Под куполом

Под куполом

Драко

Драко видит его каждый день издалека: тонкий мерцающий купол, словно сотканный из серебряной ткани. Это могло быть красиво, если не было бы самым страшным обманом и сплошной иллюзией для тех, кто живет внутри.

Впрочем, для них ничего не изменилось с того самого вечера, когда закончилась Битва за Хогвартс. Они до сих пор живут, дышат, ходят на работу, встречаются с друзьями, женятся и чувствуют себя счастливыми, воображая, что победили и что самое страшное уже позади. Никто из них не подозревает, что они живут под Куполом и что за ними наблюдают. Гоблины и домовые эльфы, воспользовавшись всеобщей радостью и беспечностью, незаметно использовали эту возможность для себя. Теперь они стоят во главе магического мира, но никто об этом не догадывается. Гоблины все так же работают в Гринготтсе, а вот домовые эльфы исчезли из домов, исчезли из Хогвартса, примкнув к гоблинам. Те, кто раньше услуживал, стал тем, кому служат.

И Драко снова оказывается по ту сторону. Своего рода проклятье. Каждый раз он оказывается по другую сторону справедливости. Те, кто должен был попасть в Азкабан, оказываются за пределами Купола, в самом бедном районе Лондона, но при этом знают, кто действительно управляет Великобританией. Гоблины и домовые эльфы специально позволяют видеть и наблюдать, чтобы те, кто раньше унижал, теперь остался униженным навсегда. Их немного: его семья, Селвины, Лестрейнджи и Нотты, выжившие Гойлы, Руквуды и Треверс. Остальных или поселили в другой части Британии, или убили.

Драко лениво опирается руками о подоконник, глядя в окно, покрытое каплями дождя. Он быстро закрывает глаза, чтобы не рассматривать свое бледное отражение. Он давно уже не тот Драко, которым когда-то был. Серые глаза потускнели и напоминают помутневшие серебряные монеты, а в душе огоньком трепещет отчаяние. У его семьи ничего нет: ни имени, ни поместья, ни денег. Каждый день приходится выживать, расплачиваясь за ошибки прошлого, ошибки, которые он хотел искупить — но совсем иначе. Ему снова не оставляют выбора.

Каждый день отец уходит из их покосившегося домика ранним утром: все, чем здесь можно заработать, это тяжелый труд, который предоставляют гоблины, живущие неподалеку. Отец к нему не привык и все чаще уходит в себя, отказываясь разговаривать. После войны им сложно найти общий язык, и если раньше, давным-давно, в мире, где было тепло и солнечно, они постоянно разговаривали, то сейчас едва ли обмениваются и десятком слов за день.

— Снова кашель, — мать устало трет виски. Ей тоже достается: постоянная забота о кривом холодном доме, возня на кухне с невкусной едой и вздохи отца. Из изящной аристократки она превращается в вечно уставшую хозяйку в испачканном переднике. — Отцу нужно попасть к врачу.

Драко мотает головой. Им нужен не врач, а нормальные условия жилья. Он ведет дневник с самого переворота, чтобы отмечать прошедшие дни и наиболее важные события. С Битвы за Хогвартс прошло чуть больше полгода, и их ждет зима, которую они не переживут. О карьере в Министерстве остается только мечтать, как и о вкусной еде и теплой постели. Гоблины злопамятны, а домовики упиваются радостью, глядя, как отец работает на них целыми днями. Селвин уже спился, и Драко, встречая его на улице, с бутылью паленого огневиски, уверен, что тот не доживет до конца месяца. У Руквудов болеет маленькая дочь. Все они, разумеется, сволочи, но даже сволочь имеет право на врача для своего ребенка. Дети — не виноваты. Дети — отражение своей семьи. Драко смотрится в зеркало и не хочет видеть там отца, но иногда все-таки видит.

— Драко, — мать ласково кладет руку на его плечо. — Пожалуйста, нам нужен врач.

— Нет. Нам нужен совершенно другой человек, — Драко упрямо поджимает бледные губы.

Врач — это временная помощь, а ему хочется, чтобы мир стал прежним. Неидеальным, жестоким, но настоящим, а не управляемым искусственно, где определенные нелюди решают, кто достоин жить, а кто — умирать, кто достоин счастья, а кто — медленной смерти.

Драко натягивает через голову старый мохеровый свитер и приглаживает волосы. Палочек у них нет, и если на него нападут, то наверняка убьют не раздумывая, но он должен попытаться. Не только ради себя. Этот всепоглощающий эгоизм исчез еще тогда, когда Драко получил задание убить директора. С тех пор на себя ему было наплевать: он хотел искупить свою гордыню ради матери, а теперь — ради отца.

Он рассчитывает только на милосердие.

Гермиона

Ей нравится череда рутинных дней: встаешь, варишь кофе и пьешь его со сливками и тостами из черного хлеба с сыром, и в начищенной поверхности чайника видишь копну волнистых каштановых волос и смешное заспанное лицо.

Гермионе совсем не по душе тот строгий уклад жизни, который установило Министерство после войны: палочки используются только в рабочее время, в течение дня нужно делать отчеты, которые отдаются докси, выезд за границу запрещен на ближайшие пять лет, чтобы предотвратить побег политических заключенных, оставшихся после войны. Их не посадили в Азкабан; хотя суды и были, Азкабан остается пустым, а дементоры оставлены на случай самых тяжелых преступлений. Все сторонники Темного Лорда живут в специальном районе под арестом, Малфои же остаются в поместье без права его покидать: это выглядит справедливым. Они могут работать, хоть и лишены всех привилегий, однако Министерство считает, что со временем их смогут принять обратно. Рон первым пришел в восторг от этой идеи и кричал, что теперь Малфои наконец-то поработают руками.

Гермиона доваривает кофе и наливает его в прозрачный стакан с толстыми стенками, с удовольствием вдыхая аромат, а потом добавляет любимый ванильный сироп. Она все еще живет одна: Рон занят помощью Джорджу, так что они просто встречаются, гуляя по городу. Гарри пропадает на курсах мракоборцев, а Джинни полностью ударилась в квиддич, так что собраться всем вместе уже давно не получается.

В окно стучат: зевая, Гермиона приподнимает раму и, впустив внутрь докси, кладет ей отчет о планах на сегодняшний день: что она собирается осуществить, куда пойдет, с кем увидится. Докси теперь используются правительством ради обеспечения порядка: если знать, кто чем занят, легко можно предотвратить появление заговоров и новых Темных Лордов. После войны эта стратегия пока что работает отлично, а потом, наверное, придумают что-то менее строгое. И Гермиона отчаянно ждет, когда это «потом» наступит. Многое остается непонятным и кажется чересчур суровым, а порой — несправедливым, и она жадно поглощает «Пророк» по утрам, надеясь найти там заявление премьер-министра о возвращении к нормальной жизни.

Докси улетает, сделав круг по кухне, и Гермиона с некоторым облегчением закрывает окно. Однажды она видела, как докси, не дождавшись отчета, ужалил сотрудника Министерства за нарушение порядка, и его пришлось срочно везти в Мунго, а спустя три недели его вообще уволили, сказав, что это нарушение — третье по счету. Гермиона пока так и не решила, что она думает по этому поводу.

Единственное, что кажется Гермионе не слишком-то безопасным в мире, который пытается обезопасить ее от всего на свете — это требование относительно палочек. По новому регламенту палочки нужно сдавать в конце рабочего дня и получать перед работой, расписавшись в документе особой росписью. С точки зрения Министерства такой порядок помогает им отслеживать нарушителей, но что, если самому магу понадобится защищаться, тушить пожар или поднимать тяжести? Рон ворчит, что уже устал мыть посуду, а Молли радуется, что такой закон не ввели в ее молодости. Но Министерство, получая кучу жалоб, только выпускает обещания: да, скоро этот приказ отменится, это лишь «временная вынужденная мера». Но проходит месяц, два, теперь уже больше полугода — однако палочками вне рабочего места пользоваться по-прежнему запрещено. И Гермиона потихонечку начинает прокручивать в голове пути выхода из этой неудобной ситуации.

— Распишитесь, Грейнджер, — сотрудница по имени Мэри протягивает ей пергаментный лист. — Вы сегодня как обычно?

Гермиона быстро выводит свою подпись, и та, вспыхнув красным цветом, исчезает.

— Да. На следующей неделе в четверг мне нужно будет пораньше уйти, это возможно?

— По какой причине?

Гермиона смущенно краснеет.

— По личной.

Мэри неодобрительно смотрит на нее сквозь толстые очки.

— Такие причины не являются основательными для раннего ухода с работы, мисс Грейнджер. Может быть, у вас есть возможность указать конкретную причину?

— Врач, — Гермиона нервно дергает ремешок сумки. — Я отпрошусь только на пятнадцать минут раньше…

Мэри качает головой.

— Возьмите заявление. Здесь вы должны указать день и время, когда идете в Мунго, имя и фамилию врача, причину, по которой вы обращаетесь.

Гермиона берет листок дрожащей от возмущения рукой, но старается скрыть эмоции за натянутой улыбкой.

— Вам не кажется, что это конфиденциальная информация? — спрашивает она вежливо, но Мэри кивком указывает ей, что следует проходить к лифту и не задерживать следующих работников.

Свернув листок, Гермиона запихивает его в сумку и с силой нажимает кнопку вызова лифта. На одном из этажей она сталкивается с Гарри: он возвращается с утренних занятий, весь взмокший и явно довольный собой, но Гермиона, оттащив его в сторону, быстро рассказывает о ситуации с врачом.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — Гарри озадаченно взъерошивает волосы. — Я не могу влиять на решения правительства. И потом, это же хорошо, что на работе будут знать о твоих проблемах, может, повысят зарплату или прибавят к отпуску несколько лишних дней…

Гермиона вспыхивает и мягко стучит кулаком по его лбу.

— Включи голову, Гарри! Я не обязана отчитываться о том, куда я иду и что делаю. Хватит того, что мы предоставляем информацию докси по три раза за день. На следующей неделе я иду к глазному. А что, если я соберусь к гинекологу или зубному? Мне нужно писать, что я иду к врачу с целью выяснить, как дела у моих женских органов или почему по утрам у меня изо рта пахнет не зубной пастой?

Гарри смеется, глядя в ее сердитое лицо.

— По-моему, ты нагнетаешь.

— Я это слышала каждый год в Хогвартсе, а потом случалась какая-то ерунда, — Гермиона вздыхает. — Но если ты увидишь Кингсли, спроси у него, пожалуйста, когда закончится этот суровый порядок, а то надоело постоянно выставлять всю свою жизнь напоказ. И еще Рон удивляется, почему я не предложу ему переехать к себе.

Гарри похлопывает ее по плечу, улыбаясь, и Гермиона шумно выдыхает, заметив летящую к ним докси.

— Черт, я опаздываю уже на одну минуту, — быстро произносит она и, не оборачиваясь на Гарри, бежит к своему кабинету. Докси следует за ней до самых дверей, и Гермиона, войдя в комнату, пытается отдышаться.

— Возьми, — помощница, белокурая девушка чуть младше нее, быстро сует ей в руки пачку документов. — Оборотни опять пытаются продвинуть свои правила, придется собирать комиссию. И еще займись подсчетом популяции красных колпаков. Наверху обеспокоены их количеством.