Я - тот, кто тебя уничтожит. Рождение феникса. Книга 2

Сцепив до боли челюсти, я попыталась проявить нрав, отстраниться хоть ненамного, чтобы был маневр, увеличивающий вероятность вырваться и отправиться к отцу.

– Не дергайся, Птаха. Твои трепыхания бессмысленны.

– Пусти! – всхлипнула я и охнула, ощутив, как затрещали кости в моей кисти, которая находилась в хватке Ника. – Доминик, прошу, пусти.

– Знаешь, что у вальса очень много вариаций? Почти у каждой расы, народа и цивилизации вальс в той или иной форме присутствует в списке обязательных и традиционных танцев? – словно узнал забавную шутку, посмотрел он мне в лицо, но хватки на моих пальцах не расслабил. Напротив, следом затрещали и ребра, отчего пришлось закусить губу, чтобы не закричать.

– Ник, прошу тебя…– смогла я прошептать, прогоняя предательские слезы, но не боли, а давящего чувства безысходности. – Зачем ты это делаешь? – сквозь зубы спросила я, чувствуя, как к горлу подступает паника и сопутствующая ей ярость и злость.

– Ты так ничему и не научилась. Ни манерам, ни танцам, ни умению делать необходимые выводы, – тоскливо прокомментировал Доминик и… ослабил хватку, позволяя нормально вздохнуть. И все это не сбиваясь с шага ни на секунду. – Что, по-твоему, я сейчас делаю?

– Ты задерживаешь меня, – прошипела я, смотря со злостью в красивые, невероятные и печальные глаза.

– Но для чего? С какой целью?

– Чтобы не позволить мне добраться до отца.

– Близко, но неточно, – вздохнул беловолосый. – Во-первых, я соскучился и имею полное право считать этот танец – компенсацией этих трех лет.

– Поэтому мне чуть ребра не сломал? Опять! – не без яда уточнила я, давая понять, что уже не та наивная и преданная девчонка, которая готова была терпеть все его выходки, следуя за мужчиной хвостом.

– Мне нравится, как ты кривишься, – без тени смущения, уверенно кивнул Доминик. – Во-вторых, с болью человеческий, да и любой другой, мозг работает с ускорением, быстрее усваивая информацию.

– Это что, очередной урок? После того, как мы расстались? Не думаешь, что я не желаю ничему у тебя учиться?

– Надменность и заносчивость, коими ты обросла за эти упущенные годы, мне не нравятся, – задумчиво и даже обиженно заявил Доминик. – Твои родители плохо повлияли на тебя, как и ты, не желая слушать мои уроки и предпочтения. Теперь все будет очень медленно… слишком… – вздохнул он, поджав губы и нахмурившись. – Семь лет упорной дрессировки насмарку…

– О чем ты? – растерялась я, с тревогой предчувствуя новый виток неприятностей. Вместо ответа мужчина замер и беззвучно пошевелил губами. Я не могла сказать с уверенностью, но мне показалось, что это был обратный отсчет.

– Ты уже научилась летать? – моргнул он, спросив меня как бы невзначай.

Толком не дав обдумать это, мужчина оттолкнул меня от себя, будто я ему надоела, развернулся и просто молча ушел, не оборачиваясь более ни на кого.

Несколько секунд я потерянно смотрела ему в спину, но затем вспомнила о своем желании и, расталкивая гостей, с кем еще недавно была самой любезностью, продирала себе путь к выходу из зала, в коридор, что вел к кабинету отца.

– Ты куда-то собралась, Аннабель? – остановил меня строгий голос матери перед тем, как я оказалась у двери, ведущей в коридор.

Я обернулась на маму, разглядывая ее красивую, гордую, даже величественную фигуру. Казалось, ее ничего не может смутить. Так казалось, но я видела, как напряженные ее красивые, изящные пальцы, давая понять, что и она нервничает. Осталось лишь понять, что именно ее смутило: появление незваных гостей, их странный уход с отцом или мое самовольство и несоответствие образу прилежной наследницы?

– Я хочу увидеться с папой, мама, – стараясь говорить спокойно и с расстановкой, призналась я.

– Исключено, – категорично отказала она мне, строго прищурив красивые голубые глаза. – Твое место здесь. Это твой праздник!

– Серьезно? – впервые за несколько лет осмелилась я дерзко перебить мать и посмотреть с вызовом. – Как по мне, это чей угодно праздник, но точно не мой.

– Я не потерплю этой дерзости, – понизила она голос.

– Тебя что, совсем не смущают эти существа? – посмотрела я в лицо матери, в глазах которой заметила нервный блеск и даже испуг. – Тебе ведь тоже страшно! Почему ты бездействуешь?

– Тебя это не касается, Аннабель, – коротко оборвала меня мать, а по ее лицу прошлась судорога. – Делай то, что от тебя ждут. Твой отец, я и все эти люди надеемся на тебя. Сегодня ты официально примешь все возложенные на тебя полномочия.

– Сегодня? – изумилась я и даже отшатнулась в шоке. – Почему так скоро? У меня был еще месяц на подготовку.

– Сегодня. Они так решили, – глухо поведала мама и на секунду опустила взгляд, скорбно поджав губы. Из ее груди вырвался судорожный вздох, но момент был упущен и она быстро надела свою обычную маску светской невозмутимости.

– «Они»? – эхом повторила я с недоверием и острой надеждой на то, что ослышалась, посмотрев на мать.

– Оставим этот неуместный спор. На нас уже смотрят, – одернула она меня. – Насколько я помню, у тебя еще половина списка партнеров для танца так и остались без внимания именинницы. Займись своими обязанностями и не лезь в дела отца, Аннабель. Это не твоя забота.

– Но…

– Не спорь со мной, дочь, – едва не вскрикнула мать, впервые почти выругав меня на глазах у гостей, для кого всегда отыгрывала роль идеальной супруги, матери и хозяйки. – Прошу, Аннабель, – неожиданно смягчила она тон и устало прикрыла глаза. В этот момент она показалась мне настолько усталой, даже раздавленной… впервые за много лет показав свое истинное отношение к происходящему.

– Хорошо, мама, – не посмела я спорить, задетая ее уязвленным видом.

– Спасибо… – произнесла она, проследив взглядом, как я углубляюсь в живую массу. Лишь решив, что я послушалась ее, она резко обернулась и стремительным шагом сама вышла в коридор, что не осталось без моего внимания.

Вот только теперь я готова была пойти на все, чтобы, наконец, разобраться в происходящем. Однако, маму едва ли порадует, если мы встретимся с ней в коридоре у кабинета отца. Благо, я знала другой путь, куда сейчас и направлялась, с досадой отмахиваясь от попыток заговорить и затормозить меня гостей и друзей, что с уходом беловолосых, словно вновь ожили…

***

Летать я по-прежнему не умела, несмотря на все странные надежды Доминика, потому отчаянно держалась за лепнину, одними мысками туфель балансируя на относительно широком карнизе. Но из-за многослойных юбок прижаться ближе к стене оказалось проблематично.

Когда я вновь едва не соскользнула, проверяя на собственном опыте, какого это спикировать головой вниз с третьего этажа, решила, что лучше туфли, чем я. Потому потрясся по очереди ногами, скинула обувь, которых было ни капельки не жаль. Напротив, даже позлорадствовала! Не было также жаль белоснежных чулок, потому что держать равновесие без обувки стало значительно легче.

Каким-то чудом я почувствовала приближение, когда пересекала очередное окно, и вовремя увернулась, прячась за стену. Как раз в тот момент, чтобы заметить проходящих по коридору беловолосых. Двоих, без Доминика.

Даже услышала обрывок фразы, сказанную длинноволосым:

– …ему некуда деваться. Он проиграл…

Кому «ему» даже не было сомнений, потому что уже через два окна, боясь даже дышать, чтобы не производить лишнего шума, я приблизилась к окну, ведущему в кабинет папы, благо, ввиду аномальной жары для начала мая, сейчас приоткрытое, потому я вполне четко услышала мамин голос:

– И ты молчал? Все эти годы молчал!!! – едва не визжала она, но голос дрожал и срывался. – Как ты мог? Как ты мог поступить так с нами? Со мной?

– Я сделал это ради тебя! – в ответ закричал папа, но после, словно выдохся и убитым голосом добавил: – Я безумно люблю и всегда тебя любил. Все, о чем я мечтал, это получить твою любовь.

– Но какой ценой! – всхлипнула мама, а после громко и с надрывом зарыдала. Послышались стремительные шаги, а она закричала: – Нет!!! – завизжала мама. – Не трогай, нет!!! – кричала она, прерываясь на рыдания, но после всхлипы стали глухими, а папа тихо запричитал:

– Прости меня, прости. Я ни о чем не жалею. У меня было двадцать лет. Наши двадцать лет. У нас появилась Аннабель, то, о чем я и мечтать не мог.

– И что теперь? – судорожно вздохнув, вопросила мама. – Как теперь нам с Аннабель жить, когда тебя не станет? Ты оставишь нас навсегда. Понимаешь? Как ты можешь так просто говорить о своей смерти? Нам жить с осознанием, что ты положил свою жизнь на алтарь нашей семьи! Как мне с этим жить?! – вновь зарыдала она.

– Камилла, прошу тебя. Не стоит убиваться… Я… они дали мне время до конца дня. Я поговорю с Бель самостоятельно. Придумаю что-нибудь, совру, скажу, что отправляюсь в путешествие… а после из него не вернусь живым. Меньше всего на свете я хотел бы, чтобы вы с Аннабель считали себя виноватыми. То, что я жив до сих пор – большой подарок. Такой, как я, и мечтать об этом не мог бы, а они подарили мне это время. Более того, я прожил эти годы с любимой женщиной и обожаемой дочерью…

– Но я… Я все буду знать, Каррил, – простонала мама. – Почему ты не сказал раньше? Почему не соврал сейчас?..

Я, кажется, перестала дышать, видеть.., чувствовать что-то еще, помимо шока, недоверия, страха… боли. Я словно окунулась в вакуум отчаяния. В ушах эхом разносились недавно услышанные слова, признания, вызывая откровенное негодование и просто чудовищный, удушающий ужас, что болезненным комом, словно тисками сжали грудь, мешая вздохнуть, отчего легкие горели, а сердце пропускало удары в преддверии новых страшных открытий.

Краем глаза заметила движение и посмотрела вверх, где на парапете, скучающе, невозмутимо и бездушно сидел Доминик, свесив ноги, и смотрел на закатный горизонт, отмеряющий секунды до озвученного крайнего срока, который должен забрать моего отца. Навсегда. И один из существ, причастный к этому, сейчас, не таясь, сидел рядом с открытым окном, не оставляя сомнений, что, как и я, слышит каждое слово. И услышанное его нисколько не трогало.

Словно прорезавшись, воздух вновь стал поступать в легкие, стоило только мужчине резко повернуть голову и безучастно посмотреть прямо мне в лицо. В его глазах я не увидела не сочувствия, ни сожаления, ни раскаяния, ни… торжества или злой насмешки. Ему было все равно…

Осознание, что он заберет жизнь моего отца ПРОСТО ТАК, убивала лишь сильнее. И в душе моей впервые шевельнулась ненависть к этому мужчине, которого я ошибочно и наивно считала другом.

– Я не мог… и не хотел, если честно, – тем временем продолжал отец, что слегка вывело меня из транса. – Скажи я прежде, это не позволило бы нам жить нормально.

– А до этого мы жили нормально?! – бешено взревев, задала мама вопрос, и вновь послышалась возня. – Каждый проклятый год рядом с этими существами, от которых кровь стыла в жилах. С этим ненормальным Домиником, который едва не извратил и не раз калечил нашу дочь! Каждый день в ожидании их прибытия! А Аннабель? Ты подумал о нашей дочери?! Разве ты жил с ней? Ты виделся с ней лишь для того, чтобы проследить, как продвигается ее обучение! Почти круглосуточное! Ты едва не сломал ее той ношей, что решил возложить на нашего ребенка. Это жизнь?! Я старалась не мешать, сильно не препятствовать, потому что думала, что у нас будет время. Но его не оказалось. Ты уйдешь! Безжалостно и бесстыдно бросишь нас.