Выборы строгого режима: Как российские выборы стали невыборами, и что с этим делать?

Политологи и юристы. Два взгляда на одну проблему

О российских выборах и о трансформации российского избирательного законодательства написаны тонны исследований. Больше — юристами, немного меньше, но все равно много — политологами. И те и другие исследуют одно и то же явление под разными углами зрения и используют разную терминологию.

Вообще, у политологов и у юристов многие объекты исследований одни и те же: политические режимы, формы правления, государственное устройство, выборы, политические партии, состояние политической конкуренции, система разделения властей, разграничение полномочий между государственными органами, взаимоотношения государства и общества и пр. Различаются лишь подходы и методы. Например, курс «Парламентаризм и основы законотворчества» как самостоятельную учебную дисциплину читают, каждая в своих вузах, и политолог Екатерина Шульман, и юрист Елена Лукьянова, только одна — на факультете политологии, а другая — на факультете права. Для первой нормотворчество — это политический процесс, для второй — порядок организации и деятельности, правовое регулирование и анализ практики. А если оба подхода соединить? Думается, что в этом случае результат обоих анализов будет достоверней. Быть может, когда юристы введут в научный обиход слово «инкумбент», а политологи вместо термина «институт выборов» научатся оперировать словосочетаниями «избирательные системы» и «избирательное законодательство», мы, наконец, услышим и признаем друг друга, а заодно взаимообострим свою научную оптику. Но что-то подсказывает, что дело вовсе не в нашем взаимном игнорировании друг друга. В чем же тогда? Похоже, причина предельно бюрократически банальна.

Дело в том, что до начала 90-годов XX века в России не существовало систематизированной и выделенной в самостоятельную область политической науки, хотя еще в 1804 году в Московском университете было создано отделение (факультет) морально-политических наук. Однако, несмотря на наличие трудов ряда дореволюционных ученых (Б. Н. Чичерина, В. С. Соловьева, П. И. Новгородцева, И. А. Ильина), полноценно исследовать в условиях самодержавия такие вопросы, как политическая власть и ее социальные основы, теория элит, типологии политических и партийных систем, гражданское общество, было невозможно. Равно как в условиях советского идеологического единообразия зарождение систематической политической науки не могло состояться по определению, хотя попытки такие были. Достаточно вспомнить появление в 60-80-е годы XX века группы советских ученых-обществоведов (Г. Арбатова, О. Богомолова, Ф. Бурлацкого, Б. Грушина, Ю. Левады, Г. Осипова, А. Румянцева, Г. Шахназарова, Ф. Петренко, М. Титаренко и др.).

Вот что пишут современные исследователи о советском обществоведении:

В Советском государстве понятие «общественные науки» прочно утвердилось в официальной лексике сразу после революции 1917 года. При этом речь шла о создании принципиально новой модели обществоведения, в отличие от дореволюционной системы. Его основы были заложены В. И. Лениным. В проекте Положения о Наркомпросе (начало 1921 года) он особо указывал на то, что «содержание обучения должно определяться только коммунистами». Так в СССР функции обществоведения по защите советской политической и идеологической системы стали основными, а функция социальной критики атрофировалась. Особенностью общественных наук в Советском Союзе являлись фундаментальная зависимость от советской идеологии, закрытость для диалога с научными оппонентами, невозможность свободных научных разработок за рамками санкционированных коммунистических идей. Перспективы развития обществознания определялись степенью их воздействия на сознание людей, а не научными поисками объективной истины[12].

Поэтому то, что сейчас называется политологией, отчасти было передано «на откуп» юристам. Именно в их учебные и научные классификаторы входили история политических и правовых учений, политические и избирательные системы, формы государства, парламентаризм и федерализм. Да, конечно, юристы исследуют явления со своей нормативно-институциональной точки зрения и с использованием иных, нежели в политологии, методов. Они чаще фиксируют состояние без анализа предпосылок, целей и задач власти, то есть без явной политики, что, собственно, советской власти и было нужно. Но хотя бы сами предметы и терминология оставались в программах высшего образования.

Только в марте 1987 года под давлением уже упомянутой группы советских ученых было принято совместное Постановление ЦК КПСС и Совмина СССР, предписывающее соответствующим органам управления и иным организациям пересмотр номенклатуры научных специальностей, в результате чего осенью 1988 года в этой номенклатуре появились специальности по политическим и социологическим наукам[13]. В предисловии к своей книге инженер-механик по образованию Владимир Гельман пишет: «К сожалению, у меня не было возможности получить формальное образование в сфере политических наук. Несмотря на это (или благодаря этому?), позднее я стал профессором политологии в двух университетах двух разных стран»[14]. Равно как не было такой возможности и у других авторитетных российских политологов: например, у филолога Кирилла Рогова, историков Григория Голосова, Татьяны Ворожейкиной, Глеба Павловского, у журналиста-историка Сергея Медведева, у географа Дмитрия Орешкина.

Естественно, что за 70 лет официального небытия российской политической науки ей пришлось заново постигать азы и активно «догонять» далеко ушедшие в этом направлении мировые исследования. Получив признание, она активно и с огромным энтузиазмом занялась этим, оставив без внимания или «на потом» работы коллег юристов, которые на протяжении долгих лет отчасти замещали пустоту в этой области. Так произошло обособление наук, подкрепленное научно-бюрократической процедурой, когда ученые советы ставят в вину авторам исследований смешение подходов и ревниво-охранительски относятся к любому вторжению в свой приоритет и в монополию на истину. Особо усердствуют в этом юристы-конституционалисты, исходящие из легистского подхода к праву и как огня боящиеся проникновения мало-мальски иного (в первую очередь политического) взгляда на проблемы, кажущиеся им исключительно правовыми. Например, отрицается взаимосвязь между выборами и качеством деятельности парламентов. Таким образом происходит искусственное выпадение полей научного зрения, крайне пагубное для качественного научного анализа. Хотя в современном мире разные науки, наоборот, соединяются, пересекаются и взаимообогаща-ются ускоренными темпами. Политэкономия, биохимия, биофизика, химфизика и многие другие давно уже стали привычными и понятными совмещенными областями знания. Поэтому мы попробуем преодолеть искусственный и, на наш взгляд, крайне вредоносный барьер между политологией и публично-правовой наукой исходя из того, что правовое регулирование отношений власти не может быть объяснено и в должной мере понято без анализа политических отношений и процессов.