Золото

— Садись. Давай выпьем, — наливал ему Жорж вторую рюмку.

— Я ведь не пью ее. Никогда почти не употреблял спиртных напитков, — наконец решился заговорить смотритель. — Воспитывался у строгого родителя, крепкого человека, с характером. На службу отдали мальчиком, чтобы хлеб даром не ел. Коногоном начал свою карьеру, на Черемховских копях. Семь рублей получал. Не выпьешь на них. Потом у бремсберга{15} стоял. Канат палкой поправлял, чтобы на одну сторону не наматывался. Кособокий барабан был…

— Барабаны все кособокие, — прервал его Жорж. — Ну-ка, давай еще выпьем с тобой.

— Мы ведь с папашей Лиды, можно сказать, вместе служаками были, — продолжал Федор Иванович, соображая, как бы уйти из компании шахтеров, не возбудив нового скандала. — Он старшим был, как, например, теперь я, а я пришел мальчишкой, золота не видал. Потом друг к другу в гости хаживали…

— Ты вот что — «хаживали», почему рюмку не освободил? Думаешь и тут по-лисьи хвостом отмахнуться? Ну, пей поскорей!

Жорж снова наливал только что наполовину отпитую и поставленную рюмку. Он начинал чувствовать раздражение. Мигалов и Лидия сидели на кровати и, по его мнению, никакого внимания не обращали на него. Жорж вдруг выругался непечатной руганью и поднялся. Красный кушак загорелся на темном бархате куртки огненными языками.

— Не смей выражаться! — вскочил Мигалов.

— Если бы не друг ты мне был, я тебе морду бы набил сейчас, — Жорж качнулся, ухватился за спинку стула и опять выругался.

Мигалов побледнел.

— Не смей выражаться при женщине, заявляю тебе!

— Я не выражаюсь, а ты… не товарищ мне после этого.

Мигалов двинул стол и очутился возле Жоржа. Они впились друг в друга глазами. Они готовы были сцепиться. Оба засучили рукава. Бросалось в глаза — у одного смуглые, будто точеные из меди, красивые руки, у другого — белые с рыжими волосиками, тонкие, стальные. Один ругался и утверждал, что не ругается, другой требовал приличия и ругался сам не меньше. Лидия окаменела.

Федор Иванович воспользовался случаем и очутился у двери; нагнулся, чтобы поискать картуз, но Жорж тоже решил уйти от таких хозяев, как Колька и Лидия, которые не могут минуты побыть один без другого, и увидел смотрителя.

— Нет, подожди, — крикнул он. — Мы пойдем вместе. Еще выпьем. И ставочку поставим на короля. Вон твоя голова. На полу.

Он нагнулся, держась за стену, поднял картуз и напялил на голову смотрителя. Федор Иванович с припухшим лицом показался ему очень смешным, похожим на какого-то зверя, наряженного в человеческий костюм и головной убор. Он рассмеялся, хлопнул его по плечу так, что тот покачнулся.

— Пошли!

Дверь широко распахнулась от сильного толчка. В сенцах что-то упало и загремело. Лидия вырвалась из рук Мигалова.

— Коля, он ведь на ногах не стоит. Надо вернуть его. Как он такой пойдет!

— Дойдет, не беспокойся. А вот этот черт не завел бы его куда-нибудь, вот это — да. А он найдет дорогу. А ты о ком беспокоишься? — вдруг спросил Мигалов.

Лидия растерялась, не смогла сразу ответить. Обвила его шею руками и в самое ухо шепнула:

— Никого мне не нужно. Пусть куда хотят отправляются оба…