Человек, который унёс Гарри из чулана

— Ах ты бедненькая! Сиротинушка! Иди ко мне… — взяв кошку, пришелец заглянул ей в глаза. И напружинился весь, узрев в памяти кошки весьма ценные воспоминания: убита молодая семья, крохотный ребёнок остался сиротой. Разумеется, эта информация стала очень важной! Проследив воспоминания кошки до конца и увидев Хагрида, гость заинтересованно прищурился. Хм, стоит понаблюдать за судьбой этого ребёнка… А пока позаботимся о кошечке.

Человечек исчез вместе с кошкой, и мы с вами можем вернуться к Гарри. Его как раз осмотрели профессионалы, светила магической медицины, и теперь дружно обсуждали возникшую проблему. Гарри сидел на столе, вертел головенкой и силился сообразить, к чему отнести непонятные слова, звучащие над его головой: к ругательным или похвальным? Услышав очередное невнятное словосочетание, что-то вроде «косоерассечениелобнойдоли», решил, что ругательное, и заревел. Так, на всякий случай.

— Блин, ну вы думайте, где и о чем говорите! — возмутился Сметвик, срочно забирая Гарри со стола. — И резать его я вам не дам! Вы чего?! Ополоумели? Ребёнку и так досталось, а тут вы ещё со своими скальпелями!

В общем, как ни торопился Гиппократ, Гарри он сумел выцарапать только после того, как сами целители сдались, так и не придумав, каким способом удалить из головы ребёнка темное образование. А к тому времени настал уже вторник, и следовало поторопиться, чтобы отдать малыша Хагриду. Рубеуса тем временем достала серебряная кошка, Патронус Минервы. Раз за разом она появлялась перед великаном и донимала его вопросами: «где да где он и Гарри?», бедняга мычал и отмахивался, развеивал кошку и рычал, когда та снова возникала перед ним. Поглазев на это противостояние, Сметвик сжалился.

— Да скажи уже ей, куда ты Гарри отнесешь. Она ж не отстанет…

Вздохнув, Хагрид на очередное явление минервиной кошки нехотя буркнул:

— Скоро буду в Литтл Уингинге, на улице Тисовой, дом четвертый.

— Скоро? — Сметвик скорчил скорбную мосю. — Сегодня ночью ты там будешь.

— Подождет! — виновато огрызнулся Хагрид и переключил внимание Гиппократа на малыша. — С Гарри что-то сделали?

— Ничего, — развел руками Гиппократ. — Только с тем и согласились, что порез оставлен отразившейся Авадой. Обычно-то она не отражается ничем, а тут, вон, отразили её чем-то… Вот и оставила она след на лбу малыша. Загадка, в общем. А убрать ту фигню, что во лбу засела, можно только с помощью яда василиска и повторной Авады, но ты же понимаешь, что на это никто не пойдет?

— Понимаю, — удрученно вздохнул Хагрид и засобирался. — Ладно, давай мне Гарри, пора нам.

От городка Барри, что в Уэльсе, до Суррея путь лежал прямо, так что часть пути, а вернее, светлое время суток Хагрид ехал по дорогам, делая коротенькие, но частые остановки, потому что Гарри периодически просил то покушать, то попить, а иногда требовал горшок. И лишь с наступлением сумерек Хагрид осмелился поднять мотоцикл в воздух. Где-то над Бристолем Гарри сморило, и он сладко заснул, умотанный вконец странными днями.

Дамблдор посмотрел на часы, крайне интересные часы, надо сказать, у них было двенадцать стрелок, но не было цифр — вместо цифр там были маленькие планеты, при этом они не стояли на месте, а безостановочно вращались по кругу. Одна из планеток вдруг увеличилась и переползла в центр «циферблата», говоря о том, что данный объект приближается и вот-вот прибудет.

— Хагрид задерживается, — сообщил глубокомысленно Дамблдор, сам при этом прекрасно зная, где и зачем задержался добрый великан. Но к транспорту он, тем не менее, был не готов.

— Ну наконец-то, Хагрид! — в голосе прозвучала смесь облегчения и кроткого удивления. — А где ты взял этот мотоцикл?

— Да я его одолжил, профессор Дамблдор, — ответил гигант, осторожно слезая с машины. — У молодого Сириуса Блэка. А насчет ребёнка — я привез его, сэр.

— Всё прошло спокойно?

— Да не очень, сэр, от дома, считайте, камня на камне не осталось. Магглы это заметили, конечно, но я успел забрать ребёнка, прежде чем они туда нагрянули. Он заснул, когда мы летели над Бристолем.

* * *

Петунья ненавидела Гарри. Петунья боялась Гарри. Петунья желала избавиться от Гарри. Этот мальчик, запертый в чулане, постоянно действовал ей на нервы своим несмолкаемым плачем. Тем самым раздирая её на части. Материнский инстинкт толкал Петунью броситься к ребёнку, вытащить из кладовки и прижать к себе, чтобы успокоить, как и положено нормальной матери. Но в том-то и дело, что ребёнок был ненормальным, и об этом помнила её вторая часть, заставляющая стоять на месте, зажимать уши и морщиться.

Устав от плача, затихал Гарри, искренне недоумевая, почему к нему никто не подходит, когда он так настойчиво зовет? Мама бы подошла. Но нет мамы, исчезла она из жизни маленького Гарри. Так же, как и папа, и дядя Силя. Вместо них, веселых и любящих, появились злобная тётка, огромный, вечно орущий мужик и толстый, больно пинающийся Дадли.

Гарри не представлял, что его ожидает в будущем, он не думал об этом, он знал только то, что чувствовал сейчас — ему очень плохо. Дни шли за днями, перетекали в недели и месяцы, а лучше не становилось. Злобная тётка, зверски ругаясь, вытаскивала Гарри из чулана, грубо сдирала с него памперс и, кое-как отмыв, надевала другой, после чего всовывала ему в ручонки сухарь и зашвыривала обратно в чулан. Мальчик обычно бывал уже голоден, так что сразу начинал жадно мусолить и сосать сухой хлеб. А размочив слюнями, потихоньку ел, пытаясь не заплакать — у Дадли на столе целая тарелка каши…

Дядя на каждый гаррин писк грозно рявкал:

— А ну заткнись сейчас же, бесовское отродье!

Так что Гарри вскоре научился подавлять плач, чтобы не нарваться на гнев дяди. За всем этим с крайним недоумением уже который день наблюдал невидимый гость, приютивший у себя кошку Поттеров. И в один из дней не выдержал эдакого дурдома.

Петунья по обыкновению начала сыпать ругательствами, отмывая ненавистный зад опостылевшего племянника. Ведь сладкими пирожочками какал её родной и любимый Дадлик, и она точно не подписывалась подтирать чужие задницы! О, чтоб ты сгинул куда-нибудь, чертов засранец!..

Именно этот момент и счел самым удобным для себя невидимый наблюдатель, появившись из ниоткуда за спиной злобствующей женщины.

— Мне его забрать, дорогуша?

Услышав за собой чей-то голос и точно зная, что она дома одна с неумеющими говорить младенцами, Петунья страшно перепугалась. Заверещав, она резко развернулась, прикрываясь ребёнком, как щитом. Вторженец приподнял бровь, видя такое. Петунья же, увидев перед собой тоненького задохлика ниже себя ростом, моментально успокоилась, решив, что это «один из тех, ненормальных».

— А и забери! Хоть какая-то польза от вас!..

— Навсегда? — уточнил златокожий красавчик, скатывая с ладони пергамент.

— Что это? — Петунья завороженно смотрела на свиток, конец которого свесился аж до пола.

— Договорчик! — осклабился красавчик.