *

Рабочий день давно подошел к концу. Коридоры министерства опустели, а у Гермионы начиналось самое продуктивное время — никто не мешал, не отвлекал вопросами и мелкими делами. Она любила задержаться на работе, хотя неизменно ссорилась из-за этого с Роном, но и поделать ничего не могла: за час-другой, проведенный в министерстве сверх положенного, она успевала больше, чем за весь рабочий день. Встречу с «человеком не как у Хиллиарда» назначили тоже на вечер — лишние глаза и уши в таком деле были не нужны.

Гермиона сверлила Мэнди разъяренным взглядом, но та не выказывала ни малейшего дискомфорта. Она весело щебетала, крутясь вокруг Грехэма Причарда, который со скучающим видом рассматривал скромное убранство Гермиониного кабинета.

— Молока или сливок? Положить сахару? — Голос Мэнди источал мед. — Попробуйте печенье, такого больше нигде нет, пекут специально по заказу министерства.

Грэхэм, которого Гермиона смутно помнила еще совсем ребенком, испуганным первокурсником, теперь был слегка полноватым мужчиной. Он сверкнул белоснежными зубами, наклонился к столу, и Гермиона тут же воспользовалась возможностью метнуть в помощницу еще один полный негодования взгляд и беззвучно спросить: «Слизеринец?». Мэнди так же беззвучно ответила: «Он лучший! Какая разница, где он учился?» — и пожала плечами. Гермиона хотела было сделать еще замечание, но Грэхэм выпрямился, отпил крошечный глоток из изящной кофейной чашки и откашлялся.

— Позвольте мне говорить прямо, миссис Уизли. — Гермиона отметила его деловой тон, нейтральное обращение и слегка успокоилась. — Вы не в самом выгодном положении.

— Что? Но ведь сегодняшнее состояние общества — целиком моя заслуга!

Мэнди громко шикнула, и в любой другой день получила бы за такое поведение выговор, но Гермиона была настолько возмущена, что не придала этому значения.

— Да-да, — невозмутимо продолжил Грэхэм. — Но настроения в массах таковы, что симпатии народа именно вам очень легко потерять. Посудите сами, — он вытащил из кармана черной магловской рубашки, слегка тесноватой в груди, крошечную папку, увеличил до обычных размеров и протянул Гермионе. Внутри оказались графики, таблицы, диаграммы. — По опросам населения и анализу прессы очевидно, что сегодня британцам импонируют те, кто лет двадцать назад был, мягко говоря, презираем. Даже ваш друг Поттер в последние годы сдал в популярности. А вот Билл Уизли, женатый на полувейле, достиг невиданных карьерных высот. Полугоблин стал директором Хогвартса — впервые в истории школы — по настоянию родителей студентов. Маглорожденный Деннис Криви возглавил «Пророк». И это только первые примеры, пришедшие мне в голову.

— Но тот же Билл — член моей семьи, почему мое положение так плохо? — Гермиона перебирала бумаги, выхватывая знакомые имена и цифры, даты опросов и целые цитаты.

— Ваш муж чистокровный, вся его семья, ваши ближайшие друзья — все чистокровные или, в лучшем случае, полукровки. У вас нет приятелей среди малых народцев, волшебных рас. Даже с Флер, супругой мистера Уизли, вы, насколько я знаю, практические не общаетесь, — Причард сложил пухлые пальцы шалашиком. — Слава Мерлину, сами вы маглорожденная, но вкупе с остальным нам это не сильно помогает.

— Остальным?

— Политика — довольно грязная вещь, миссис Уизли. Будьте уверены, как только дело дойдет до выборов, вам припомнят все: и насильное насаждение свободы домовым эльфам, и нападение на гоблинов в Гринготтсе, и отказ от Прорицаний в Хогвартсе, когда их вел кентавр.

— Но я отказалась от Прорицаний куда раньше! — Гермиона хлопнула папкой по столу. — Что за чушь вы городите?

— Это вы помните да еще горстка ваших однокурсников, — улыбнулся Грэхэм.

— Но в архивах Хогвартса...

— Архивы — это так скучно, миссис Уизли! А вот сенсационная статья с разоблачением, написанная талантливой рукой, — это люди любят, и чтобы не допустить таких публикаций, надо будет постараться.

Причард, оттопырив мизинец, поднес чашку ко рту, его глаза внимательно следили за Гермионой.

— А вы вообще во всем этом разбираетесь? Почему я должна вам верить?— устало спросила Гермиона. Ей казалось, что все пройдет просто и честно: люди посмотрят, кто из кандидатов что сделал, вспомнят заслуги и промахи и примут решение. По словам Причарда же выходило, что она сильно ошибалась.

— Мистер Причард лучший, кого мы можем найти, — вскинулась Мэнди. — Он учился в Оксфорде, работал у маглов, участвовал в предвыборных компаниях их политиков, у него бесценный опыт!

Она стряхнула с круглого плеча Грэхэма несуществующую пылинку, и он благосклонно кивнул.

— У маглов все совсем иначе, миссис Уизли. Политика, подковерные интриги, игра на образ — все это у них возведено на совершенно другой уровень. Они не гнушаются шантажом и ложью — все ради цели. То, что будет происходить здесь — детский лепет.

— Что же, вы считаете, что, раз уж у нас тут «детский лепет», я легко поступлюсь всеми принципами, стану лгать и притворяться тем, кем я не являюсь? — Гермиона откинулась в кресле и прикрыла глаза — все происходящее казалось чистым сюрреализмом, нелогичным сном, от которого не терпелось очнуться, чтобы побежать в душ и смыть даже воспоминания о нем.

— Нам нужно только немного подогреть интерес к вам и забрать внимание у Хиллиарда, — невозмутимо ответил Грэхэм, и Гермиона хмыкнула.

— Я подумаю, мистер Причард, — Она встала и мельком глянула на наручные часы — время ужина давно прошло, и слава Мерлину — Гермиона после всего услышанного сомневалась, что ей полезет в горло даже самый лакомый кусок. — Мне надо хорошенько подумать.

* * *

Долго думать не пришлось. Хиллиард, приглашенный в эфир «Первого колдорадио», после полного вздохов и милых подробностей рассказа о дочери смущаясь и кокетничая признался, что его уговаривают участвовать в выборах и он решил попробовать, потому что кто как не он сможет продолжить курс на создание равноправного общества? А уже буквально на следующий день на обсуждении очередного законопроекта, призванного улучшить жизнь волшебных рас, кто-то с задних рядов (Гермиона не рассмотрела, кто это был, но могла поклясться, что кто-то из дружков Пьюси и Хиллиарда) ехидно поинтересовался, уверена ли миссис Уизли в том, что ее предложения пойдут на пользу, если о жизни этих самых рас знает только понаслышке. Гермиона, вонзив в ладони ногти, сделала вид, что ничего не случилось, но смешки, поползшие по залу, стали для нее даже не тревожным звоночком, а воем пожарной сирены. Она уже не слушала комментариев и предложений, а размышляла только о том, что, похоже, без помощи ей не обойтись. К тому моменту, как заседание кончилось, Гермиона приняла решение: она наймет Причарда, но не позволит ему опускаться до уровня Хиллиарда — она будет следить за каждым его шагом, не позволяя чего-то противного ее убеждениям. У нее должно было получиться — в конце концов, она же как-то сумела справиться с делегацией гоблинов, а им палец в рот класть не стоило. Так что сумеет удержать в узде и одного не самого страшного слизеринца.

Грэхэм немного поскалился, но быстро перешел к делу. Гермионе было предложено взять отгул. На вопрос, как это поможет в достижении их цели, он спокойно ответил, что выходной, проведенный в правильной компании, будет очень даже на руку. На следующий день Гермиона, с трудом сдерживая раздражение, рассказывала усталому и постаревшему Кингсли, что к ней приезжает знакомая-вампир и бросить ее одну в Лондоне никак не возможно. Конечно, по совету Грэхэма и Мэнди, Гермиона позаботилась, чтобы дверь в кабинет действующего министра оставалась приоткрытой, а ее голос звучал достаточно громко, дабы секретарь Кингсли, известная своей любовью к сплетням, услышала все до последнего слова. Министр досадливо морщился, потом молча подписал заявление и махнул рукой, указывая на дверь. Возможно, он просто устал, но Гермионе казалось, что Кингсли раскусил ее в тот же момент, как она придержала ногой норовящую захлопнуться дверь. Вроде ничего ужасного она не делала, тщательно избегала любых спорных фраз, которые считала бы ложью, тревожный звоночек внутри, исправно сигнализировавший ей о неправильностях мира, молчал, но отчего-то чувство гадливости не покидало до самого конца дня.

Вампирша — то ли Эмилия, то ли Лилия (Гермиона не запомнила, потому что была выбита из колеи видом длинных острых клыков, находящих на покрытую темно-фиолетовой помадой нижнюю губу) оказалась субтильной бледной девицей, банально облаченной в черные одежды, и никудышной собеседницей. Она, сначала бросившись Гермионе на шею, а потом подхватив под ручку, с глупой, словно приклеенной улыбкой около часа таскала ее по Косой аллее. Они заглянули в самые разные магазинчики, где вампирша с энтузиазмом раскланивались со всеми знакомыми Гермионы и даже пообщались немного с оказавшейся у мадам Малкин (совершенно случайно, конечно же) молодой корреспонденткой «Ведьмополитена». Наконец Гермиона совсем выбилась из сил, у нее заболела голова, да так сильно, что она наотрез отказалась продолжать этот смехотворный забег по Косой аллее. Вампирша только хмыкнула и потащила ее на веранду в отреставрированное кафе Флориана Фортескью. Погода была пасмурной, дул сильный ветер, но Причард, похоже, дал девице инструкцию: их должно увидеть как можно больше народа.

Нисколько не смущаясь, вампирша достала из складок мантии флягу и вылила ее содержимое в услужливо принесенный официантом пустой хрустальный кубок. Запах крови, густой, металлический, ударил Гермионе в нос — она слегка поморщилась, но это не укрылось от вампирши.

— Не кривись, подружка, — оскалилась та. — Согласно закону о расах, параграф три, пункт двадцать семь, никто не должен быть порицаем или осуждаем за насущные нужды и методы их справления.

Она отсалютовала бокалом, сделала большой глоток и довольно причмокнула, облизнув губы.

— Хочешь знать, кто со мной ею поделился? — спросила она побледневшую Гермиону, вертя в руке кубок и заставляя кровь в нем облизывать стенки. — Да не пугайся ты так! Кровь оленья. Хотя могу я попросить, по-дружески? — Вампирша перегнулась через стол и подмигнула. — Включи в свой закон еще поправочку об охоте на маглов. Люблю молоденьких парней — такой коктейль из адреналина и гормонов... М-м-м.