Я - тот, кто тебя уничтожит. Рождение феникса. Книга 2

– Нет… не хочу, пожалуйста, не делай этого со мной… – уже даже не сопротивляясь, слабо рыдала я, понимая, что ничего не спасет, а мои просьбы – бессмысленны, как и наивные надежды, что он вспомнит о нашем прошлом и поймет, что с другом так нельзя. Со мной так нельзя…

Очередной треск ткани от срываемого белья и боль после царапин на беззащитной коже от острых безжалостных когтей.

– Прошу… – в последней, жалкой попытке выдохнула я, не надеясь, что меня даже услышат, а я закрыла глаза, надеясь хотя бы потерять сознание, чтобы не думать, не чувствовать, не помнить…

Неожиданно послышался его голос, интонацией напомнившей моего друга… в этом голосе было немного сожаления, возможно, вины, или мне так казалось… хотелось казаться…

– Не сопротивляйся и будет не сильно больно. Так нужно…. Помни – не сопротивляйся, не двигайся, молчи, лучше вообще не дыши и не провоцируй. Тогда все закончится быстро… – под конец я уже едва дышала, так как, на последних словах голос понизился и больше походил на рычание страшного зверя, чем человеческий голос.

Я набрала в грудь воздуха и распахнула глаза как раз в тот момент, чтобы увидеть, как Лирана, смотрит на меня большими глазами и подает знак молчать с таким испуганным видом, что я растерялась и отвлеклась на ее первое открытое проявление участия, а после… каким-то чудом сдержала крик, до новой крови закусив губу от резкой, ослепляющей боли, словно что-то разорвалось у меня внутри. Но позволила себе лишь резкий выдох, что со свистом вырвался сквозь зубы.

От боли и шока по щекам заструились новые слезы, но я покорно молчала, проникшись видом женщины и поверив… ей, а не ему.

Я приготовилась к долгому унижению и пытке, но после первой и последней боли внутри меня, сильные руки отпустили, позволив мешком свалиться на пол. Пока я вспоминала, как дышать, Доминик стремительно отошел на несколько шагов и взревел. Этот рев заставил обернуться и опасливо осмотреться, чтобы встретиться взглядом со страшными глазами чудовища, на лице которого бродили черные прожилки, словно живые змеи, ненадолго меняя ту, или иную часть лица, трансформируя ее в чудовищную костяную маску с наростами.

Судорожно вздохнула и даже рот прикрыла ладонью, чтобы не закричать, а после опустила взгляд, почти физически ощутив его потребность убийства, отразившуюся в страшных глазах. И, в попытке спрятаться от внимания чудовища, осознала, что он – одет полностью. Лишь страшная, трансформированная рука, а именно пальцы, были окрашены в алый цвет крови…

Чудовище тяжело дышало, а я ощущала давящую ауру ярости и бешенства, уже готовясь принять смерть, но тут внимание чудовища, что сделал шаг в мою сторону, привлекла Лирана:

– Господин, вы торопились, – скороговоркой произнесла она с виноватым и испуганным видом, словно думала, что за эту дерзость ее могут убить.

Послышался очередной рев, тяжелое, свистящее дыхание, а затем уже привычный, человеческий голос Ника:

– Верно. Отведи девчонку и присмотри за ней до моего прихода. Объясни ей правила, не люблю учить сам: я вспоминаю, что этого не сделал, когда уже убиваю за непослушание… И еще… хотел что-то еще… – запнулся он и растерянно осмотрелся. Его взгляд казался потерянным, пока не остановился на мне, пока я пыталась забиться под тот самый стол. Дом замер, весь напрягся, а глаза стали темнеть, отчего мне вновь захотелось завыть.

– Возможно, вам потребуется моя компания после возвращения, господин? – деловито уточнила девушка, пока я сдерживала тошноту, отчего начала икать. Но быстро постаралась сдержать и это, чувствуя, как мужчина по-прежнему смотрит на меня зло и брезгливо.

– Когда вернусь, придешь ко мне. Лучше в компании. Боюсь, одного массового убийства мне не хватит для того, чтобы успокоиться, – хмыкнул он как-то напряженно. Казалось, он хотел что-то сказать или сделать, судя по паузе, но не стал и просто исчез из комнаты.

Это стало для меня словно отмашкой, и я громко зарыдала, повалившись на пол и обхватывая колени руками, ощущая, как по бедрам стекает липкая влага из саднящего нутра…

Не так я представляла себе свадьбу и… брачную ночь. Больше похоже на ночной кошмар… Очередной, каких было предостаточно за эти три года. Хотелось бы верить, но боль во всем теле и между ног опровергала любую возможность на фальшь. Фальшью стала моя жизнь, которая мне все равно не принадлежит. А теперь и тело с душой, которые растоптали и размазали о жесткую реальность.

– Поднимайся, – сквозь мои рыдания и безутешные мысли услышала я строгое и холодное. Всхлипнув, затравленно посмотрела на стоящую надо мной Лирану, что с уходом Доминика вернула себе надменность и холодность.

– Оставьте меня, – попыталась я отвернуться, чтобы потешить свое горе еще немного в одиночестве, но тут меня дернули за волосы, причиняя новую боль, отчего я завизжала и шокировано распахнула глаза, смотря на невозмутимую женщину, что без особого труда держала меня на вытянутой руке, в достаточном отстранении, чтобы не испачкаться моей кровью.

– У меня нет ни малейшего желания возиться с тобой, девчонка. Раз уж Доминик завел себе новую игрушку, я возьмусь за твое воспитание, но не думай, что мне доставит это хоть сколько-нибудь удовольствия. Ты – одна из многих. Может ты и стала его женой, но по факту будешь цениться немногим больше, чем хозяйские собаки на псарне. От них, по крайней мере – есть польза. На твоем месте я бы это быстро усвоила, если хочешь выжить в этом месте.

– А если я не хочу здесь жить? – зло прошипела я, все еще морщась от боли в голове.

– Это уже не тебе решать. Умрешь лишь тогда, когда тебе позволят. Лично я надеюсь, что это произойдет как можно скорее – меньше мороки с очередной обузой, коих здесь и без тебя предостаточно. Но решать только Доминику. До тех пор, пока он с тобой не наиграется, будешь делать только то, что тебе говорят. Станешь доставлять проблемы – последуют санкции. Ты выживешь, но, поверь, и сама этому будешь не рада. Я понятно объяснила? – позволила она себе вздернуть бровь, как единственное проявление эмоции. Отчего-то эта разница ее поведения до и после ухода Доминика, меня взбесила. Хорошо быть сильной на фоне более слабого. Но подобного она не позволяла себе в присутствии Ника. – Поняла меня? – вновь тряхнула беловолосая меня за волосы, заставив зашипеть, зажмуриться, чтобы сдержать очередные слезы, которые показывать более не хотелось. Похоже, я не ошибалась, и вся раса Доминика – ублюдки и моральные уроды. – Не слышу!

– Поняла, пусти, – едва не выкрикнула я и свободно упала на колени, когда меня отпустили.

– Идем, я покажу тебе, где ты сегодня будешь ночевать, – просто развернулась и, не глядя, иду ли я за ней, отправилась она на выход из зала уверенной, величественной походкой королевы, которой позавидовала бы даже моя мама.

Я хотела бы плюнуть на все и просто сбежать или сидеть на месте в качестве протеста. Хотела бы и воспитание требовало этого от меня. Но поняла, что данный бунт принесет лишь больше боли, которой на сегодня с меня оказалось достаточно. Я обессилила, устала, меня трясло не только от телесных повреждений, но и от нервного напряжения, а по бедрам продолжала стекать липкая и теплая влага, навевая тошнотворные воспоминания и ассоциации. Хотелось забиться в угол и просто уснуть. Но мне никто этого не позволит. Лучше послушаться, перетерпеть и добрать до места, где хоть на некоторое время, но смогу отдохнуть и, если повезет – забыться и уснуть. Если не проснусь – тоже неплохо.

Удивительно, что мне на полном серьезе даже не пришла мысль прекратить все это, как и свое существование. Я не хотела так жить, ни в этом месте, ни с этими существами, не с новыми знаниями и воспоминаниями. Но понимала, что моя смерть может разозлить Доминика, и тогда договор окажется расторгнут, а то, через что я прошла, станет напрасным. Позволить этого я себе не могла.

А еще зрела навязчивая мысль, что для такого ублюдка, каким оказался Ник, мое самоубийство окажется большой честью. От этой мысли стало немного легче дышать, а губы сами собой сжались в упрямую линию, когда я, пошатнувшись, со второй попытки все же поднялась. А после, поморщившись от саднящего чувства между ног и общей боли в теле, нетвердой походкой направилась за своей провожатой.

– Поторопись, – бросила она мне, даже не повернувшись. – Я не намерена ночевать в коридоре. И без того, благодаря тебе, у меня намечается несколько часов отработки, а после день регенерации. И тратить свое время еще на тебя я не буду. Потому, или шевели ногами, или я отправлю тебя на псарню!

Мне показалось, что я так сильно скрипнула зубами, что было слышно даже за пределами строения. Но послушалась, ускорив шаг, что далось с трудом, а меня еще сильнее замутило. Наверное из чувства мести я решила себя не сдерживать и согнулась уже через шаг, выплескивая на пол все, что съела за сегодняшний день, вместе с желчью и каплями крови из губы, которая вновь треснула и закровила.

Утерла рот рукой и с трудом выпрямилась, морщась от рези в желудке и кисло-горького привкуса во рту, но тут встретилась взглядом с Лираной, которая все же остановилась и сейчас смотрела за мной.

– Следовало бы заставить тебя все за собой убрать, но, так и быть, на сегодня прощу, учитывая, что ты не знакома с правилами поведения. Уже завтра подобной доброты не жди. А теперь за мной. Решишь испортить что-то еще, моя доброта прекратиться, и я заставлю тебя слизывать грязь языком, – холодно и бескомпромиссно сообщили мне с намеком на брезгливость.

Полагаю, мне следовало бы поразиться ее «доброте», но что-то не хотелось.

Она вела меня полутемными, холодными и широкими коридорами какого-то… безликого строения. Лишь несколько раз мне встретились двери, и три узких окна, которые практически не давали никакого света и обзора, отчего больше походили на бойницы. Весь интерьер был скупым и безликим. Стены, хоть и каменные, из твердых и дорогих пород, но даже не покрашенные и ничем не украшенные. Тоже самое было и с монолитными полами. Потолок из-за его высоты и скудного освещения я не увидела, но даже не сомневалась, что и он мало отличается от остального «убранства». Мебель если и была, то не отличалась разнообразием и, в основе своей, была так же сделана из камня. Об уюте и комфорте тут, очевидно, никто не задумывался.

Поймала себя на мысли что место, в котором я оказалась, невероятным образом отлично характеризует самого хозяина: закрытый, замкнутый и безликий, а внутри – лишь пустота без единого лучика света.

Мы шли долго, то поднимались, то спускались различными темными переходами, где я парочку раз едва не падала на крутых ступеньках едва ни в кромешной темноте, лишь каким-то невероятным образом успевая поймать равновесие. Но ненадолго, и оступалась с заметной упрямством, несмотря на то, что старалась держаться грубо стесанной стены, с удивлением поняв, что это – часть скалы.

После мы попали и вовсе в самую… пугающую часть, где свет стал еще более безликим, а помещения буквально гигантскими, что я поняла из гулкого эха от каждого, даже самого тихого шага, что отдавались от высоких потолков и еще долго вибрировали в воздухе. Этот звук вызывал неприятную дрожь и ассоциации со склепом наподобие того, который однажды мне доводилось видеть при захоронении маминого отца и моего деда. Фамильная усыпальница была древней и казалась исполинской. Воздух там был таким же, как место, в котором я сейчас оказалась: затхлым, холодным, густым и оседающим на губах привкусом тлена и вековой пыли.