Воспламени меня

Глава 8

Моя еда остыла.

Я накалываю картофель на вилку и заставляю себя все доесть, несмотря на то, что аппетит у меня уже пропал. Я никак не могу перестать думать о том, не толкнула ли я, наконец, Уорнера слишком далеко.

Я полагала, что к настоящему времени всяческим откровениям уже пришел конец, но я снова ошиблась. Теперь мне интересно, сколько еще всего мне предстоит выяснить, и что еще я узнаю об Уорнере в ближайшие дни. Месяцы.

И мне страшно.

Потому что, чем больше я его узнаю, тем меньше у меня остается причин на то, чтобы отталкивать его. Он открывается мне, становясь кем—то совершенно иным, и это невообразимо меня пугает.

И я могу думать только лишь о том, что это не должно происходить сейчас.

Только не здесь. Не тогда, когда все вокруг настолько неопределенное. Если бы только мои эмоции могли постичь важность подходящего времени.

Я никогда не задумывалась о том, что Уорнер не был осведомлен обо всей глубине моей к нему ненависти. Полагаю, теперь я лучше понимаю то, как он воспринимал самого себя; то, почему он никогда не считал свои поступки гнусными и преступными. Возможно, он полагал, что я не стану сразу же осуждать его. Что я смогу понять его с той же легкостью, с какой он умел понимать меня.

Но я не могла. Я не поняла. И теперь я не могу не думать о том, не удалось ли мне тем или иным образом разочаровать его.

Почему это вообще меня заботит.

Вздыхая, я поднимаюсь на ноги, питая ненависть к собственной нерешительности. Несмотря на то, что я, возможно, и не в силах противиться тому, что меня тянет к нему в физическом плане, я по-прежнему не могу избавиться от того впечатления, которое он на меня изначально произвел. Мне сложно внезапно переменить свое к нему отношение, счесть его кем—то, кроме манипуляторного монстра.

Мне нужно время на то, чтобы примириться с мыслью о том, что Уорнер является нормальным человеком. Но я устала думать. В данный момент мне хочется лишь одного — принять душ.

Я плетусь к открытой двери ванной, и только сейчас вспоминаю, что Уорнер сказал про мою одежду. Теперь мой гардероб находится в его шкафу.

Я осматриваюсь по сторонам в поисках еще одной двери, но не вижу ничего, кроме запертой двери, ведущей в его кабинет. Меня практически одолевает желание постучаться и задать этот вопрос непосредственно ему, но я отказываюсь от этого варианта. Вместо этого я пристально разглядываю стену, раздумывая над тем, почему Уорнер не проинструктировал меня, раз его шкаф так проблематично отыскать. Но затем я вижу его.

Выключатель.

В действительности, он больше походит на кнопку, находящуюся на уровне стены. Если внимательно не присматриваться, то ее будет практически невозможно заметить.

Я нажимаю на кнопку.

Вмонтированная в стену панель отъезжает в сторону. И, как только я переступаю через порог, в помещении автоматически загорается свет.

Эта гардеробная больше, чем вся его спальня.

Стены и потолок облицованы белым камнем, который сверкает в свете вмонтированных флуоресцентных ламп; пол комнаты покрыт плотными, персидскими коврами.

В самом центре гардеробной располагается небольшой, замшевый диван светло—зеленого, нефритового цвета, однако он не похож на обычные диваны, поскольку у него нет спинки. Он похож на слишком большую скамеечку для ног.

И, что страннее всего — здесь нет ни одного зеркала. Я разворачиваюсь, оглядываясь по сторонам, и испытывая уверенность в том, что я попросту пропустила эту важнейшую составляющую. Я настолько сильно сосредоточила свое внимание на деталях гардеробной, что я едва не упустила из виду одежду.

Одежда.

Она повсюду, она выставлена на обозрение, словно произведение искусства. В стены вмонтированы сияющие стеллажи из темного дерева, полки которых заставлены обувью. Все остальное пространство гардеробной отведено под одежду, каждому типу которой отведен свой отсек.

Все развешано и разложено согласно цветовой гамме.

У него имеется больше пальто, обуви, брюк и рубашек, чем я когда—либо видела. Галстуки и бабочки, ремни, шарфы, перчатки и запонки. Прекрасные, дорогие ткани: шелк и накрахмаленный хлопок, мягкая шерсть и кашемир.

Парадные мужские туфли и начищенные до блеска кожаные сапоги. Бушлат темного, насыщенного оранжевого оттенка; тренчкот темно—синего цвета.

Зимнее полупальто потрясающего, сливового оттенка. Я осмеливаюсь провести своими пальцами по различным тканям, раздумывая над тем, как много всего из этой одежды он на самом деле носит.

Я ошеломлена.

Всегда было очевидно, что Уорнер гордится своим внешним видом, его одежда безупречна, она сидит на нем так, словно была пошита специально для него. Но теперь я, наконец-то, понимаю, почему его так сильно заботил мой гардероб.

Он не пытался относиться ко мне покровительственно. Он наслаждался самим процессом.

Аарон Уорнер Андерсон, главнокомандующий и регент Сектора 45, сын верховного главнокомандующего Восстановления.

Неравнодушен к моде.

После того, как мой первоначальный шок проходит, мне с легкостью удается обнаружить свой старый гардероб. Он был бесцеремонно размещен в углу гардеробной, и мне практически становится стыдно. Мой гардероб выглядит таким беспомощным на фоне остальной части этого помещения.

Я быстро открываю ящики, впервые испытывая благодарность за то, что у меня есть чистая одежда. Уорнер предусмотрел все мои потребности перед тем, как привезти меня на базу. В моей части гардеробной полно платьев, рубашек и брюк. Кроме того, здесь имеются носки, бюстгальтеры и нижнее белье.

И, несмотря на то, что я должна бы испытывать из-за этого неловкость, я по какой—то причине ничего подобного не ощущаю. Нижнее белье самое обычное и ничем не примечательное. Он купил его еще до того, как узнал меня, и я не так сильно смущаюсь по этому поводу, зная о том, что нижнее белье не было приобретено с каким бы то ни было интимным подтекстом.

Я беру маленькую футболку, хлопковые пижамные штаны и свое новое нижнее белье, и выскальзываю из гардеробной. Свет за мной моментально гаснет, когда я возвращаюсь в спальню, и я нажимаю на кнопку для того, чтобы панель вернулась на свое место.

Теперь я по—новому смотрю на его спальню, заново адаптируясь в этом небольшом, стандартном пространстве. Спальня Уорнера практически идентична той, в которой я побывала во время своего пребывания на базе, и мне всегда было интересно, в чем крылась причина этого. Комната была лишена личных вещей, не было ни фотографий, ни каких—либо странных безделушек.

Но внезапно все это начинает обретать смысл.

Его спальня не имеет для него никакого значения. Едва ли он видит в ней нечто гораздо большее, чем только лишь место для сна. Но его гардеробная... это был его стиль, его дизайн. Вероятно, только лишь это место из всей этой комнаты его по-настоящему волнует.

Теперь мне интересно, что представляет собой его кабинет, и я бросаю взгляд на его дверь, но затем вспоминаю, что он заперся внутри.

Я сдерживаю вздох и направляюсь в ванную, планируя принять душ, переодеться и немедленно заснуть. Кажется, что этот день длился несколько лет, и я готова с ним распрощаться. Надеюсь, завтра мы сможем вернуться в Омега Поинт и, наконец, хоть Куда-то продвинуться.

Но, независимо от того, что случится дальше, и, невзирая на то, что мы обнаружим, я решительно настроена, добраться до Андерсона — даже в том случае, если мне придется сделать это в одиночку.