Ужасная госпожа

Пурнима потянулась к столику, но тут же получила болезненный шлепок.

– Сколько раз я говорила, чтобы ты не прикасалась к этому кулону! – вскакивая с банкетки и отвешивая служанке оплеуху, воскликнула Иса.

– Извините, – ухватившись за вспыхнувшую щеку, пролепетала Пурнима.

Но Исабель уж не обращала не нее внимания. Она бережно взяла со столика тонкую серебряную цепочку с кулоном. Надавила на крохотный замочек и подвесок открылся – в одной его половине лежала прядь таких же, как у Исы волос, а на другой – миниатюра красивой надменной женщины.

– Не переживай, мамочка, – Иса поцеловала миниатюру. – Я никогда не позволю этим дикарям прикоснуться к тебе. Она надела цепочку и снова посмотрелась в зеркало.

Палевое, под самый подбородок платье оттеняло золотистый от южного солнца цвет лица. Кремово-розовая мантилья прекрасно гармонировала с темными волосами и скрывала от посторонних взглядов осененные длинными ресницами темно-карие глаза.

Иса осталась довольна увиденным, только вот по спине уже начали стекать капельки пота, а ведь солнце еще так невысоко поднялось над горизонтом. Что же будет к полудню? «Скорее бы этот день закончился и наступила освежающая темнота», – подумала Иса, но вслух сказала:

– Подготовь на вечер платье и мокрые полотенца. А сейчас разыщи эту бездельницу Дуду. Я не намерена ее дожидаться.

– Сеньор Жуан и мадам Эдуарда уже ждут вас, – известила Ису запыхавшаяся Пурнима. В легких шлепках  и коконе ткани она умудрялась передвигаться намного быстрее хозяйки.

При упоминании брата Иса скривилась и, остановившись на ступеньке, неторопливо поправила мантилью.

– О, проклятье! – воскликнула она, коснувшись груди и обнаружив, что забыла деревянный крестик матери. – Тупица! Ты почему не сказала, что я не надела крест! Хочешь, чтобы я опозорилась на мессе?! – гневно шипела Иса. Она бы с удовольствием отвесила служанке новую затрещину, но чуть не упала и схватилась за резные перила. – Немедленно принеси его.

Пурнима бросилась наверх, а Иса продолжила спускаться. В галерее, опоясывающей внутренний двор, в тени, создаваемой разросшимися розовыми  плетями, полулежа на мягком диванчике, дожидался Жуан. Он был таким же узкокостным, как и Иса. Но если благодаря своей худобе, сестра выглядела изящной, то брат из-за бледной, почти прозрачной кожи – больным и изможденным.

Не решаясь присесть и помять платье, рядом неспешно прохаживалась Эдуарда. При взгляде не тщедушную фигуру брата, Иса едва сумела подавить гримасу презрения, и мило улыбнулась, подставив отцу лоб для поцелуя.

– Благословите, отец, – присела она в поклоне.

– Будь счастлива, дочка, – Карлос де Сильва поцеловал через мантилью лоб дочери, потрепал ее за точеный подбородок и  повернулся к сыну. – А вы, Жуан Линьярес де Сильва, не нуждаетесь в отцовском благословении?

Жуану было жарко, он бы с удовольствием остался в прохладе собственной комнаты, но не осмелился пропустить мессу. Он медленно встал, подошел к отцу и поцеловал руку. Все его движения были словно через силу.

– Как ты сегодня себя чувствуешь? – отец обеспокоенно провел ладонью по тусклым и сухим волосам сына.

– Все хорошо, отец, спасибо, – Жуан опасливо покосился на сестру. Он уже успел убедиться, что не стоит нарушать ее планы, и если Иса решила ехать в костел, то это надо перетерпеть.

– После мессы сразу домой. Еще слишком много приготовлений, – глядя как дети в сопровождении Марии-Эдуарды идут главному выходу, предупредил отец.

А троица уже садилась в запряженную пони карету.

– Как ты могла забыть мои подушки, – плаксиво пенял он няньке, пытаясь поудобнее устроиться на жестком сиденьи.

– Сеньор, простите меня. Я подумала, что поездка предстоит недолгая, – каялась Эдуарда.

– Подумала, – продолжал брюзжать Жуан. – Ты же знаешь, что я не могу ездить по этим кочкам без подушек.

А карету и в самом деле нещадно трясло на неровной дороге. Поднимаемая копытами пони пыль проникала под тяжелые занавеси, и Жуан закашлялся.

– Зачем надо куда-то ехать. На улице так жарко и мне нечем дышать. Могли бы помолиться и дома, – между двумя сотрясающими его тщедушное тело приступами, прохрипел Жуан, а Эдуарда пыталась облегчить поездку своему подопечному, обмахивая надушенным платком.

Иса, только что бросив горсть мелких монет голым и чумазым ребятишкам и понаблюдав, как они возятся посреди дороги, задернула портьеру и презрительно посмотрела на брата.

– Ты, сын Карлоса Рибейро де Сильва и Анны-Марии Саброса де Линьярес, граф Жуан Линьярес де Сильва. Ты должен быть гордостью нашей фамилии и примером для подданных и слуг, а вместо этого я вижу изнеженного нытика. Каких наследников ты дашь нашему дому, кому передашь фамилию? Таким же котятам, как и сам? Чем я заслужила такого брата? Или моего настоящего брата похитили злые духи, а вместо него подкинули тебя? Чтобы ты покрыл позором и нашего отца и меня? Как хорошо, что мама не видит, что дала жизнь подобному ничтожеству, – гнев исказил тонкие черты юной графини, слишком рано получившей безграничную власть над слугами, а Жуан расплакался от страха и обиды.

– Сеньорита Исабель… – начала было Эдуарда, но Иса ее перебила:

– Мария Исабель Линьярес де Сильва!

– Сеньорита Мария Исабель Линьярес де Сильва, – несмотря на отповедь, тон несгибаемой Эдуарды не утратил чопорности, – вам не следует подобным образом разговаривать с сеньором Жуаном. В будущем он станет главой семьи, графом де Сильва.

Жуан перестал сопеть и, победоносно посмотрев на сестру, показал ей язык.

– Я буду вынуждена сообщить сеньору де Сильва о вашем неподобающем поведении, – закончила Эдуарда.

– Да? – Иса высокомерно посмотрела на наставницу. – Тогда не забудь сказать, что по вечерам бегаешь в портовые кабаки. Посмотрим, позволит ли граф де Сильва воспитывать его дочь столь легкомысленной особе.

От негодования Эдуарда пошла красными пятнами.

– Как вы можете говорить такое? – она даже задохнулась от возмущения. – Да чтобы я подошла к порту.

– А кому поверит отец? Прислуге с запятнанной репутацией или собственной дочери?

Эдуарда замолкла и принялась еще сильнее обмахивать Жуана, а Иса, прислонившись к трясущейся стенке, удовлетворенно за ними наблюдала.

Они едва успели к началу мессы.

В храм Иса входила, как в свои владения. Ведь именно отец, едва ступив на новую землю, приказал его построить в память о супруге.

– Кажется, наше небольшое общество пополнилось, – пробормотала она, шествуя между длинными деревянными скамьями.

Если не считать самых первых от алтаря, все они были заняты членами почтенных семейств. Новоприбывшие угадывались без труда – придерживаясь принятых на родине порядков, они парились в глухих туалетах из тяжелого темного бархата. И под сводами храма уже плыл крепкий запах пота, смешиваясь с маслянистотью ладана и горячим духом тающего воска.

На их фоне Иса в летящих шелках напоминала легкую бабочку, но чувствовала себя неповоротливой, словно слон. Обмахиваясь надушенным платком, чтобы перебить неприятные запахи, она чинно заняла место на передней скамье и скромно опустила ресницы.

– Проспишь мессу, и после смерти черти заберут тебя прямо в ад. Там тебя бросят на раскаленную сковородку и будут держать на ней, пока на коже не появятся волдыри, потом они полопаются, а на их месте появятся новые. Твои глаза вытекут от жара, а мясо начнет отставать от костей.

Жуан испуганно вздрогнул и, осоловело моргая, выпрямился на скамье. Эдуарда же, полностью погрузившись в молитву, ничего не слышала.

Одергивая брата, благочестивая графиня забыла место, на котором остановилась, и решила занять себя более интересными размышлениями, а именно – какую сделать прическу и какие надеть украшения на предстоящее торжество. И к тому времени, когда священник замолчал, она уже окончательно определилась.

– Падре, – под шуршание платьев Иса подошла к священнику, – я грешна и хочу исповедаться.

– Конечно, дочь моя, пойдем, – падре окинул взглядом прихожанку. Скромно склоненная голова, покрытая всего лишь полоской кружев, скрывающей волосы и глаза, тем самым уберегая от искушения молящихся мужского пола. О такой «грешнице», как Исабель де Сильва, мечтал бы любой пастырь. – Слушаю, дочь моя, – войдя в исповедальню, промолвил священник.

– Когда я возносила Всевышнему благодарность за данную нам пищу, служанка уронила поднос, и я прервала молитву. Из-за этого я разозлилась и допустила мысли, недостойные доброй католички.

– Какие же? – сквозь узорную деревянную решетку, священник видел, как кающаяся в волнении прикусила нижнюю губу. «Какое же это дитя чистое и невинное», – подумал он. – «Если бы все прегрешения, что слышали мои уши и эти стены, были такими же наивными».

– Я подумала, что более глупой и неуклюжей служанки свет не видел, – сквозь ресницы, кружево мантильи и решетки, Иса смотрела на священника и еле сдерживала смех – дурачить этого простофилю было отдельным развлечением.

– Что-то еще, – мягко и понимающе спросил священнослужитель – слуги в этой стране были действительно тупы и ленивы.

– Да, – прошелестели юная грешница, – я была так занята помощью отцу, что навестила больницу всего один раз. Святой отец, я попаду в ад? – она едва не рыдала.

– Нет конечно, дочь моя, – тон священника был отческим и благожелательным. – Прочитай вечернюю молитву три раза и постарайся больше не грешить.

Приложив к сухим глазам кончик мантильи, Иса покинула исповедальню и в сопровождении брата и няни вышла на улицу.

– А теперь, в порт! – встав на подножку, крикнула Иса кучеру и плюхнулась на скамью.

– Вода! Вода! – громко кричал подросток с выпирающими ребрами и обмотанным вокруг бедер дхоти, держа на плече огромный глиняный кувшин.

– Я не хочу в порт, я пить хочу, – захныкал Жуан. – Дуда, вели ему подать нам воды.

Эдуарда брезгливо взглянула на водоноса и опустила штору.

– Сеньор Жуан, нельзя вам пить эту воду. Наверняка, она грязная, и вы расхвораетесь, – она принялась еще более усердно обмахивать его платком и повернулась к госпоже. – Сеньорита, негоже  юной графине показываться в порту. Моряки – народ грубый, могут вас обидеть. И потом, что если вас кто-то узнает? Ваш отец рассердится.

Иса откинула с лица мантилью и уставилась на няньку.

– Я еду туда не ради развлечения. Сегодня должны прийти корабли отца. Хочу посмотреть, как разгружают товары, в каком состоянии их привезли. Должен же хоть кто-то помогать отцу, раз с сыном ему не повезло, – она покосилась на брата, и губы дрогнули в презрительной усмешке.

Удушливые духи Дуды забили Жуану нос, и он в раздражении ударил бывшую кормилицу по руке.

– Не хочу в порт! Хочу домой! Кучер, возвращаемся домой! – взвизгнул он. – Тебе приказывает граф де Сильва!

В душной полутьме кареты Иса сверкнула глазами на брата.

–  Ваша светлость граф де Сильва, – разъяренно просвистела она. – Если вы не  перестанете терзать жалобами мои уши, то я напущу в вашу комнату пауков. Они оплетут вас паутиной и высосут всю воду, что течет в ваших жилах.