Человек, который унёс Гарри из чулана

— Ой, смотри, не начни людей спасать. А то ж охренеют, героя из ниоткуда ища… Ищет милиция, ищут пожарные…

— Хм, прикольно, — развеселился Робин. Пощекотал Гарри пузичко и заинтересованно пробормотал: — А не начать ли в самом деле?..

В ответ Румпель ладонь к лицу приложил, выражая тем самым без слов, что он конкретно думает. Но Робина это не смутило, тихонько посмеиваясь, он играл с Гарри в веревочку, строил с помощью неё и фантазии хитрые узоры. Мальчик смотрел, восхищался, тянул за предложенный ему кончик и изумленно ахал, когда густо переплетенная на пальцах веревочка снималась одним движением. Вообще Робин понравился Гарри — прикольный и веселый дядька. А что король без короны сидит, так это потому, что он к народу близок. Не любил Робин всякие дистанции, в том числе и монаршие. И он был прав, подавая тем самым наглядный пример царя, которого народ по-настоящему любил. Играл Робин с Гарри и тихонько ворчал при этом:

— Родинка ему не нравится, вишь ты… А вот возьму да и спущусь на землю, назло тебе, Румб. Спущусь и начну помогать направо-налево, ибо умею, могу, практикую… Буду практиковать, — подумав, поправился он. — Сойду с небес, смешаюсь с толпой, прочту чью-либо судьбу и скажу: «привет, меня зовут Робин, и я помогу тебе».

— Зачем сразу Робин? — возразил Румпель. — Псевдоним возьми, необязательно настоящим именем представляться. Хамелеон там или Притворщик…

— Дельная мысль, — одобрил Робин. И подытожил: — Вот и нашлось мне занятие в этом столетии: стану добрым ангелом-спасителем для попавших в беду. Ещё бы поселиться где-то законно и не привлекая особого внимания. Ну да ладно, время будет — придумаю чего. Румб, — Робин переменил тему, — мальчонку своего в какую систему обучения введешь: в европейскую или в русскую?

— В европейскую, наверное, он всё же британец.

— Жаль, у российских деток детство дольше длится, они в школу только в семь лет идут, в отличие от бедных иностранцев. Слушай, а может, совместишь? — предложил Робин более мягкую альтернативу. — Начнешь с домашнего обучения, а с семи лет он, как все, пойдет в школу?

— Детский сад в планы не входит? — в свою очередь поинтересовался Румпель.

— Ну почему? В три года в самый раз будет. Ведь главная задача детского сада — создать развивающую среду. Не нужно пытаться вместить в мальчонку как можно больше знаний. Достаточно дать ему максимум возможностей попробовать себя в разных видах деятельности и найти то, что ему понравится больше всего. Разве не для этого у нас так много детских парков?

— А я-то думал, они для другого! — съязвил Румпель. — То-то там дети целыми днями носятся. Это они в детский садик ходят!

— Не язви, Румб, детство есть детство, торопить его — себя не уважать. Дети, чтоб ты знал, в играх больше толка и науки схватывают, чем за скучным сидением за партой. Вот пример отвеса возьми: на бумаге непонятно что и тяжело решается, а веревку с ветки дуба спусти — и всё тебе ясно-понятно, и угол отвеса, и перпендикулярность прямых…

Что ж, косвенно или прямо, но разговор тот всё же запал Румпелю в душу, и Гарри он ни в какую подготовишку отдавать не стал, а начал сам потихоньку знакомить ребёнка с азами будущих наук. Результат не замедлил сказаться, и весьма впечатляющий: уже к четырем годам Гарри бегло читал и писал, толково считал и отлично говорил.

Папой Румпель стал ещё в первые дни появления Гарри. Да и как иначе. Не запрещать же ребёнку называть отцом человека, ставшего родным? Та же участь постигла и Анну, которую бесхитростный малыш без раздумий назвал мамой. Тем более что образ Лили постепенно, где-то через полгода, стерся из его памяти… А так круг интересов Гарри был довольно обширен: друзей было много, любимых занятий, вещей и героев тоже хватало.

А также у Гарри был расположенный вблизи замка Румпельштильцхена любимый лесок. Потому что это был самый настоящий детский парк развлечений и отдыха с качелями, просторными круглыми беседками с высокой ажурной крышей, со столиками и лавочками внутри. Форты разные с башенками, похожие на миниатюрные замки — какой простор для ребятишек в их игры в рыцарей и принцесс!.. Стенки-горки с естественными выступами, щелями и приступками для скалолазания. Скала-грот с пещерами, мостиками-переходами и плотно прилегающими к ним ползучими толстыми кустиками, по которым было просто здорово карабкаться. И разумеется, вокруг каждого такого игрового снаряда — песок, обязательный мягкий песок, известно же, что дети падают и калечатся чаще взрослых. Но не в этом парке, где дети находились под защитой самой природы, позаботившейся о том, чтобы ни один малыш не пострадал.

Вот Гарри и уносился туда, едва доев кашу. Оближет ложку, положит в опустевшую тарелку, крикнет «папа, мама, я поел!», и только его и видели. Усвистывал со всех ног и восторгов, спеша на встречу с друзьями, коих было десятка два. Все одногодки плюс-минус, кто-то старше, кто-то младше, в общем, почти одной возрастной группы с Гарри. Но были там и старшие, по тем или иным причинам освобожденные от занятий в школе, но чаще на каникулах. Подросткам, конечно, нужны горизонты пошире, но были и те, кто не особо стремился сбиваться в стайки и кружки по интересам, а предпочитал тихо посидеть в беседке с книжкой или поиграть с малышней, великодушно изображая дракона, в которого он, подросток, недавно научился превращаться.

Один из таких юных драконов был старшим братом Гарри, звали его Михаэлем. Худой, нескладный русоволосый паренёк питал к Гарри теплые, нежно-братские чувства. Он и звал Гарри так — братишкой. Был он сыном Анны, и её маленького воспитанника воспринял именно как братика. С точки зрения четырехлетнего Гарри Михаэль был ужасно взрослым — целых четырнадцать лет! Даже странно порой бывало, чего же он с таким малышом возится? Но стоило Гарри хоть на миг задуматься, как Михаэль тут же хватал его и, шутливо тряся, притворно-сердито выговаривал ему:

— Ты же братишка мой, как же с тобой не возиться?!

Наверное, благодаря высказываниям Михаэля и наличию любящих родителей Гарри вскорости и забыл, что он сирота. Да и как считать себя сироткой, если и мама с папой есть, и брат старший имеется. А что они неженаты, Румпель с Анной, то где об этом сказано? Живут вместе в одном доме, едят за одним столом — вещи достаточно очевидные для ребёнка, из тех, для которых не требуются какие-то объяснения.

Робин слово своё сдержал, начал наведываться на землю бренную, к людям присматриваться. Находил проблемного, обиженного, брошенного (нужное подчеркнуть), втирался-внедрялся в человека и его проблему, назывался Джародом и помогал. Со временем он настолько сросся со своим альтруизмом, что практически стал радаром, антенной, спутниковой связью (опять-таки нужное подчеркнуть) и начал в буквальном смысле перенимать все чувства снизу… С земли, то бишь.

Ну и начуялся. Проснулся Гарри посреди ночи от голосов из трапезной. Говорили папа и Робин.

— И не мечтай! Не стану я Гарри будить.

— Румб, ну пойми, это волшебник, как и он, и ему тоже четыре года.

— Не пущу! Унеси ребёнка!..

Вот тут Гарри и не выдержал. Вылез из постели и поскакал в трапезную, снедаемый понятным любопытством. Вбежал и с трепетом уставился на закутанного мальчика на руках Робина. Огромные испуганные синие глаза с непросохшими слезами, влажные от воды темные волосы… Стало очень тревожно.

— Ой, привет. Ты кто? — растерянно прозвенел Гарри.

Закутанный в одеяло мальчик жалобно захныкал. Робин прижал его к груди и, укачивая, мягко пояснил:

— Он не разговаривает, Гарри.

— Что значит «не разговаривает», разве ему не четыре года? — насторожился Румпель.

— Его родители в психушке, бабка безумная какая-то, а дед вон, утопить его пытался, с пирса спихнул. Ребёнок чуть не утоп, да я его почувствовал. Румб, в последний раз прошу, прими Невилла ненадолго, пока я с его дедом не разберусь.

Гарри опередил Румпеля, не дав ему и задуматься, подошел и взял Невилла за руку, благо что Робин с ним на стуле сидел.

— Ты Невилл, да? Не бойся, пожалуйста, здесь тебя никто не обидит. Меня зовут Гарри, Гарри Кобольд.

Синие глаза встретились с зелеными, и Невилл, маленький, запуганный и забитый безумным дедом, впервые за долгое время несмело улыбнулся. Улыбнулся и Робин, выпутав Невилла из одеяла, поставил мальчика на пол. И тут даже у циничного по сути Румпеля перехватило дыхание, ибо Невилл не умел даже стоять в свои четыре года — он крепко держался за стул, чтобы устоять…

— Дедушка, значит, да? — зашипел Румпель, тихо закипая от бешенства. — Ну-ка, покажи мне этого дедушку…

Когда в трапезную залу вошла Анна, получившая сигнал от Робина и Румпеля, то её взгляду предстал Гарри, помогающий гостю сделать первые шаги.

— Не бойся, Невилл, я тебя держу… Ну давай, ещё один шаг, и ещё…

Лицо Гарри сосредоточено, взгляд пристальный, внимательный, а шаги Невилла всё крепче и уверенней. И, к сожалению, это подтверждено практикой, свои первые шаги Невилл не забудет. Никогда.