На игле

Одна нога здесь, другая — там

Я увидел Джонни впервые после того, как ему ампутировали ногу. Даже и не представлял себе, в каком состоянии я найду мудилу. Последний раз, когда я его видел, он был уже с головы до ног покрыт нарывами, но продолжал пиздеть без остановки, что скоро уедет в Бангкок.

К моему удивлению, засранец имел просто цветущий вид для человека, которому только что отняли ногу.

— Рента! Дружище! Как делишки?

— Неплохо, Джонни. Послушай, я тебе сочувствую насчёт ноги…

Он рассмеялся в ответ:

— Нас ждёт многообещающая футбольная карьера. Впрочем, Гари Маккея это не остановило, верно?

Мне оставалось только улыбнуться.

— Вечерний Свон долго не простоит в сухом доке. Как только я научусь управляться с этим чёртовым костылем, я вернусь в строй. Они не смогут обрезать мне крылья. Ноги — сколько угодно, но не крылья.

И Джонни похлопал себя ладонью по спине в том месте, где у него должны были находиться крылья, если бы они у него росли. Впрочем, мне показалось, что мудозвон верил в то, что они там есть.

— В этом мире ты другим не ста-нееешь, — запел он.

Интересно, чем таким этот говнюк закинулся?

Словно прочитав мои мысли, Джонни изрёк:

— Тебе обязательно нужно попробовать циклозин. Сам по себе он — полное говно, но смешай его с метадоном, и тебя, бля, так вставит! Приход просто охуительный. Не исключая того ширева из Колумбии, что нам привозили в восемьдесят четвертом. Я знаю, что ты теперь в завязке, но если надумаешь, не пробуй ничего, кроме этого коктейля.

— Ты серьёзно?

— Ни хуя лучше просто быть не может. Ты же не первый год знаешь Мать-Настоятельницу; Рента. Я верю в свободу торговли, когда речь идет о наркотиках. Впрочем, теперь я вынужден признать, что и Государственная служба здравоохранения кое на что годится. С тех пор как мне отрезали ходулю и посадили на заменяющую терапию, я начал верить в то, что в этой области государство вполне может составить конкуренцию частным предпринимателям и снабжать потребителей продуктом удовлетворительного качества по низким ценам. Метадон и циклозин в сочетании — это полный пиздец, чувак, я тебе скажу. Я просто иду в клинику, получаю там свои капсулки, затем нахожу чувака, которому выписали циклозин. Они дают его доходягам с раком на почве СПИДА, типа. Мы махаем одну хуйню на другую и остаёмся друг другом весьма довольны.

Когда у Джонни не осталось уже ни одной подходящей вены, он переключился на артерии. После нескольких уколов у него началась гангрена. Ногу пришлось отнять. Он ловит мой взгляд, направленный на забинтованную культю, — мои глаза сами непроизвольно всё время туда смотрят.

— Я знаю, что ты думаешь, мудила. Не волнуйся, среднюю ногу Вечернему Свону они никогда не отнимут!

— Да ничего такого я не думал, — протестую я, но он уже извлекает свой член из трусов.

— Впрочем, пользы от него мне тоже ни хуя нет, — смеется он.

Я вижу, что конец его весь покрыт сухими коростами — видимо, выздоравливает постепенно.

— Похоже, у тебя какие-то гнойники, типа, заживают, Джонни.

— Ага. Я пытался пересесть на метадон с циклозином, чтобы завязать с иглой. Затем, когда я увидел культю, я подумал, что передо мной открылись новые возможности, но мудак в белом халате объяснил мне, что бы я и думать об этом не смел: стоит один раз туда уколоться — и мне хана.

Нельзя, впрочем, сказать, чтобы заменяющая терапия не пошла Вечернему Свону на пользу. Он собирается научиться самостоятельно передвигаться, завязать с ширевом и начать торговать героином себе в прибыль, а не для того, чтобы заработать на дозняк. Он развязывает тесёмку на своих трусах и заправляет свой покрытый коростами прибор обратно.

— Тебе бы лучше вообще с этим завязать, чувак, — подсказываю я.

— Не-а, мне нужно накопить побольше деньжонок, чтобы махнуть в Бангкок.

Они ампутировали ногу, но не смогли ампутировать мечту о бегстве в Таиланд.

— Только не думай, что я воздержусь напрочь от ебли, пока не доеду до Таиланда, — говорит он. — Ты не представляешь, что творит с человеком снижение дозы. Я тут в больнице пару дней назад лежал и гонял дурачка, как заходит санитарка, чтобы меня переодеть. Старая карга и всё такое, а тут я лежу, зажав в кулачок моего красавца, а с него уже капает.

— Как только начнешь самостоятельно передвигаться, Джонни, всё у тебя будет, — решаюсь я подбодрить его.

— С какого хуя? Кто станет трахаться с одноногим ублюдком? Придется платить, — до такого Вечерний Свон ещё ни разу не опускался. Впрочем, лучше уж бабам платить. Это, бля, переводит отношения на сугубо коммерческую основу.

В голосе его звучит желчь.

— А ты как? Всё ещё мочалишь Келли?

— Не-а, она к вам сюда обратно укатила.

Мне не понравилось ни то, как он меня спросил, ни то, как я ответил.

— Эта сучка Элисон забегала сюда на днях, — говорит он, открывая источник своей озлобленности. — Она у Келли лучшая подружка.

— Ах вот как!

— Полюбоваться на паноптикум, — говорит он, кивая в сторону забинтованной культи.

— Брось, Джонни, Эли не стала бы так себя вести.

Он снова смеется, протягивает руку за банкой диетической колы без кофеина, дергает за язычок и прикладывается. Я мотаю головой в знак отказа.

— Ага, заглянула сюда на днях. Где-то с пару недель назад. Ну, я ей: «Как насчёт за щёчку, куколка?» Вспомним, типа, былое. Ты же понимаешь, что ей стоило оказать такую мелкую услугу Матери-Настоятельнице, который её во всех видах не раз видал. У этой суки каменное сердце — она продинамила меня.

Он покачал головой, всем своим видом демонстрируя отвращение.

— Разве я хоть раз отказывал этой маленькой прошмандовке, прикинь? Да ни разу в жизни. Даже когда она сидела на мели. Помню времена, когда за один дозняк она готова была дать себя оттрахать во все дыры.

— Это точно, — подтвердил я.

А как на самом деле? Между мной и Эли всегда существовал какой-то легкий антагонизм, уж не знаю почему. В чём бы ни заключалась причина, мне поэтому гораздо легче поверить в любую пакость, сказанную о ней.

— Вечерний Свон, впрочем, никогда не извлекал выгоду из затруднительного положения, в котором может оказаться благородная девица, — улыбается он.

— Ага, верно, — говорю я с сомнением в голосе.

— Клянусь, никогда, — чересчур упорно настаивает он. — Разве было такое? Не пойман — не вор.

— Если и не извлекал, то только потому, что у тебя яйца были в отключке от ширева.

— Хе-хе-хе, — хихикает он, стуча себя в грудь банкой кока-колы. — Вечерний Свон никогда не наёбывает друзей. Золотое правило номер один. Ни в отношении ширева, ни в отношении ничего другого. Никогда не сомневайся в искренности Вечернего Свона на эту тему, Рента. У меня же яйца не всё время были в отключке. Если бы я захотел, я бы её выеб так, что из пизды бы дым пошёл. Да к тому же, если я сам даже не мог, что бы мне стоило подстелить её под кого-нибудь? Когда баба торчит, торговать ею — милое дело. Я мог бы выгнать эту суку на Истер-роуд в короткой юбчонке и без трусов, дать ей вмазаться, чтобы не каркала, а клиентов бы она водила в подсобку за нужниками. Вечернему Свону оставалось бы только стоять на дверях и заряжать по пятерке с клиента. Даже с учётом того, что пришлось бы отстёгивать начальнику, заработок всё равно бы вышел астрохуический. А затем, после того как наши мальчики вдоволь попользуются, — вниз по Тайн, чтобы она обслужила всех ёбаных спидоносных «джамбо».

Невероятно, но Джонни всё ещё не подцепил ВИЧ, несмотря на то что кололся одной иглой с такой кучей народу, что и не снилось мистеру Кадона. У него на этот счет имелась забавная теорийка: по его мнению, СПИДом могут заболеть только «джамбо», у «хиббиз» же имеется к вирусу иммунитет.

— Я мог бы давно уже заработать себе на пенсию. Пара недель торговли — и я лежу на пляже в Таиланде в окружении жёлтых попок. Но я не мог наёбывать своих друзей.

— Людям с принципами живётся нелегко, Джонни, — улыбаюсь я ему в ответ.

Мне ужасно хочется свалить отсюда: выслушивать ориентальные бредни Джонни свыше моих сил.

— Ты, блядь, прав на все сто. Моя беда в том, что я придерживался неверных принципов. В бизнесе нет друзей, только клиенты — таковы его волчьи законы. Но куда там: такой мягкосердечный ублюдок, как Вечерний Свон, не мог позабыть о том, что в мире существует дружба. И вот результат: чем отплатила нам эта эгоистичная халявщица? Я попросил её всего лишь о маленьком минетике — и что? Она пообещала помочь, потому что ей было жалко меня из-за ноги и всё такое, прикинь? Я даже уговорил её накраситься поярче, типа, как шлюха, прикинь? И вот я вытаскиваю его из штанов, она бросает один только взгляд на мои гноящиеся болячки — и ни в какую. А я ей говорю — да не волнуйся ты, слюна — естественный антисептик.

— Да, я тоже такое слышал, — признаю я.

Конца-краю этому не видно.

— Ну вот. И что я тебе ещё скажу, Рента: тогда, в семьдесят седьмом, у нас был правильный взгляд на вещи. Помнишь, как мы тогда смачно плевались? Мы готовы были потопить весь этот ёбаиый мир в слюне.

— Жаль, что с тех пор у нас пересохло во рту, — говорю я, поднимаясь с места.

— Ага, абсолютно верно, — говорит Джонни Свон, постепенно успокаиваясь.

Пора двигать отсюда.