Другой путь Леннрота

Хотелось ответов, но после каждого транса, или сна, вопросов рождалось все больше и больше, а понятия - все меньше и меньше. Юная Ида, нисколько не смущаясь диковиной пляски огней возле оцепеневшего папаши, безвольно опустившего руки вдоль тела, присаживалась рядом и гладила его по лбу. В такие моменты и она видела то, что было за гранью реальности. Ее взору представал и лукавый добряк Пан, и злобный карлик Пропал. Тряс бородой Вяйнямейнен, исподлобья смотрел Илмарийнен, скалил зубы Лемминкайнен, сжимал кулаки Куллерво.

- Я не умру? - однажды спросила Ида, когда свет вокруг сделался совсем багровым, и от этого все вокруг стало зловещим.

- Конечно, умрешь, - ответил Пан.

- Но еще очень нескоро, - добавил Архиппа Перттунен.

- Ты сильная и храбрая, - улыбнулась красавица Матэли.

- Ведь так, Пропал? - грозно вопросил Элиас.

Мерзкий карлик сначала заблеял, а потом нехотя согласился:

- Так.

Что было реальнее - это, или то? Ида считала, что реально все. Просто не каждый может в это поверить. Без Веры жизнь беднее.

Жизнь вдалеке от семьи, пожалуй, не то, на что рассчитывал Леннрот на старости лет. Он мирился с уходом друзей и старших товарищей, однако одиночество пережить ему бы не удалось. С Идой он не чувствовал себя одиноким.

Еще у них были деньги. Их было такое количество, что о них не стоило задумываться. Разве что, проводя ночи напролет за карточным столом, или вкладываясь в государственные предприятия, или карабкаясь по головам на вершину власти. Но Элиас не играл в азартные игры, к облигациям и всяким займам под "народные" идеи он был совершенно равнодушен, а слово "политика" со всеми его производными презирал.

Семья в Италии жила очень хорошо, они с Идой жили просто хорошо. Да, это добавляло счастья, но счастье - это всего лишь сиюминутное состояние души. Жить хотелось покойно и мирно. Это достичь можно лишь тогда, когда в голове есть идея, а также уверенность в ее воплощении. Вот с этим было сложно.

Конечно, "Калевала" - это круто, то, что ему удалось воплотить в жизнь - вообще, зашибись. Но поди удержи этот труд на плаву, убереги от забвения и злобной и неправдивой критики! Тут приходится иметь дело не с бесами, а с людьми. И у таких людей имеются в распоряжении прокуратуры, суды, разнообразные комиссии по этике и комитеты по духовному наследию. В конце концов у них есть церковь.

Разрушать всегда проще, нежели созидать. Поэтому забыты великаны, запрещены старинные высокие технологии - создается новое слово, которое несет совсем не любовь. Любая старинная книга предана либо забвению, либо изменению. Та же самая Библия переписывалась уйму раз, смысл ее не только искажался, но зачастую просто менялся на противоположный.

Леннрот миллион раз пытался понять, зачем все это нужно? Люди прекрасно знают истину: народ, теряющий прошлое, лишается будущего. А также, как аксиому, помнят мудрость: чем больше и громче заявлять о величии, тем ниже падение и разложение. И миллион раз не мог понять происходящее.

В бессильной злобе к нему тянулись крючковатые когтистые пальцы, кривились тонкие серые губы, слюна капала с клыков, но маленькая ладошка Иды на лбу не позволяла обращать на это безобразие излишнее внимание. Так: есть такое дело - ну, да и пес с ним. Никому уже не отнять у этого мира "Калевалу".

Много угроз блеял Пропал, но реальность их можно проверить, только пережив. А переживать-то, собственно говоря, и нечего. Близкое будущее ничем особенным не отличается от настоящего. А угроза, что в мир вползет, наконец, демон из нижнего мира и разрушит жизнь любого и каждого - так это к недоступному сроку ни Леннроту, ни всей его семье, пожалуй, не относится. До 21 века, когда это должно, если принять во внимание слова Пропала, произойти, им не добраться. Сойдут по пути - кто раньше, кто позже.

Да и неужто предки, их бессмертные души и сила знаний - пусть даже Господь отвернулся от всего человечества - никак не направят своих потомков?

Наши мертвые нас не оставят в беде,

Наши павшие - как часовые.118

Вот такая была у них с Идой жизнь. Все хорошо, да чего-то не хорошо. Соседи и знакомые лишь диву давались, как не впадает в уныние и в спасительный запой старина Элиас, а его дочь не по-детски рассудительна и рациональна. Всем бы так жить!

Но Леннрот понимал, что эту жизнь надо менять. Или добавить что-то. Уехать в Италию и остаться там с женой среди дочек с их семьями, возле умницы-сына, обучающегося в Академии художеств - обрекать их на опасность, а себя - на гложущую тревогу. Вряд ли такой вариант стоит рассматривать. Тогда - что?

- Мне так кажется, что ты уже довольно долго сидишь на одном месте, - сказала однажды Ида.

- Что ты имеешь ввиду? - искренне удивился Элиас.

- Имею ввиду тот факт, что я уже достаточно выросла, чтобы следить не только за собой, но и за нашим хозяйством, - пожала плечами дочь.

- Я в этом нисколько не сомневаюсь, - заулыбался Леннрот. - Ты красавица и, вообще - звезда. Хоть замуж выдавай.

- Ах, папа, я не это имела ввиду, - отмахнулась Ида, даже слегка покраснев от легкого смущения.

- Ну, поделись мыслями со своим тупоголовым папашей, а то у меня мозг сломается, и я ни до чего путного не додумаюсь.

Дочь всплеснула руками, словно давая понять, что дело-то очевидное, дело-то ясное, как, прости Господи, божий день.

- Ну, вы даете, фазер, - сказала она. - Тогда ответь мне: когда ты в последний раз убывал в свои знаменитые экспедиции?

Элиас наморщил лоб.

- Когда сундук с карельской березой из Олонца доставил, - произнес он. - Или флягу со ртутью из Лодейного Поля, которую Свирью доставляли из Чуйского в Сибири.

Ида округлила глаза: какая карельская береза, какая ртуть? Это же все санкционка, экспорт запрещен, за ослушание смерть от удара тупым предметом в виде Таможенного кодекса по голове.

- Я не это имел ввиду, - поспешил заметить удивление дочери отец. - Я имел ввиду что-то другое.

- Нет, ты мне скажи: как давно ты не был в своих экспедициях?

- Ух, блин, - выдохнул Элиас. - Да уже порядочно давно. Пару лет назад - это точно. Или пять лет.

- А, может быть, десять?

- Может быть, - согласился Леннрот. - Но не может быть. Меньше десяти лет.

- Папа, а не кажется ли тебе, что сейчас самое время начать подготовку и зимой, как ты это любишь, сходить старых друзей в Карелии проведать? - спросила Ида.

В этот момент Элиас понял, что именно это ему сейчас и надо. Он устал быть в цивилизации, он устал жить среди людей. Он устал от ночных сидений под деревом в лесу, что бы там ему ни грезилось. Пусть семья, хотя бы в единственном представительстве своей дочки, тоже отдохнет от него.

Проведать друзей-рунопевцев - это, без всякого сомнения, достойная цель экспедиции. Может быть, не все умерли?

24. Последний поход Леннрота

Леннрот никогда не собирался нарушать ни одно из правил зимних переходов. Но, оказывается, не все ситуации явно подходят под их определения. Тут уж полагаться приходилось на опыт и чувства. И если с первым дело обстояло - будь здоров, то второе явно притупилось.

Длительное отсутствие практики приводит к чему? Да ни к чему хорошему не приводит. Над практикой начинает довлеть теория.

Если по утру легкий морозец, то и весь день будет таким же, и даже лучше.

Не тут-то было. Через пять километров пути Элиас почувствовал, что температура вокруг его тела понизилась. Холод, конечно, под одежду не проникал, но дыхание начал обжигать. По берегу реки принялись изредка перестреливаться деревья. Отрадно, что ветра не было никакого, но усиление мороза никак не входило в планы дневного перехода.

Леннрот планировал дойти до места, где в реку впадал приток, более похожий на ручей. Там, если ему не изменяла память, стоял маленький охотничий домик, в который летом допускались рыбаки, ягодники, лесорубы и даже жители амазонской дельты - вообще, все пускались. Ну, и выпускались тоже. Круглогодично, так сказать, если бы лето не кончалось.

Там возле сложенной из камня печи всегда был запас дров, в грубо сколоченном ящике покоилась каменная соль и такая же каменная крупа. Все это было НЗ, впрочем, вполне возобновляемое при случившейся растрате. Можно было придвинуть ящик к скамье и, укрывшись с головой меховым одеялом, проспать всю ночь возле медленно остывающей каменки. Короче, это была настоящая гостиница по классу люкс.

Но когда до предполагаемого ночлега оставалось по прикидкам менее десяти километров Элиас плюнул проверочным плевком перед собой. Проверочный плевок немедленно замерз, не долетев до снега под ногами и половину пути.

Это было сигналом того, что в природе делается все холоднее и холоднее. Двигаться дальше было нельзя, рискуя незаметно для себя окоченеть в кончиках пальцев, ушах, носу и кое-чем еще.

Надо было, конечно, плюнуть на дневной план, когда еще слюна превращалась в лед не вдруг, и когда деревья лишь изредка стрелялись друг с другом. Теперь непрерывный треск шел уже по всему лесу. К нему добавился новый глухой звук, словно бы далекого взрыва. Это лопался лед, пуская трещины на сотни метров вдоль течения и берегов.

Еще десять километров назад можно было неспешно сготовить себе шалаш, обустроить его, как положено, и заняться зимовкой. Теперь тоже не поздно, но уже в режиме ускорения.

Хотя, если рискнуть и потратить еще час на поход в более энергичном темпе, можно засветло добраться до избушки и там - лепота.

В глубине души Элиас понимал, что риск в его возрасте - это совсем ненужный компонент для выживания. Рисковать можно лишь тогда, когда больше деваться-то некуда. А у него вон, справа, покатый берег, за прибрежными кустами лес возвышается. И даже просматривается вывернутое непогодой вековое дерево, засыпанное пургой по мощный ствол, обвалившийся на одинокий валун. В корнях - утрамбованного снега должно быть столько, что сделать себе иглу, то есть, снежную нору, можно очень даже легко.

Тем не менее Леннрот колебался, а ноги его сами влекли к тому самому покатому берегу. Он бы не удивился своим ногам, ими руководствовало ожидание покоя и отдыха. Он удивился своей беспечности.

Сзади по проторенной лыжне за ним крался туман, словно дым от бикфордова шнура, все быстрее и быстрее. Если бы Элиас не отвлекался на ненужные размышления, то сделал бы единственную правильную вещь: держался бы самой середины реки и - ходу, ходу! Пока злосчастный туман бы не отстал, опав на снег игольчатой изморозью.

Но он был уже почти у берега, хотя до кустов оставалось еще прилично. Трудно определить, где кончается вода в том месте, где маленькая глубина. Вот с другой стороны реки, с обрывистой - легко.

Однако теперь уже ничего поделать было нельзя. Туман нагнал его и оплел ноги, далее не двигаясь, но и не отставая.

Зимой на всех водоемах лед трескает и проседает вдоль берегов. Вода это воспринимает, как призыв вытечь и растечься под снегом, сколько хватит термической сопротивляемости к замерзанию. Поэтому зачастую на реке или озере можно отдолбить три или больше слоев льда. Если, конечно, долбить прорубь или лунку для рыбалки. А иначе, сдается экспертам, добить лед незачем.