Ищу хорошую ведьму

— Она трепалась про ведьму, про кольцо с проклятием и про… бабу Машу. Которая якобы живёт в сгоревшей даче и приманивает детей.

— Маша? Моя Маша? Но это невозможно!

— Почему?

— Мы её потеряли! И очень давно!

— Кто это — мы?

— Ну… те, кто занимается ведьмами.

— В Алексеевской?

— Да.

— А вы можете расколдовать Лизу прямо здесь?

Старик затрясся в беззвучном смехе, но глубокие глаза выдавали грусть.

— Расколдовать? Пожалуй, это слово подойдёт, хотя учёный во мне возмущается от таких формулировок… но, боюсь, ведьму нельзя расколдовать. Это врождённое. Гены необязательно проявляются в каждом поколении, но избавиться от однажды пробудившегося демона невозможно.

— Тогда зачем Алексеевская?

— Чтобы контролировать приступы. И там не так плохо, как ты вообразил, — Борисыч избегал смотреть на безмолвную девушку, но сейчас осторожно глянул.

— Угу. А здесь что-то можно сделать? Не знаю, успокоительное? Если вдруг… странности начнутся?

— Это не мой профиль, Глеб. Я лишь выявляю симптомы, а дальше — к ним. Но раз вы поладили друг с другом, попробуй приручить… демона. Иногда это очень хорошо действует. Демонологи стараются работать лаской, так эффект куда лучше. И стабильнее.

— И что, много там ведьм?

— Ты же бывший военный, должен понимать, что подобная информация не для разглашения.

— Их курируют органы?

Борисыч со скучающей миной достал из кипы общую тетрадь и коряво написал: «ДА».

Глеб вроде бы не сдвинулся с места, но мышцы тренированного тела перекатились, как у атлета перед прыжком, и он небрежно окинул взглядом вход в лабораторию, так же плавно переметнулся на запасной выход, подпёртый забытой кем-то стремянкой, а потом приклеился к наполовину заклеенным окнам вдоль рабочих столов, намеренно игнорируя то обстоятельство, что лаборатория располагалась на пятом этаже. Борисыч неодобрительно скривился от этих манипуляций, захлопнул тетрадь и громко сказал, обращаясь к девушке:

— У вашего молодого человека что-то фантазия разыгралась. Мерещится всякое. А пойдёмте-ка прогуляемся, мне уже домой пора, супруга гневается, когда я в институте задерживаюсь, вот вы и проводите старика до метро.

Та вопросительно уставилась на Глеба, а Борисыч тут же по-домашнему засуетился, сортируя и собирая в тощий портфель подобранные с пола бумаги: некоторые он с досадой кидал в стопку, а другие бережно скреплял и засовывал в избранное. От помощи профессор решительно отказался, замахав руками и буркнув что-то про слишком ретивую молодёжь, не уважающую старость. Наконец портфель был готов, Борисыч торжественно запер лабораторию и активировал сигнализацию.

— Насколько всё плохо? — отрывисто спросил Глеб, когда они покинули охраняемую территорию и остановились под затеняющими стоянку клёнами.

Старик не торопился с ответом. Он поправил дужку очков, пошевелил губами и внимательно вгляделся в до странности невозмутимое женское лицо. Лиза стояла молча и жалась к взвинченному до предела мужчине.

— Расслабься, Глеб, — попросил профессор, — никто на вас не набросится из кустов. Во всяком случае, до тех пор, пока нет массовых жертв. Те, что есть, пока списывают на несчастные случаи, правильно я уловил ситуацию?

— Да, — нехотя выдавил Глеб, — но это звучит не слишком оптимистично.

— Наоборот, это звучит хорошо, — нравоучительно заключил Борисыч, — у тебя все шансы на успешный исход, мой мальчик. Даже забавно, как всё повернулось… — он чему-то улыбнулся.

— О чём вы?

— Маша, она была первой ведьмой в моей жизни. Я думал, что это настоящее чудо. Однажды она подожгла все до единого ветки на любимой маминой яблоне, представляешь? У меня тогда была свинка, гулять строжайшим образом запрещали, так Маша влезла через чердак и зажгла сухие листья, чтобы отвлечь родителей и бедную старую кухарку. Даже пальцами не щёлкнула, а просто мигнула и захохотала, как безумная, когда огонь занялся. Её глаза горели так красиво, отражая пылающее дерево! У Лизы точь-в-точь такие же. Я сразу уловил сходство.

— Так вы считаете, что Лиза — внучка Маши?

— Вполне вероятно.

— Но где сама Маша?

— Полагаю, мы никогда не узнаем. Она исчезла вместе с няней.

— С какой ещё няней?

— Молодой человек, тогда у всех детей на дачах в Горках обязательно были няни. Маша свою обожала.

— И что потом с ними случилось?

— Многие обвиняли няню в пожаре — из-за наследства, конечно. По слухам, ей досталось всё. Говорили, что у отца семейства случилась внезапная интрижка и что он даже собирался бросить семью и жениться на юной красавице, подружившейся с его приёмной дочерью. Много чего болтали злые языки, да только половина — неправда, а то и большая часть. Обычное дело, люди завидуют и сочиняют чушь.

— Так ваша Маша была приёмной?

— Она была ослепительно красива, не то, что родные дети и жена генерала, похожая на моль. Те в подмётки ей не годились. Никто бы и не поверил в родство, поставь их рядом. Маша говорила, что её принесли со звёзд феи и оставили на крыльце, а добрый папа-генерал нашёл. Он её очень любил. Трясся над ней, жена даже ревновала. И няню терпеть не могла. Это я уже потом сопоставил факты и сообразил, а мальчишкой был так очарован, что ничего вокруг не замечал. Вспоминая себя тогдашнего, я тебя понимаю, Глеб. Верни меня в те дни, я бы тоже её выбрал. Жаль, у меня такого выбора не было. Маша мне его не дала.

— Это она сожгла дом?

— Скорее всего. Следствие так никого и не обвинило, а няню отпустили, несмотря на якобы существовавшее завещание. Это странно, если подумать, но в этом деле вообще много странного.

— А ребёнок? Маша исчезла и никого это не взволновало? Она же выжила?

— О да! Выломала ворота гаража голыми руками и выпихнула полуживую няню. Я сам это видел, Глеб. Рвался её спасать и сиганул через забор, пока мать отвлеклась, да только путался под ногами пожарных. Они меня в пять секунд выставили, конечно, но Машу я успел разглядеть в дыму и чаду. Одежда на ней обгорела, волосы тоже подпалило, а она сама хоть бы хны.

— А потом?

— Она исчезла. То есть она уехала вместе с няней и больше не возвращалась. Никогда.

— А московская квартира? Вы же сказали, что няня унаследовала всё.

— Я искал её после, ценой невиданных ухищрений ещё ребёнком узнал домашний адрес генерала, но там всё время жили какие-то незнакомые люди.

Глеб поиграл ключами от машины и без запинок назвал бывший адрес ведьмы, на что профессор осунулся и перекрестился.

— Откуда он вам известен? Ты видел материалы того древнего дела? Насколько я знаю, их изъяли из архива. Целиком. Там сейчас пустая папка, вообще ничего. Постой, или у тебя есть доступ? Так что ты мне голову морочишь?

— Нет, просто Лиза жила там, — мужчина привлёк к себе девушку и та благодарно обвила рукой его талию, словно только и ждала приглашения, — с мамой.

— С той самой мамой, которую она начисто позабыла? Однако, — профессор прижал к себе портфель и сквозь толстые стекла посмотрел на умиротворённую Лизу, — и вы до сих пор не вспомнили о ней никаких подробностей? Может быть, хотя бы смутно?

— Почти никаких, — та вздохнула с отчасти напускной горестью, — то есть абсолютно никаких, если честно. Наверное, если и узнаю при встрече, то только по фотографии. Ты ему покажешь? Вдруг это та няня или Маша,— Лиза вдруг оживилась, а Глеб достал и предъявил взволнованному Борисычу копию паспорта.

Строгая и даже суровая женщина на чёрно-белой картинке мало походила на молоденькую няню или подопечную девочку из его воспоминаний. Няня должна была быть высокой и властной юной девушкой старше его тогдашнего как минимум лет на семь или восемь, кем-то вроде большой, но доброй волшебницы при любимой дачной подружке, а что уж говорить про ту маленькую ведьму, ставшую только прекраснее из-за разыгравшегося мальчишеского воображения, помноженного на десятилетия несбывшейся мечты. Никакого сходства, как распустившийся свежий цветок и раздавленный бутон из неумелого ученического гербария.

— По-моему, это не они, — с сомнением протянул Борисыч, — те были красивые.

Глеб сверился с фотографией.

— Эта тоже ничего, если развеселить маленько.

— Не настолько. Ладно, милая барышня, а какой сегодня день? Месяц? Год? Назовёте без ошибок?

— Конечно. Ещё помню, что вчера был дождь, а сегодня… чуть было ливень не случился, но пронесло.

— Ливень? Хм. Прекрасно. А о своей собственной жизни вы кое-что помните?

— Эпизодично. Например, завтра у меня смена в Боткинской. Я же медсестра.

— Пойдёте на работу? — энергично осведомился старик.

— Разумеется, я же не могу подвести их. Конечно, из-за пожара… но я пойду. Обязательно.

— А вот это занятно, неужели никто ещё не обратил внимание?

— На что?

— На необычные показатели статистики именно в вашу смену, например. Вы не замечали?

— А что со ними должно быть не так? Никто не жаловался.

— Очень интересно, надо бы проверить лично. А пациенты как на вас реагируют? Ждут с нетерпением и успокаиваются или, наоборот, скандалят активнее?

— Ну что я буду хвастаться? — потупилась Лиза. — Хотя и стыдиться нечего. Мужчины очень даже позитивно воспринимают. Комплименты, цветы иногда или конфеты. У нас там букеты купить можно, ну и бывает, что дарят пациенты, и не на выписку даже, а так. Рассказывают, что им только от моего вида легче становятся — обычный для больницы расклад, там же нет особо занятий, кроме как на медсестёр глазеть, вот они и развлекаются. Дедули вообще через одного влюблённые, а кто помоложе, те замуж зовут. Шуточно, на словах, вы не подумайте. Медсестры, они как музы для больных. Выздоровел, вписался и забыл. А мы и рады.

— Я понял, — профессор снова поправил очки, — а женская половина? Как они? Тоже к вам со всей душой?

— Да нормально. Бабушки меня любят, дочкой часто называют. Да и остальные дамы… Нормально. А в чём дело-то?

— Любят, значит… А другие пожары вы помните? Которые раньше случались?

— А почему вы решили, что их много было?

— Да так, интуиция. Что-нибудь поджигали случайно?

— Не припоминаю, но почему-то у меня ощущение, что я панически боюсь огня.

— Ясно. Милая барышня, вам не огня надо бояться, а стрессов. Как старый и опытный профессор, настоятельно рекомендую спокойную обстановку и приятную компанию, — он открыто подмигнул Глебу. — К сожалению, поиски девочки вам расслабиться не дадут, но вы всё же попробуйте. Глядишь, оно и наладиться. Хорошо? Вот прямо в терапевтических целях.

— А что с Алексеевской? — мрачно напомнил Глеб.

— О, они вас не побеспокоят, это ещё успеется. Если вы до сих пор дров не наломали, то всё чудесно, мои дорогие. А статистику я всё же проверю, если вы не против.

Мужчина вопросительно склонился к девушке и сильнее сжал её плечо кончиками пальцев, а Лиза чуть ли не замурлыкала от удовольствия, как сытая кошка.

— Я вас понял, профессор, — Глеб отвечал Борисычу, но не отрывался от сузившихся до чёрных точек зрачков ведьмы, — рекомендуете отвалить в закат, ослепнуть и оглохнуть. Да ещё и с радостным настроением.

— Грубо говоря, да, — напористо хохотнул Борисыч, — дело-то молодое.