Золото

3

В оконце глядела вечерняя желтая заря. Жорж застал приятеля за серьезным делом. Мигалов, весь малиновый от напряжения, разглаживал брюки ладонями.

Жорж был в бархатной куртке с отложным воротником, в широких бархатных шароварах приискательской кройки — со множеством складок, с напуском. Ловкий стан опоясывал ярко-красный кушак, концы которого спускались по бокам и полыхали огненными языками. Сапоги полуболотного фасона из дорогого хрома, затянутые ремешками поверх стройных икр, отсвечивали блестящими бликами. Коренной золотоискатель, высокий, но не громоздкий, широкий в плечах, тонкий в бедрах, с вылитыми из бронзы головой и шеей. На чистый низкий лоб упала черная прядь, мешая глядеть. Морщась от боли, он расчесал гребешком густые, как мех, волосы, растянулся на койке, положил ноги на щиток и закурил папиросу.

— Слышал, что шахтная крыса делает? Обыскал двоих, отобрал золотишко.

— А ты лаз в «алтарь» хорошо заложил?

— Если руками будет щупать, — конечно, найдет, а так — ни один черт не догадается.

— Ну, ладно. — Мигалов выдвинул корзинку из-под койки, достал флакон и надушил одеколоном платок. — Надо идти. Пора.

Жорж уставился на приятеля.

— Что за чертовщину вы придумали. Свадьба, что ли? Приглашает и меня, говоришь, Лидка. С какой стати?

— Идем и больше ничего. Не пожалеешь, одно могу тебе сказать.

Приятели вышли из казармы, перешли уличку, миновали контору и задами выбрались на сухую тропу по полусопке. В наступивших осенних сумерках беспорядочно разбросанные домики прииска, крепежный лес, отвалы насыпи расплывались грязными пятнами, только ниточки откатных путей и лужи блестели отсветами зари. На низкое небо из-за пологих сопок наползали дымчатые тучи.

Друзья медленно двигались но тропе, и их разговор плелся возле последних событий на приисках. Жорж остановился, оглядел мертвые хребты, из которых выщипали не только деревья, но и последние пни, выпятил высокую грудь и втянул в себя пахучий осенний воздух.

— Эх, Коля, не хочется уходить. Будь они прокляты, эти лимитетчики.

— Не уходи, кто тебе мешает остаться старательствовать?

— Нет, этот номер не пройдет. Отдадут выработанные шахтенки, самые плевые, как дуракам игрушку.

— Неизвестно. Может быть, лучшие отдадут. Я не верю в их драги и машинизацию. Слыхал — бараки начинают пилить на дрова. Слыхал — копры снимают?

— Драги, что ли, будут ставить на месте каждого барака?

— Чудак человек! Ведь рабочих будет мало при машинизации, зачем же баракам гнить и разваливаться, когда дрова денег стоят. Лес далеко, а тут под боком, да к тому же сухой.

— Одним словом, Коля, тебе, я вижу, все равно. Ну, и мне наплевать.

Перед крылечком домика с чистенькими стеклами в окнах, через которые четко печатались узорчатые занавески, Мигалов остановился, снял картуз и пригладил белобрысые волосы. Странная робость охватывала его всякий раз, когда он входил в квартирку, в которой жила Лида.

Лидия, улыбаясь смешной растерянности Николая, с какой он осматривал галоши, не решаясь поставить их на чистый пол, приглашала:

— Проходите, пожалуйста. Коля, да проводи же товарища, что ты застрял в дверях! Самовар поставить или, может быть, выпьете сначала? Как у тебя настроение?

— Конечно, выпьем сначала, — согласился Мигалов и почувствовал облегчение. Свободнее задвигался и потер руки. — И самовар, конечно, само собой разумеется. Это — Жорж Соломатин из четвертой шахты, — представил он приятеля.

Лидия ушла хлопотать по хозяйству. Приятели сидели молча. Из кухоньки доносилось звяканье тарелок, ножей, громыхнула самоварная труба. Когда Лидия внесла стопку тарелок, Мигалов не удержался:

— На одной бы поели. Их мыть после нас надо, убирать. Из шахты поднялись, не из гостиницы приехали.

— Ты в чужие дела не вмешивайся, — улыбнулась Лидия. — Сиди, жди, что хозяйка прикажет.

Она ловко повернулась и снова исчезла. Мигалов воспользовался ее отсутствием и толкнул Жоржа ногой. На коврике из белых и коричневых телячьих шкурок лежал ошметок грязи. Жорж спокойно дотянулся до него рукой, попутно снял с сапога такой же ошметок и положил в цветочный горшок.

— Ты думаешь они сердятся на нашего брата за это? Ничего подобного.

Наконец стол был готов. Лидия, взволнованная хлопотами, присела на стул и налила первые рюмки. Чокнулась с Жоржем, как с гостем, и, видя грустное лицо Мигалова, пошутила с ним, как с близким:

— Ты будешь ждать приглашения? Не дождешься, будь уверен.

Шахтеры после двух общих рюмок, выпитых с чинными приветствиями, принялись опрокидывать одну за другой. Жорж через тарелки потянулся к бутылке горькой:

— Ну-ка, Коля, подвинь, я из нее выбью дурь.

Пробка вылетела от удара бутылки о ладонь.

Лидия с удивлением заметила, что Николай пьет без закуски. Обратила внимание на странное беспокойство в его глазах, — он то и дело вынимал часы. Попыталась узнать, куда он спешит.

— Гость еще один сейчас должен придти…

— Оставь дурачиться. Что за гость, скажи, пожалуйста?

— Самый настоящий гость.

— Я его знаю?

— Конечно, знаешь. Кого ты здесь не знаешь!

— Странно, Коля, ты приглашаешь гостей и не считаешь нужным предупредить. Ты ставишь меня в неловкое положение.

Лидия задумчиво остановила взгляд расширенных глаз на конопатом лице Мигалова. Как могло случиться, что она выбрала этого человека с некрасивым лицом и белесым ершиком. А ведь совсем недавно даже мысли не возникало о веснушках или белых бровях… С грустью она вызвала и освежила в памяти того Мигалова, рассказы которого можно было слушать неотрывно часами, ни о чем другом не думая. Как он умел говорить о своей родине! Мечталось — поедет в теплую чудесную Украину, увидит черное южное небо, полное крупных звезд, услышит песни… Особенно волнующими представлялись сады, белые, как снег, но теплые и ароматные…

— Ну, Колька, скажи же, кто придет? Может быть, я совсем не хочу. Мне некогда сегодня. Я должна сходить к Федору Ивановичу.

— Разве еще водятся дела?

Она ударила его по руке.

— Дурачок, а как ты думал? Не день с ним прожили. Надо кое-что выяснить насчет имущества.

— Нечего выяснять вам. Ясно.

— Это по-твоему. Федор Иванович человек серьезный, любит все делать солидно, чтобы не переделывать.

— Видно серьезного господина, — вмешался Жорж. — Если бы твой Колька не оглянулся — в спину, как пить дать, получил бы нож.

Лидия начинала чувствовать тревогу. Что-то недоброе слышалось в голосе друга, какие-то намерения сквозили в словах и намеках.

— Да не вынимай ты свои отвратительные часы, пожалуйста, — крикнула она и топнула ногой. — Стыд какой. Сидит и поминутно смотрит на стрелки. Я уйду к соседям, если ты не перестанешь дразнить меня. Не приходил бы тогда. Жорж, отнимите у него часы!

Лидия возмутилась, отодвинулась от стола. Мигалов пересел на кровать и притянул ее насильно к себе. Жорж налил стакан горькой и опрокинул в рот. Он почувствовал себя обиженным; чтобы привлечь внимание, принялся рассказывать историю одной замечательной игры в банчок.

— Ты, Колька, помнишь Яшку-татарина, — пристал он, — помнишь, как он смело играл? — Но, видя, что его не слушают, поднялся. — Пожалуй, я пошел. В одном месте игра крупная собирается сегодня.

Мигалов усадил приятеля на стул.

— Сейчас придет человек, а у нас врозь дело пошло. Имей в виду, Жорж, он очень хочет повидаться с тобой. Учитывай.

Лидия не дала больше водки захмелевшим гостям. Поставила бутылку ликера. Шахтеры выпили по бокалу и потянулись к сардинам. Она заразительно рассмеялась:

— Вот сумасшедшие. Кто же закусывает ликер сардинами! Коля, в наказанье за то, что ты морочил голову своим гостем, налей мне с Жоржем по рюмке. — За хороших ребят, которые закусывают ликер селедкой, носят носовые платки в кармане, а сморкаются двумя пальцами, за всех шахтеров!

И вот в тот самый момент, когда все трое подняли рюмки, открылась дверь: в горницу вошел старший смотритель Федор Иванович Пласкеев. Окинул тревожным взглядом полный закусок стол, гостей, хозяйку и снял картуз. Немыслимо было показать свой испуг при Лиде, которую любил, несмотря на все, что она сделала, несмотря на свои сорок три года. Мигалов поднялся из-за стола и отрезал ему отступление к двери. В комнатке стало совсем тесно и душно. Лидия растерянно достала новую бутылку вина и поставила на стол. В это тихое, напряженное мгновенье она и ее бывший муж были как будто снова близкими: встретились глазами и обменялись тревогой. Она переставляла тарелки и говорила, чтобы заполнить тишину:

— Проходите, Федор Иванович. Как хорошо, что вы заглянули. Я собиралась сама к вам сегодня…

Мигалов перебил ее и начал свою заготовленную заранее речь:

— Федор Иванович, Лидия Прокопьевна тут ни при чем. Записку написал я. Пригласил вас я, а не она. Вы хотели считаться со мной за что-то. Вот я тут, давайте посчитаемся, если надо. Ваш прихлебатель — Фомин шел за мной до моста, догнал и в темноте хотел ударить ножом. Если бы я не оглянулся, факт — пришлось бы взять бюллетень.

Он взглянул на Лидию, понял — ей нравятся его честные, прямые, без скандала счеты с бывшим мужем — и так же сдержанно, но чуточку торопливее, продолжал:

— Ты, Пласкеев, стоял, наверное, недалеко и думал: «Вот тебе, гад, такой-сякой!» Наверное, ждал, как повалюсь от ножа. Никто ничего не видел. Правда? Как будто ничего не было. Но я-то ведь знаю все! Вот в чем дело. Ну, давай считаться, я ничего не имею, только без ножей. Разве нельзя говорить по-человечески об этом?

— Товарищ Мигалов, вот Лида может удостоверить, что я никогда не был таким человеком. Может быть, зам показалось. Фомин ходит по тропе на сопку к своим землякам. Я прошу вас, товарищ Мигалов, разобраться.

Смотрителю показалось, что можно подействовать на подвыпивших и доказать свою невиновность; задушевным голосом он хотел продолжать свою защитительную речь, но внезапно от молниеносного удара по лицу повалился на пол; раздался грохот: падая, он задел ногами стул и отбросил к стенке. Мигалов недовольно крикнул:

— Жорж, тебя не просили срывать план!

Лилия схватила Жоржа за руку, но он успел ударить Пласкеева еще раз и погладил онемевший кулак.

— Неужели для такого пустяка держал ты меня, Колька?

— А если бы он пришел с продажной скотиной Фоминым? Подожди, Жорж, не уходи.

Мигалов толкнул Федора Ивановича ногой.

— Довольно притворяться сиротой! Жорж, налей ему стопочку.

Федор Иванович поднялся с пола. Из верхней губы сочилась кровь. Перед ним стояла рюмка с водкой.

— Пей, а то скажешь — пригласили и не угостили. Пей, говорят!

Федор Иванович стоял у стола, куда его подтолкнул Жорж, и, зная нрав подвыпивших шахтеров, не решался вымолвить слова. Лидия суетливо, чтобы хоть чем-нибудь сгладить неприятность, подвигала икру, шпроты, маринованные грибы. Федор Иванович сам все это покупал недавно. Ликер тоже купил он. Невольно вспомнился день, когда он привез покупки из Бодайбо; они вместе с женой решили единодушно приберечь их для особо торжественного случая… Наклоняясь, Лидия роняла на стол тяжелое длинное ожерелье из кругленьких самородочков, похожее на четки. — Своими руками собирал несколько лет, пользовался каждым удобным случаем…