Дело рук твоих

— Значит, если бы речь шла не о гоблине, ты бы не возражал? — нехорошо прищурилась Гермиона. — Я семнадцать лет положила на то, чтобы магические расы не считали хуже нас, а мой муж, оказывается, мыслит подобными категориями!

Рон тоже встал — его стул опрокинулся на пол.

— Хоть гоблин, хоть сам Мерлин! Я не желаю, чтобы мое имя трепали в каждом закутке Косой аллеи! Чтобы говорили, что Рон Уизли настолько никчемен, что жена променяла его на какого-то...

— О, снова твое чувство ущемленного достоинства! Признай, Рон, ты просто на самом деле хочешь, чтобы я проиграла. Пусть я буду несчастной, пусть дело всей моей жизни полетит к черту, зато я перестану затмевать тебя и превращусь в примерную жену, как твоя мамочка!

Рон подскочил к Гермионе, и ей показалось, что он хотел схватить ее за грудки, но он только раздувал щеки и сжимал кулаки.

— Моя мама счастлива, хоть и не построила карьеры. Для нее главное — семья.

— А для меня, Рон? Тебе все равно, что важно для меня? — Гермиона топнула. — У маглов женщины давно работают наравне с мужчинами и играют в игры пожестче наших! Я не твоя мама!

— И очень жаль! — выкрикнул он ей в лицо. — Была бы ты хоть на сотую долю похожа на нее, мы бы сейчас здесь не стояли, обсуждая то, насколько тебе плевать на нашу семью!

Он ловил ртом воздух, а Гермиона чувствовала, словно у нее из-под ног выбили землю. Сколько «чертей» набралось в ее списке? Десять или больше? Она сбилась со счета.

— Ты сама-то, — прошипел наконец Рон, — сама-то думаешь, что это нормально?

— Маглы ради своих интересов и не на такое идут, — уклончиво ответила Гермиона. Она, конечно, не считала такую аферу нормальной, но признавать правоту Рона, который так легко решил, будто она уже согласна пойти на скандал вопреки всему, который в очередной раз продемонстрировал свое недоверие, не хотела — из принципа. Во всяком случае до тех пор, пока он не сбавит тон.

— Значит, ради карьеры ты готова выставить меня идиотом. Ты согласна, чтобы твоих детей обзывали в школе гоблинскими выродками?

— Их никто не будет обзывать! Наше общество куда толерантнее того, что было двадцать лет назад. И все знают, что они — твои дети.

Гермиона отвернулась, чтобы не видеть по-детски обиженного лица мужа, но слух услужливо помогал ей правильно интерпретировать его пыхтение и бормотание.

— Знаешь, все те годы, что мы женаты, я борюсь с ощущением, что совершенно тебе не нужен, а вся наша семейная жизнь — одна большая уступка, которую ты сделала, чтобы я не мешался под ногами, — устало сказал Рон.

— А я все эти годы борюсь с ощущением, что не оправдываю твоих ожиданий.

Гермиона с трудом держалась, чтобы не заплакать.

— Если ты пойдешь на это, то на самом деле не оправдаешь ожиданий. Я не ожидал от тебя такого, Гермиона. Считай, на этом наш брак закончится.

Он встал, шаркая прошел в коридор, поднялся по лестнице — третья снизу ступенька жалостно скрипнула, затем хлопнула дверь, и все смолкло. Теперь Гермионе не нужно было сдерживаться — она села на пол, опершись спиной о кухонную тумбу, и разрыдалась. Если бы Рон верил в нее хоть чуточку, если бы он разделял ее интересы, если бы не подозревал постоянно в попытке ущемить его достоинство, он бы дослушал и узнал, что она не собирается следовать совету Грэхэма, а просто ищет у него сочувствия, поддержки. Но его эго, как всегда, затмило собой разум, Рон решил, что его хотят унизить, а Гермиона не смогла сдержаться. Она многому научилась за годы их брака: сносно готовить, слушать с заинтересованным видом неинтересные рассказы, мастерски отвлекать раскапризничавшихся детей. Но вот принимать собственного мужа с его недостатками и не реагировать на его слова так, словно она все еще неуверенная в себе школьница, — эти умения к ней так и не пришли.

* * *

Все утро до начала благотворительного приема, завершающего предвыборного гонку и открывающего «неделю тишины», Гермиона ловко бегала от Причарда и Мэнди. Они, как ни старались, не смогли найти ее ни в кабинете, ни в кафетерии, ни в людных коридорах министерства. Гермиона пряталась у Луны, в отделе по учету редких и вымирающих видов волшебных существ, а туда редко кто заходил по собственной воле — некоторых своих подопечных Луна со свойственной ей непосредственностью держала прямо в кабинете. Стоит ли говорить, что гвалт и запах у нее в отделе стояли непередаваемые. Луна болтала что-то фантастическое о волшебных свойствах слез нунду, а Гермиона слушала и расслаблялась. Постепенно проходила головная боль — она не спала всю ночь, прислушиваясь к шорохам дома в надежде заметить, если в комнате для гостей раздадутся шаги Рона, и к утру чувствовала себя совершенно разбитой. Она окончательно поняла, что проигрыш в выборах переживет, а вот крах семьи — вряд ли. На любых весах предательство себя и семьи перевешивало предательство честолюбия. Решение всегда было с ней, с самого начала она знала, как следует поступать, ее просто сбили с пути все эти игры, все непривычные и шокирующие поступки окружающих.

Покинуть свое укрытие Гермиона решилась только непосредственно перед приемом. Зато вышла она оттуда с гордо поднятой головой и твердым намерением не предавать себя. А как там пойдет с Роном... это покажет время. Главное, что она останется честна перед самой собой. Она переоделась прямо в туалете, поправила прическу и побежала в Атриум, откуда перенеслась в сад дома Кингсли, где уже накрыли столы и расставили стулья. Но стоило Гермионе сделать шаг, как на нее буквально налетел Причард.

— Целое утро! Я искал тебя по всему министерству целое утро! Что за ребячество, Гермиона? Мы не обговорили детали нашего плана, а Мэнди подготовила платье...

— Никакого нашего плана нет, — отрезала Гермиона. — Я не собираюсь участвовать в этом.

К тому же у нее еще был шанс одержать победу — Причард всегда говорил, что разрыв между ней и Хиллиардом небольшой, а у всех опросов есть погрешность. Так может быть, погрешность была в ее пользу?

— Ты проиграешь, если откажешься! — взвизгнул Грэхэм.

— Значит, проиграю. Я постараюсь сделать это с достоинством, — Гермиона стряхнула его руку со своего плеча и решительным шагом направилась к Шеклболту. — Кингсли, твой сад просто не узнать!

Стараясь держать лицо, она раскланивалась с гостями, перекинулась парой дежурных фраз с Хиллиардом, ни разу не позволив улыбке потухнуть, и не замечала, как за ее спиной Причард с Мэнди, склонившись друг к другу и взявшись за руки, что-то горячо обсуждают.

После обязательных речей начался фуршет. На прием были приглашены представители разных народов: здесь были вампиры и оборотни, кентавры и вейлы и, конечно же, гоблины. Последних Гермиона, переходившая от одной компании к другой для вежливой беседы, на всякий случай избегала. Она планировала поговорить еще с парой-тройкой гостей, а затем, сославшись на семейные дела, отправиться домой, чтобы помириться с Роном и предложить ему пройти терапию у магловского семейного психолога. Гермиона вежливо кивала и вставляла какие-то незначительные фразы в беседу Дэнниса Криви и полуоборотня, который предлагал создать воскресное приложение к «Пророку» о жизни вне магического общества, но сама была вся в мыслях о муже. Она подбирала аргументы и обтекаемые фразы, чтобы не обидеть Рона еще больше, но и не унизиться самой, придумывала, что бы он мог ответить на это, и снова парировала. Занятая своими размышлениями, Гермиона не заметила, как к ней приблизился молодой кентавр.

— Миссис Уизли, приветствую, мое имя — Голат, мы с вами встречались однажды. Могу я украсть вас на пару слов?

Гермиона не разбиралась в лошадях и их мастях, и единственное, что она могла сказать об этом кентавре, — он был довольно красив. Лошадиное тело с тонкими, но сильными ногами было покрыто золотистой шкурой, волосы на голове доходили до мощных загорелых плеч и тоже отливали золотом. Прямой нос, чуть пухлые губы, твердый подбородок и высокий лоб — если бы такой кентавр вел прорицания в Хогвартсе в ее время, равнодушных к этой дисциплине девочек в замке бы просто не осталось.

Они отошли чуть в сторону, тихо беседуя об отношении кентавров к переменам, о необходимости обучения жеребят и их интеграции в магическое общество. А когда незаметно для Гермионы завернули за угол дома, Голат внезапно опустился на колени и обхватил ее могучими руками.

— Гермиона, ты жестока! Ты избегаешь меня, и я понимаю почему. Но ведь я страдаю!

— Что вы... Голат, что вы себе позволяете? — Она попыталась освободиться, но тягаться с взрослым кентавром было пустой затеей.

— Ты замужем, Гермиона, — голосил кентавр во всю мощь легких, — мы не можем быть вместе, так подари мне хотя бы один поцелуй! На прощание!

— Уберите руки! Отпустите меня! — зашипела Гермиона. Ее накрыло липкой волной паники, но вместе с тем тянуло расхохотаться в лицо кентавру — так фальшиво выглядели его признания. Похоже, план Причарда реализовывался и без ее согласия, и самым важным теперь было улизнуть, пока не набежали репортеры. Она могла бы закричать, но это было бы равносильно тому, чтобы самой пригласить стервятников на пир.

— Я отпущу, отпущу, как только открою тебе свою душу, о Гермиона! С тех самых пор, как ты появилась в лесу с вопросами о нашей жизни, я не мог забыть о тебе. Ты была такой внимательной, такой чуткой! Я никогда не встречал волшебников лучше тебя. И женщин красивее!

— Да-да, послушайте, Голат, я знаю, кто вас послал, но я не давала согласия, так что отпустите, — сказала Гермиона, стараясь сохранять спокойствие. Она попыталась дотянуться до палочки, чтобы аппарировать из его объятий, но ее руки оказались прижаты к телу так крепко, что было не вырваться. Время стремительно уходило. Сколько еще секунд у нее оставалось? Десять? Пять? — Сколько он вам пообещал? Я заплачу вдвое больше, я дам вам рекомендации, что угодно, только отпустите! У меня муж, семья...

Кентавр ослепительно улыбнулся.

— То, что мне пообещали, ты мне дать не в силах.

Он подмигнул и только крепче вцепился в ее талию. От него пахло смесью мужского пота и лошадиного навоза, запах был настолько крепким, что Гермиону замутило. Она попыталась аппарировать без палочки, но не смогла даже немного повернуться в его руках.

— Ты ясно дала понять тогда, что верна мужу, но мое сердце рвется на части, когда я думаю, что никогда не смогу быть подле тебя. Давай убежим, Гермиона! Поселимся в лесу или отправимся в Грецию, на мою родину? — вдохновенно вещал кентавр, не обращая ни малейшего внимания на попытки Гермионы освободиться. — Я наблюдал за звездами, они говорят, что у нас есть шанс.

Гермиона прекратила попытки вырваться — вместо этого попыталась врезать кентавру каблуком. Впрочем, он ловко поджимал мускулистые ноги.

— Слушай, ты, влюбленный, убирайся отсюда, иначе я покажу тебе, чему меня научили друзья-авроры!

Голат медленно поднялся на ноги, бросил короткий взгляд через ее плечо, нервно дернул хвостом. Гермиона удивилась — она не ожидала, что он послушается, но выхватила палочку и удовлетворенно улыбнулась.

— Это Причард, да, Причард послал тебя? — спросила она.