Наследники. Вернуть нельзя уничтожить

Глава 6

— Итак, знакомьтесь, это лошади. — Диндон, которого до приезда Лориана назначили нашей нянькой, указал на пасущееся стадо.

Я поднял бровь, Эл скрестил на груди руки.

— Ло-ша-ди, — повторил тот и хмыкнул. — Ну, знаете, такие животные. — Диндон поводил перед нами руками. — Главные помощники в степи. Друзья, соратники, иногда спасители.

— И сожрать их можно в голодный год, — так, чтобы слышал только Эл. Но на няньку глядя по-прежнему пустым взглядом.

Диндон посмотрел на меня, потом на брата. Цокнул, вздохнул, покачал головой.

— Ну, траву жуют. Ездить на них можно... помоги мне Тэнгри. И этих ещё называют наследниками!

Допустим, убивать хаанеля вредно для политики, но этого ведь можно?

— Кюк-Тэнгри, нахо́р кида́м ол маибе́кт (Великий Тэнгри, спаси меня от этих идиотов)! — закатил глаза Диндон.

И пусть учить нас степным языкам никто не додумался, смысл угадывался и так. А ещё дико бесило, что каждый из этих дикарей был уверен, будто мы тупее их самой мелкой малявки.

— Не смей, Ар...

Но Эл как всегда запоздал со своими нудными нравоучениями. Я одним прыжком преодолел невысокое ограждение, ухватился за гриву и слитным движением вскочил на ближайшего коня. Коня, который недовольно мотнул башкой, а потом...

— Араэл!

Ладно, признаю, в этот раз подумать стоило. Хотя короткий полёт и последующий жёсткий удар спиной о твёрдую землю наверняка отбили всё, что во мне могло думать.

— Ар, придурок! — Эл приземлился рядом на колени, закашлялся от поднятой пыли, положил ладонь мне на грудь.

— Ф... фаркасово отродье, — выдавил я хрипло, выкашлял пыль, кажется, вместе с лёгкими и попытался приподняться.

Уж не знаю, что со мной хотел сделать Эл, но точно не лечить. Магия один шаргх не действовала.

— Ронда́р моби́кт тэнге́ (С ума сошёл, мальчишка!)! — рявкнули за мной, и под спину легла чужая рука. Подтащила к ограде, прислонила к деревяшке.

— О, Диндон, — оскалился я. И сплюнул кровь.

Эл плюхнулся на задницу прямо там, где сидел, со стоном потёр лицо руками, размазывая пыль.

Наша нянька, казалось, вовсе не имела приличных слов.

И это они ещё не знали, что Делаберги не сдаются.

В груди противно ныло, что странно, учитывая удар в спину, но я всё равно встал. Попытался. Перевернулся на колени, поднялся на одну ногу, рывком выпрямился. Переждал головокружение и темноту в глазах, а после прямым ходом направился к шаргховому коню.

— Это... — выдохнули за спиной.

— Великий князь Араэл Делаберг, — послышалась усталая усмешка брата, — прошу терпеть и не жаловаться.

День вышел насыщенным. Хоть какое-то веселье в этом царстве пыли и рож с плохими зубами.

Для начала коня я всё-таки оседлал. Под молчаливое недовольство Диндона, потому что Эл ушёл из загона, как только понял, что я всерьёз. Всерьёз собрался укротить эту фаркасову тварь, которая меня скинула.

Получилось. Пусть после перелома пальца, лёгкого вывиха ноги и трещины в рёбрах — это потом нашёл их недолекарь, мрачно качая головой, — но я доказал, что меня проще убить, чем сломить. Хотя Диндон не впечатлился. Видимо, потому, что хаанель, который зашёл на огонёк к лекарю, кивнул ему на выход. Все мы понимали, что нашей няньке грозит выволочка, но лично меня это не трогало. Зато трогал жеребец — вороной и с характером, что хоть и косился с недовольством, но со спины уже не скидывал и даже дал себя покормить.

Ума́йский шары́н — так называлась порода, которую степняки выводили только для собственных нужд. Выносливая, не прожорливая и умная лошадь. Сильная, с длинной, распадающейся на волоски гривой, длинными ногами и бойцовской натурой. Или бойцовским был только тот, что достался мне?

Диндон же вернулся спустя четверть часа ещё более мрачный, чем порадовал едва ли не больше признания коня. Сообщил, что отныне лошади под категорическим запретом хаанеля, и мы пошли на стрельбище.

Ну, как стрельбище... несколько круглых мишеней на разном расстоянии от нас, в которые опытные и не очень стрелки пускали стрелы, бросали кинжалы и даже метали копья. Так себе развлечение, но я как послушный мальчик запустил всё, что мне предложили точно в центр. Поскучал слегка, пока увлёкшийся Диндон вступил в импровизированное соревнование с очередным дикарём со смешным именем.

То ли они и до этого враждовали, то ли всё никак не могли выяснить кто круче, но запускали стрелу за стрелой, кинжал за кинжалом, оба попадая почти в середину мишеней. Единственная радость — в пылу азарта наша нянька забыла про осторожность и отстегнула плеть, чтобы не мешала, когда Диндон бросал кинжалы в перекате. Красиво, только техника исполнения хромала.

Зато в моё распоряжение досталась целая плеть. Странная, словно её вили не из кожи, а из... травы?

Прищурившись, я наклонился ближе.

Похоже, так и есть. Чем-то пропитанной, имеющий тёмно-коричневый цвет, но явно травы — отдельных травяных волосинок хоть и было немного, но они хорошо виднелись, если присмотреться. Кончик плети украшал волос, судя по длине и строению конский. Рукоять всё ещё не впечатляла. Сделанная из той же травы, что и основная часть плети, она не имела ни узоров, ни зарубок, ни других отличий, по которым опознавалась бы среди тысяч таких же плетей.

Я хмыкнул и покачал головой. Потёр всё ещё ноющие рёбра.

Недолекарь хоть и недо, но как-то поколдовал и перелома словно не бывало, а вот всё остальное пришлось мазать и натирать, воняя какой-то травяной гадостью на весь шатёр. Странные они, эти дикари, и медицина у них такая же — дикая и странная.

Брошенный вбок взгляд доказал, что Диндону всё ещё не до меня. Поэтому я прищурился, усмехнулся и схватился за рукоять.

Очнулся всё там же, в шатре лекаря, только в этот раз под громкую и явно гневную речь на этом их языке. Эла рядом не оказалось, но как раз это не удивляло.

Стоило пошевелиться, и монолог оборвался.

— Как вы себя чувствуете, ваше высочество? — обеспокоенно склонился надо мной хаанель.

Диндон стоял за его спиной и сверлил меня ненавидящим взглядом.

— Вполне. — Голова снова кружилась, но я всё же сел. Скривился от пульса, долбящего в виски. — А что случилось?

— Данзан вам расскажет, — улыбнулся хаанель. Выражение лица нашей няньки при этом заслуживало отдельного внимания. — А я вынужден откланяться. Дела.

Бросив последний красноречивый взгляд на Диндона, Аян вышел.

— И? — поднял бровь.

— Когда выйдешь, тогда и расскажу, — выбесился тот и последовал за вождём.

Надеялся напугать? Смешно, потому что я проигнорировал все недовольные окрики лекаря, — раз уж всё равно их не понимал, — и спустя минуту был на улице.

Солнце уже наполовину скрылось за горизонтом. В воздухе витал аромат нагретых за день луговых трав. Вокруг носились дикие дети, готовили и напевали что-то закутанные в многослойные наряды женщины.

Прикрыв глаза рукой, я повернулся к солнцу.

Всё ещё яркое, оно укутывало эль и всю степь золотистым сиянием. Добавляло людям и животным божественного свечения, а окружающему миру какого-то волшебства. Будто и правда боги благословляли эту землю и её обитателей.

Тряхнув головой, недовольно фыркнул, — придёт же чушь в голову! А после внаглую уселся на поваленное у костра бревно рядом с Диндоном.

— Так что там с рассказом? — Взял какую-то палку, пошевелил угли.

Заходящее солнце грело бок, костёр — всё остальное, но от этого тепла, казалось, даже раны болели чуть меньше.

— Змеев сын, — явно выругался Диндон. — И не сидится тебе спокойно! Вот какого ты... — но вместо продолжения лишь с досадой отмахнулся.

И это мужик лет на десять меня старше.

— Плеть, — напомнил насмешливо.

Диндон помолчал, сверля взглядом костёр.

— Сколько тебе лет?

— Шестнадцать, — хмыкнул.

— А проблем, как будто шесть! — Он подскочил, прошёлся туда-сюда. — А брату сколько?

И это я идиот?

— Мы близнецы, — поднял бровь, взглядом выражая что думаю об умственных способностях нашей няньки. Прикинул, что, может, дикари не знают, что это. Добавил: — Тоже шестнадцать.

— Но почему он-то нормальный? — взвыл Диндон.

Я хохотнул, от соседнего костра на нас оглянулись несколько женщин.

— Просто ты его плохо знаешь.

Одной из оглянувшихся была очень симпатичная девчонка плюс-минус моего возраста, которой я подмигнул. И едва не влетел лбом в огонь от подзатыльника.

— Только попробуй, — зашипел Диндон, что-то рявкнул девчонке, и та испуганно забежала в шатёр. — Не хватало ещё, чтобы ты здесь наследил! У нас не ваша развращённая империя, любой отец из местных разделает тебя на раз.

— Ты же до сих пор не смог, — фыркнул я, решив, что на убогого грех обижаться.

— Я и не отец, шанс завести семью ещё надо заслужить. В ночь Тойрога мужчина, который готов, сражается с самым сильным воином эля.

— И какой в этом смысл?

— Смысл этого сражения не в том, чтобы победить, а в том, чтобы выстоять. До последнего, пока будет хватать сил. И если мужчина выстоит, то воин после беседы с хаанелем выносит решение о том, достоин ли он иметь семью. Сможет ли защитить, сберечь и позаботиться не только о себе. До последней капли крови.

Рианы, сколько пафоса. Ему бы к императорскому двору, там это любят.

— Что-то всё завязано на достоинстве, — с коротким смешком. — У вас с этим какие-то проблемы?

И увернулся от очередного подзатыльника.

— Сделаешь так ещё раз, — глядя прямо в глаза Данзану, — останешься без руки. Никакое достоинство не поможет.

И не знаю, что тот рассмотрел в моём взгляде, но промолчал, а потом и вовсе отвернулся.

Солнце почти зашло, выглядывая из-за горизонта едва-едва. Самых маленьких разогнали по шатрам, у костров то и дело появлялись новые люди. Вернувшиеся со своих дел достойные?

— И кто этот непобедимый воин? Может, он и со мной сразится?

— Звание передаётся тому, кто победит всех в Тойрог, — негромко откликнулся Диндон, хотя я не рассчитывал. — Теперь.

— А до теперь?

Что же они все такие долгие-то.

— Раньше главным воином-Дайчином был Салхи́. Единственный за всю историю эля, кто не проиграл ни одного сражения с тринадцати лет и единственный, кто удостоился звания Дайчин.

— Что, по итогу кто-то всё-таки убил вашего Дайчина? — усмехнулся криво, почему-то вспомнив об отце.

— Нет, Салхи ушёл сам больше десяти лет назад. Он так решил и не спросил ничьего мнения, просто встал однажды на совете эля и сообщил, что уходит, потому что должен. А с рассветом исчез, будто его и не было никогда.

Исчез — не умер, и это огромная разница.

— Может, вернётся ещё.

Какой-то незнакомый Салхи волновал мало. Гораздо больше раздирало понимание, что уж кто, а отец не вернётся точно. Никогда. И это душило, заставляло ожесточённо растирать грудь и чаще, чем надо моргать.

— Есть закон, — покачал головой Данзан. — Тот, кто уходит без разрешения совета и хаанеля, может вернуться только на собственную казнь. Салхи это знал, но всё равно ушёл. Никто до сих пор не подозревает, зачем и почему, но одно известно всем. Если Салхи вернётся, хаанель его убьёт. Даже несмотря на то, что Салхи — его сын.