Леди и настойчивый поклонник

Карина
Пьянкова
Леди Ева. Леди и настойчивый поклонник

Леди Ева Дарроу решительно настроена разорвать всяческие связи с Мануэлем Де Ла Серта, даже несмотря на то, что все ещё любит его. Однако внезапно настроение молодого человека переменилось, и теперь он настойчиво ухаживает за прежде ненавистной ему девушкой.

Интуиция подсказывает Еве, что добром эта история не закончится.

***

Я с превеликим трудом переносила все балы до единого, если это не были, разумеется, балы-маскарады, где можно без страха дать, наконец, волю своей натуре. Поэтому бал у Греев заранее признала первостатейной пыткой, которую придется перенести подобно святым мученикам – с терпением и смирением ради сестры, которая обожала такие развлечения все без исключения. Однако для меня, собственно говоря, все публичные сборища являлись форменной пыткой, хотя бы потому что перед тем, как появиться в приличном обществе, предстояло обсыпать себя с ног до головы пудрой.

В последние недели мне довелось слишком часто бывать на открытом воздухе, так что в итоге моя и без того не самая светлая кожа, унаследованная от цыганских предков, стала темной как никогда и, кажется, светилась оливковой смуглостью даже через толстый слой белил и пудры.

Эмма вздыхала и без устали твердила, что без всех этих косметических ухищрений я выгляжу куда привлекательней. Младшая нисколько не кривила душой, искусственная бледность придавала мне болезненный и отталкивающий вид, но леди Еве куда важней было оставаться белокожей, а не красивой. Женщины высшего света попросту не могут загореть под лучами солнца, потому как крайне редко – считай никогда! – оказываются на улице без защиты хотя бы шляпки. Кожа благородных дам от рождения до самой смерти остается цвета слоновой кости или молока. Леди Ева не могла быть и в малой степени настолько черна лицом как шувани Чергэн.

Как жаль, что обе эти молодые особы обитают в одном теле.

Однако не только искусственная белизна кожи делала меня дурнушкой. Ко всему прочему предстояло надеть что-то бледненькое и скромненькое, а подобные наряды обычно никогда меня не украшали, так что можно было только махнуть рукой на искусственную белизну кожи. Мне к лицу были яркие и темные цвета, которые оттеняли карие глаза… но светские условности не давали ни единого шанса надеть что-то подобное до вступления в брак.

Юные незамужние девушки могли появляться лишь в одежде нежных пастельных оттенков, и даже яркие и крупные драгоценности оставались под строжайшим запретом, о чем я не уставала жалеть. Цыганская кровь таила в себе тягу к ярким краскам и блестящим драгоценностям. Однако эту сторону своей натуры приходилось держать под замком в высшем свете – леди Ева Дарроу блюдет все до единого правила, даже если они ей не по душе. Ко всему прочему затягиваться в платья, что подходили благородной леди, все ещё было чертовски неудобно – рана от пули временами давала о себе знать, и как бы слабо ни затягивала горничная тесемку, корсет все равно давил. Вроде бы все зажило, однако временами в том самом месте ещё тянуло и ныло.

Кстати о пуле…

Де Ла Серта в последнее время заглядывали к нам чаще обычного, как мне показалось, причем каждый раз не успокаивались, пока не получали в полное владение разом всех троих отпрысков лорда Дарроу. С чего вдруг скучной чопорной леди Еве оказывали такое явно незаслуженное внимание, оставалось неразрешимой загадкой и для меня, и для Эдварда, и для Эммы… и вроде бы даже для Теодоро. По крайней мере, каждый раз, когда его брат всеми правдами и неправдами заставлял меня не исчезать при появлении гостей, Теодоро только недоуменно хмурился, пытаясь осознать, чего ради Мануэль так пытает себя и других.

Видеть меня желал Мануэль и только Мануэль, не его брат. И как и прежде старший Де Ла Серта оставался на удивление упорен в осуществлении своего желания.

Судя по коротким оговоркам на иберийском, которые позволяли себе сыновья посла в нашем присутствии, можно было сделать вывод, что старший отпрыск маркиза не отказался от мысли вступить со мной в брачный союз и дожидался, когда предмет его матримониальных планов сменит, наконец, гнев на милость. Я понимала причины настойчивости этого джентльмена – получи он такую супругу как я, и с ног до головы будет осыпан богатством, связями… и окажется защищен от потусторoнних сил.

И когда только до этого человека дойдет, что я планирую упорствовать до конца мира и не собираюсь становиться его женой?

Но, быть может, не только в моем приданом все дело и не в колдовской силе? Я ведь так и не узнала, по чьей вине получила пулю. Б что если Де Ла Серта приложили руку к тому досадному происшествию?

И все же до чего странно поведение этого молодого человека.

К леди Еве Мануэль Де Ла Серта не испытывает даже уважения, а в этом случае брак может обернуться только катастрофой. И если вдруг раскроется правда о Чергэн и цыганке с бала… тогда катастрофа будет уже неминуема. А брак точно окажется невозможен, причем в моем случае уже любой брак. Потому что кто в здравом уме станет жениться на девушке, которая позволяет себе настолько бесстыднoе поведение, да ещё и с завидной регулярностью?

Ко всему прочему меня пo сей день мучили сомнения по поводу того, не по милости ли старшего сына посла я получила пулю. Быть может, нынешнеe его странное поведение, только часть какого-то хитроумного плана, что мне никак не удается разгадать? С некоторых пор я начала подозревать, что Мануэль Де Ла Серта далеко не так прост, как думалось изначально.

В день бала у родственников служанки долго трудились над моей прической, украсив хитроумную тяжелую конструкцию на макушке жемчугом и опалами. Старшая дочь лорда Дарроу должна демонстрировать мощь и богатство отца – и никак иначе. И пусть все было на вид бледненько и скромненько, однако любой знающий человек мог лично убедиться, что на мне целое состояние. Так раскошелиться на украшения для дочерей могли немногие.

Платье из шелка цвета слоновой кости, как оказалось, не иначе как чудом меня все-таки не уродовало. Не красило, но и не делало страшилищем, что уже можно было считать пусть никому не нужной, но все-таки победой. Я не Эмма, которой шло абсолютно все, да мне и в голову никогда не приходило пытаться похищать мужские сердца… Но все равно, видя не самое унылoе отражение в зеркале, я ощутила тень удовольствия.

– Пристойно, – констатировал Второй, когда заглянул в мою комнату, чтобы сообщить, что выезжаем уже через четверть часа. – Глядишь, ещё и в самом деле пленишь упрямого Мануэля Де Ла Серта. Если, конечно, перестанешь хмуриться хотя бы на пару часов.

Тут же стало ясно, что угрюмое выражение вряд ли покинет мое лицо ближайшие несколько лет. Если старший из братьев-иберийцев уже и так извел своим вниманием все мои бедные нервы, что же случится, если он влюбится по-настоящему?

Мы со Вторым и Эммой отправились в собственном экипаже, отдельно от родителей, что создавало определенную доверительную атмосферу. В которой младшая, разумеется, не могла не ляпнуть по своему всегдашнему обыкновению что-то не слишком уместное.

Пожалуй, говорить лишнее и к тому же невовремя – особый дар нашей милой Эммы.

– Наверняка Мануэль пригласит тебя на танец, едва мы войдем в зал! – с полной уверенностью заявила сестра. И взгляд ее в этот момент сиял торжеством и предвкушением. - Ты сегодня невероятно красива, дорогая Ева!

И я, и Эдвард посмотрели на бедняжку так выразительно, что она тут же смолкла и только через несколько минут решилась выдавить:

– Но ведь Ева сегодня и правда удивительно хороша…

Нам со вторым оставалось только удрученно вздыхать. Вот уж точно «красота в глазах смотрящего». По крайней мере, младшая меня искренне любит.

В дом родственников я входила с определенной долей опаски, постоянно оглядываясь по сторонам в поисках иберийской угрозы.

Дожили. Сама леди Ева Дарроу начала бегать от всего-то двух молодых людей, словно юная наивная глупышка, едва лишь начавшая выезжать. Такого в высшем свете ещё точно не видели.

Вoобще, в мои планы на вечер входило найти самый темный и самый спокойный угол и пробыть там до самого конца бала. Обычно кавалеры на балу мне это великодушно дозволяли, мало на кого накатывало желание развеселить настолько серьезную и сдержанную девушку как леди Ева Дарроу, если она явно не настроена развлекаться. Хватало одного только прохладного отстраненного взгляда, чтобы даже самый настойчивый джентльмен испарился в тот же миг.

Если только его фамилия не Де Ла Серта.

Этих не брало вообще ничего. С потрясающей южной бесцеремонность молодые иберийцы игнорировали все возможные намеки, если они исходили от меня. И, как казалось, делали джентльмены это с огромным удовольствием. Точней, истинное наслаждение испытывал Мануэль… а вот Теодоро… Он просто следовал за старшим братом, но не факт, что хоть что-то понимал в происходящем.

Проскользнуть в бальный зал удалось без осложнений. Наскоро поприветствовав хозяев дома, я буквально метнулась к дверям, надеясь как можно скорей укрыться от чужого внимания за одной из колонн. Выбранное убежище первое время казалось вполне удачным, однако не прошло и тридцати минут, как Мануэль Де Ла Серта, что то и дело мелькал среди гостей, все-таки сумел меня обнаружить.

Учуял, не иначе.

На бал съехалось столько очаровательных девушек, которые буквально жаждали внимания молодых людей… Так почему же Мануэлю Де Ла Серта оказалось интересней мучить меня? Чем я только заслужила такую великую честь?!

– Леди Ева! Как я рад вас видеть! – проникновенно сообщил сын посла, ловя мой взгляд, и сразу стало ясно, что этoт бал легко для меня не пройдет, что бы я ни сделала. Мануэль был более чем упорен в своем желании донимать именно одну конкретную особу. - Надеюсь, вы подарите мне следующий танец? Я буду счастливейшим из смертных.

На моих коленях лежала девственно чистая бальная книжка, в которой все строчки оставались совершенно пусты, как обычно и случалось.

– Но, право, сэр... - попыталась было я отговориться от чересчур настойчивого кавалера.

Однако – удивительное дело! – пусть я и славилась во всей столице удивительным красноречием и могла, кажется, убедить кого угодно в чем угодно, перед Мануэлем Де Ла Серта все же спасовала. И ещё поди пойми – молодой ли человек стал куда более напористым, я ли неожиданно потеряла часть прежнего упорства, когда речь заходила о молодом иностранце.

Как именно я очутилась среди танцующих руку об руку с иберийцем, оказалось совершенно непонятно. И это был не просто танец – треклятый вальс! А ведь вальс в свете считался весьма откровенным и едва ли не компрометирующим танцем, который совершенно не подходил благопристойной леди Еве…

И который я превосходно умела танцевать, что не укрылось от моего партнера. Иностранный сердцеед даже от щедрот отвесил пару комплиментов моему искусству. Пни не были хоть сколько-то двусмысленными, однако что-то в интонации Де Ла Серта заставило насторожиться.