Человек, который унёс Гарри из чулана

1. Взгляд изнутри

— Только не Гарри, пожалуйста, не надо!

— Отойди прочь, глупая девчонка. Прочь!

— Пожалуйста, только не Гарри… Убейте лучше меня, меня…

— В последний раз предупреждаю…

— Пожалуйста, только не Гарри, пощадите… Только не Гарри! Только не Гарри! Пожалуйста, я сделаю всё что угодно…

— Отойди… Отойди, девчонка…

Отчаянно кричала и плакала мама, стоя спиной к Гарри, повернувшись лицом к высокому страшному мужчине, который зачем-то рвался к малышу. Но его не пускала мама, раскинув руки и загораживая собой сына, она упорно запрещала незнакомцу подходить к ребёнку. Тот бесился и рычал, сыпал ругательствами и сердито требовал отойти и не мешать. Он мог бы просто отшвырнуть её с дороги, однако счел благоразумным покончить со всей семейкой разом… Доведенный до бешенства настойчивостью матери, чужак поднял руку, нацелил палочку ей в лицо и яростно взревел:

— А-а-авада Кедавра! — И захохотал, жестоко, страшно.

Мама упала с жутким, каким-то неживым стуком, как деревянное полено, брошенное возле камина. Гарри, охваченный ужасом, стоял, крепко вцепившись ручонками в бортик кроватки, и смотрел на мужчину, начиная понимать, что это очень плохой дядя, ведь он ударил маму. Сморщив личико, Гарри собрался заплакать — зажмурился и открыл ротик — и потому не видел, как бледно-зеленая молния полетела в него. Но свет, яркий, оглушительно-зеленый, всё же проник сквозь плотно зажмуренные веки вместе с болью, пронзившей лобик. Сознание померкло, но в ушах ещё долго стоял громкий безумный хохот.

Неизвестно сколько пролежав без сознания, Гарри очнулся от сильного холода. С трудом разлепив глаза, он сел и испуганно вздрогнул, увидев над головой черно-алмазное небо. Потолка и части стен в комнате не было, и в неё свободно вдувался холодный ветер и заглядывала такая же холодная, равнодушная луна. Маму и плохого дядю завалило обвалившейся стеной, и всё, что видел Гарри, это горы битого кирпича и куски штукатурки. И ребристые обломки шифера — крыша провалилась вовнутрь, и её остро-огрызенный край топорщился совсем рядом с кроваткой. Но Гарри был слишком мал, чтобы понимать, как это на самом деле страшно — видеть так близко от себя бетонное перекрытие. Это просто чудо какое-то, что кроватку с ребёнком не раздавило рухнувшей крышей. Наверное, именно про таких младенцев говорят, что они родились в рубашке.

Но счастливчиком Гарри себя не ощущал, ему было холодно, голодно и одиноко. Куда-то пропала мама, сгинул бесследно любимый папа, болел и кровоточил лоб и ломило руки от новорожденного ноябрьского мороза. Из-под кроватки вылезла толстая крыса, бросив на Гарри быстрый взгляд, она превратилась в человека, смутно знакомого, но уже почти позабытого. Покопавшись в одной из куч битого кирпича, толстячок отрыл из завала зажатую в безжизненной руке палочку, забрал её и, бросив на Гарри ещё один мимолетный взгляд, трансгрессировал прочь.

А Гарри снова остался один, на сей раз с отрытой из завала рукой мертвеца. Она, эта рука, зловеще синела в холодном свете луны и нагоняла безотчетный ужас. Стало так страшно… Но малыш, ограниченный со всех сторон четырьмя стенками кроватки, никуда не мог сбежать. Всё, что он мог, это забиться в угол как можно дальше и беспомощно заплакать, глядя на мертвенно-белую конечность. Бледные тонкие пальцы были скрючены наподобие когтей и, казалось, угрожали малышу, словно вот-вот шевельнутся, подползут к Гарри и… что-нибудь сделают.

Продолжая рыдать, Гарри осмотрелся в поисках лазейки, от отчаяния даже попытался пролезть меж прутьев, но не преуспел, не научился он ещё вылезать из кроватки. Да и кроватка не располагала к такому умению — её борта были высокими, вровень со спинками, и практически в полный рост самого Гарри. Он не смог бы даже при самом сильном желании, при всей своей активности, подтянуться и перевалиться наружу…

Скользя мимо камней, к Гарри прошла кошка, просквозив меж прутьев кроватки, подобралась поближе к мальчику и озабоченно обнюхала личико. Кошка была теплая, живая, и Гарри почти с облегчением обнял её. Плакать стало легче, теперь он был не один — с ним находилась и согревала своим теплом домашняя любимица.

С улицы вдруг донесся какой-то звук, и Гарри, вмиг перестав плакать, настороженно прислушался. Звук усилился и приблизился: кто-то очень большой пробирался в комнату через завалы. Папа? Дядя Сириус? В душе маленького мальчика на какой-то миг вспыхнула и разгорелась надежда на то, что это всё сейчас закончится, к нему придет папа и заберет на руки. На крепкие и надежные руки.

Но косматый бородатый гигант, появившийся в комнате, был не папой, а кем-то совсем чужим. Не успел ребёнок забояться, как великан тут же развеял его страхи, заговорив добро и хорошо:

— А вот и Гарри! Ой, натерпелся, бедненький! Иди сюда, мой маленький, папочка Хагрид о тебе позаботится…

Услышав свое имя, Гарри успокоился — этот большой дядя его знает, а значит, не обидит — и доверчиво потянулся к рукам гиганта. Кошка, к сожалению, испугалась вторжения и убежала, юркнув куда-то в темноту. Завернув малыша в одеяло, Хагрид для надежности засунул его за пазуху и поспешно покинул разрушенный дом — вдали мигали огни полицейских машин. Хагрид с ребёнком успел пройти квартала два, когда с неба их догнал мотоцикл. Снизился он впереди, преградив дорогу. Вид у Сириуса Блэка был странный — взлохмаченный, дерганный. С дикими глазами. Голос его дрожал.

— Мерлин, они же все погибли! Не понимаю, как? И кто?

— Ну, знамо дело, кто, — попытался утешить Блэка Хагрид. — Лорд энтот, неназываемый…

Гарри завозился-захныкал за пазухой, просясь наружу. Блэк его услышал, присмотрелся к бугорку на груди Хагрида, опознал ребёнка и включился на отца, проговорил взволнованно:

— Куда ты несешь моего крестника, Хагрид? Отдай его мне! Я о нём позабочусь! Я крестный Гарри, отдай мне его!

— Ну дык… Дамблдор же велел немедля доставить младенца ему, — забормотал Хагрид. Блэк начал спорить, страстно доказывая и упрашивая.

— Пожалуйста, прошу, отдай мне Гарри! У меня больше никого не осталось!

— Не могу! Дамблдор велел четко и прямо: найти Гарри и доставить к нему! — и желая отвлечь обеспокоенного родственника, Хагрид отстегнул от пояса объемистую флягу. — На-ка, глотни горяченького…

— Ну раз Дамблдор… — вроде как уступил Блэк, отхлебнул из фляги, помолчал, о чем-то задумавшись. Забормотал раздумчиво, приходя в себя от глоточка горячительного: — Люпин не способен на это, он слишком правильный, да и тихоня, а вот Пит… Питера-то почему на месте не оказалось?.. Он же не мог?.. Или мог… Секундочку, у меня же нюх, как я сразу-то не сообразил?! — встрепенувшись, Сириус всунул в руки Хагриду флягу и рукоятку руля своего мотоцикла. — Держи, он мне больше не нужен. Если моя догадка верна… — не договорив, Блэк трансгрессировал.

С каким-то восхищением Хагрид уставился на одолженный ему мотоцикл, погладил руль, повесил на пояс фляжку, заглянул к себе за пазуху, посмотрел в зеленые глазки малыша и радостно сообщил ему:

— А знаешь что, Гарри? Подождет Дамблдор! Тем более, что с мотоциклом нам посподручнее будет. Так что сначала мы с тобой заглянем в Барри, к самому лучшему целителю. Не будь я Хагрид, да! Сейчас у нас утро воскресенья первого ноября, денёк туды, денёк сюды, до вторника, глядишь, да обернемся. Да, мой хороший?..

Продолжая бормотать, добрый великан аккуратненько запахнул куртку, колданул зонтиком по мотику, недуром увеличивая его, подогнал по размеру мотоциклетный шлем, натянул на голову, оседлал машину и газанул, с ревом ввинчиваясь в чернильное небо. Пара часов полета, и вот желанный Хагриду дом Гиппократа Сметвика. С ревом приземлившись во дворе, великан слез с мотоцикла, снял шлем и вынул Гарри из-за пазухи. Дверь дома раскрылась, и на пороге вырос дюжий целитель, озадаченно глядя на визитеров.

— Хагрид? Это ты, что ли?

Хагрид деланно оглянулся вокруг себя и ответил встречным вопросом:

— А ты другого такого, как я, видишь?

Сметвик рассмеялся и пошире раскрыл дверь.

— А что случилось, Хагрид?

— Непредвиденные обстоятельства. Поттеры погибли, а ребёнок ранен, рана кровоточит, и я не рискнул везти его в таком состоянии к Дамблдору…

— Давай сюда, — протянул руки встревоженный Сметвик.

— Не пойму, что за рана? — озадачился целитель пару минут спустя после углубленного изучения пореза. — Какой такой магией так ребёнка поранили?

— А что там такое? — Хагрид опасливо вытянул шею. Целитель нацелил на лоб ребёнку свою палочку и произвел какое-то заклинание, отчего над головой малыша вспыхнула полусфера со значками, которые были понятны только врачу.

— Глазам не верю! — воскликнул он. — Ребёнок отразил лбом Аваду!

— Быть не может! — ахнул Хагрид, в полном шоке глядя на удивительного младенца.

— Но так оно и есть, — страстно подтвердил Сметвик. — Остаточный след магии об этом как раз и говорит: в малыша кинули Аваду, но она его не убила, отскочила, как… как каштан от пенька!!!

— Ой… — Хагрид поморщился и потер в ухе, ощущая сильный диссонанс от потрясенного вопля Сметвика.

— Вот знать бы ещё, как эту бяку отсюда выковырять, — озабоченно забормотал целитель, внимательно читая значки и пристально всматриваясь в рану.

— Бяку? — насторожился Хагрид.

— Да. Не нравится мне это, м-мм, образование… — бормотнул врач, наколдовывая на лоб ещё что-то. И вытянулся лицом, получив результат. — Да иди ты!.. — растерянно выдал он.

— Что случилось? — заволновался Хагрид, ломая ручищи.

— Говорит, что это можно убрать ещё одной Авадой или укусом василиска… Хагрид, — захлопал глазами на великана врач, — заклинания же с ума не сходят? Так почему же оно убеждает убить ребёнка?

— А его… А его точно надо убирать? — с отчаянием спросил Хагрид. Сметвик снова просканировал малыша и с облегчением помотал головой.

— Немедленного вмешательства оно не требует, здоровью ребёнка не угрожает, сам Гарри здоров и крепок. Но лучше бы обследовать его в Мунго, полностью.

— Э… а до вторника успеем? Дамблдор его ждет…

— Успеем, Хагрид. Ты можешь пока у меня посидеть, а я быстренько в Мунго и назад.

И целитель скоренько слинял в камин, пока Хагрид обдумывал ответ. Чтобы ребёнок не испугался, Сметвик прикрыл ладонью личико Гарри, оберегая его глаза и нос от пепла и сажи. Перемещение-вращение закончилось, целитель снял руку с лица ребёнка и вышел из портального камина больницы. Гарри удивленно заозирался — никогда он ещё не бывал в таком странном необычном месте: повсюду яркая плитка, люди в канареечно-желтых мантиях, светящиеся сферы под потолком… Но Сметвик считал иначе.

— Что, Гарри, узнаешь? Здесь тебя проносили в тот день, когда тебя с мамой выписали из родильного отделения, — и он ласково улыбнулся. Чмокнул малыша в пухлую щечку — не удержался! — и понес в смотровую, на ходу посылая сигналы Чрезвычайной Ситуации всем своим коллегам. Те, получив нежданное ЧС, тут же перекладывали-оставляли дела, срочные и не очень, и со всех ног неслись по зову.

Ну а пока Гарри обследуют всем консилиумом, мы с вами ненадолго заглянем к разрушенному особняку Поттеров, где тем временем рассвело. Прохладный утренний туман заволок притихшую улицу. На втором этаже молочная пелена чуточку развеялась, и можно было разглядеть предметы мебели и горы битого кирпича. Видно было и кошку, одиноко съежившуюся в детской кроватке. Этой ночью она осиротела, оставшись на свете совсем одна. Убили Лили и Джеймса, забрали куда-то маленького Гарри… Кошкино горе, к счастью, было услышано — в комнате появился невысокий грациозный человечек с пышной каштановой шевелюрой. Обозрев разрушения, он остановил взгляд на кошке, жалостливо всплеснул в ладоши и патетично воскликнул: