Жалкая

6. ЭВЕЛИН

В двадцать четыре всё по-другому.

Я уже давно перестала отмечать свой день рождения. После смерти Нессы не осталось никого, кто мог бы заставить меня праздновать, никого, кто заботился бы об этом настолько, чтобы даже помнить.

Но формально сегодня именно этот день.

Забавно вспоминать время, когда я была ещё ребенком. Я проводила весь свой день рождения, пытаясь представить, как это было, когда я родилась; как отреагировала моя мама, когда произвела меня на свет.

Плакала ли она?

Прижала ли она меня к своей груди и почувствовала ли, как наши сердца синхронизировались?

Был ли там мой отец, державший её за руку?

— Сколько ещё осталось?

Хрипловатый голос отца доносится до моих ушей, и мои плечи напрягаются от этого вторжения. Я не поворачиваюсь к нему, не сводя глаз с цветочного бутона в моей руке. Я поворачиваю его туда-сюда, осматриваю маленькую корону на верхушке и убеждаюсь, что концы не загибаются вниз, а затем беру лезвие и делаю неглубокий надрез на боку.

— Алло, есть кто дома? — лает он. — Я задал тебе вопрос.

Он находится в моем периферийном зрении, прислонившись к стене моей оранжереи с татуированными руками в карманах и серебристыми волосами, зачесанными назад.

— Я тебя услышала, — бормочу я, делая ещё один маленький надрез.

— И?

Я отпускаю мак и крепко сжимаю кулак вокруг рукоятки моего инструмента, поворачиваясь к нему лицом.

— И? — повторяю я. — Это единственная причина, по которой ты здесь? Чтобы проверить мой прогресс?

На его лице появляется забавная ухмылка, и я ненавижу, как скачет моё сердце, когда это происходит.

— Конечно, нет, Жучок.

Это прозвище царапает мою кожу.

— Ты нужна мне сегодня в «Винки».

И точно так же трепет надежды разбивается на тысячу осколков, пронзающих мой желудок при падении. Вздохнув, я возвращаюсь к макам и мысленно отсчитываю от десяти.

— Эвелин. Не игнорируй…

— Около половины из них готовы, — перебиваю я. — Но пройдет неделя, прежде чем я буду готова начать химический процесс.

— Неделя?

Еще один надрез, на этот раз на новом бутоне.

— Может быть, больше.

— Это слишком долго.

— Как есть, — я пожимаю плечами, раздраженная тем, что он приходит в моё пространство в мой день рождения и ведет себя так, будто я делаю недостаточно. — И я не поеду в «Винки».

Он выпрямляется.

— Ты едешь.

— Нет, — говорю я снова. — Не еду.

Костяшки пальцев побелели, когда я сжимаю инструмент так крепко, что это перекрывает кровообращение.

Он вздыхает, проводит рукой по лицу и стонет.

— Послушай, Жучок. Я ввожу нового парня.

Я не говорю ни слова, вместо этого просто продолжая работать над стручками, медленно продвигаясь вниз по ряду.

— Ты слышала, что я сказал? — спрашивает он.

Надрез.

— Я тебя услышала.

Честно говоря, он действительно чертовски глуп, если думает, что уже не узнала об этом. Я знаю всё, что происходит, как ещё он думает, что наш бизнес держится на плаву?

— Ты мне нужна там сегодня вечером, чтобы представлять меня. Убедись, что он тот, кому мы можем доверять.

— А если это не так? — спрашиваю я.

Он пожимает плечами.

— Тогда это не так.

На самом деле он говорит, что хочет, чтобы я сделала грязную работу. Опять.

Я поворачиваю голову, глядя на него краем глаза.

— Разве ты уже не попросил Дороти встретиться с ним? Что она думает?

Он прочистил горло, его лицо побагровело.

— Дороти… сражена наповал. Я не могу довериться тому, что она не позволит этому затуманить её рассудок.

Я поднимаю брови, потому что это меня удивляет. Дороти любит быть в центре внимания, но обычно она использует мужчин и злоупотребляет ими в своей жизни, никогда не соглашаясь на большее, чем интрижка на выходные. Потому ли это, что она не хочет быть привязанной, или потому что она социопат, я не знаю.

Если честно, меня это не волнует.

— Жучок. Ты нужен мне в этом. Ты нужна своей семье.

Мой желудок сжимается от его слов, как это происходит каждый раз, когда он говорит это, и голос Нессы шепчет в глубине моего сознания.

«Нет никого лучше семьи, Эви, и нет места лучше дома. Мы должны держаться вместе.»

— Ладно.

***

— Я не знала, что ты приедешь.

Дороти появляется рядом с местом, где я сижу в баре, её рубиново-красные губы поджаты.

Я смотрю на неё, погружая пальцы в маленькую миску с зелеными оливками, которые я украла с подноса с гарниром, и широко улыбаюсь.

— Сюрприз.

Она открывает рот, но прежде чем она успевает вымолвить слово, Зик подходит к ней сзади, на его лице появляется ухмылка, когда его взгляд переходит с неё на меня.

— Оно живое! — он прижимает руку к груди. — Я весь день пытался дозвониться до тебя.

Из всех, кто работает на моего отца, Зик, несомненно, мой любимчик. Он один из единственных людей, которых я могу терпеть, и за эти годы он достаточно измотал меня, чтобы я действительно наслаждался его обществом.

— Была занята.

Я отправляю в рот ещё одну оливку.

— Чем? — Дороти насмехается. — Ты снова общаешься с тем неудачником из твоей средней школы?

Я скрежещу зубами, пытаясь сдержать раздражение от её постоянных придирок. Конечно же, она говорит о Коди. Она убеждена, что мы любовники, и я позволяю её воображению разгуляться, потому что то, что она думает обо мне, меня не касается.

Однако правда далека от этого. Коди — компьютерный гик, и я поняла, когда он сел рядом со мной на уроке химии, что подружиться с ним в перспективе будет выгодно для меня. Поэтому я держала его рядом и терпела его компанию, зная, что он будет в моем углу, когда мне понадобится. И хорошо, что я это сделала, учитывая, что сейчас он один из лучших хакеров в мире. Конечно, никто, кроме меня, этого не знает, и большинство людей согласны с Дороти, считая его неудачником, который потерпел неудачу в Кремниевой долине и вернулся жить в подвал своей матери.

Они не могут быть дальше от истины.

Зик кладет руку ей на плечо и кивает в сторону входной двери позади меня.

— А вот и он.

Его взгляд заостряется, и он встаёт чуть прямее. Мои глаза перебегают на Дороти, наблюдая, как она выпячивает грудь, её зрачки расширяются.

— Ты опоздал, — говорит Зик.

— Мне нравятся эффектные появления, — отвечает шелковистый голос.

У меня в животе возникает неприятное чувство, потому что я знаю этот голос. Он шепчет в моей памяти с тех пор, как застонал мне в ухо.

— Брейден, — воркует Дороти. — Привет.

Катушка немного распутывается. Может, он просто звучит так же.

Я кручусь на барном стуле, и мое дыхание вырывается из легких, как удар в живот, потому что это он. Николас.

И он выглядит… шокированным.

Он солгал мне о своем имени?

На нем та же черная кожаная куртка, что была на нем в ту ночь, когда он трахал меня у стены в уборной, а серебряная цепочка слегка выглядывает из выреза белой рубашки.

Когда наши глаза встречаются, по моим венам разливается тепло, и я не уверена, потому ли это, что я вспоминаю, как хорошо он чувствовался внутри меня, или потому, что я в ярости от того, что он сейчас здесь.

Он не спеша оглядывает меня по всей длине тела, а затем снова поднимает свой взгляд, прежде чем снова встретиться с моими глазами. А потом он ухмыляется.

Раздражение закипает глубоко в моей груди.

— Брейден, — снова говорит Дороти.

Это имя выводит меня из этого странного соревнования взглядов, в котором мы находимся, и я позволяю уголку своего рта приподняться в сардонической улыбке.

Брейден. Он и правда солгал мне о своём имени

Он возвращается в себя, стряхивая с лица мгновенно промелькнувшую эмоцию и заменяя её уверенной аурой, которая кричит о спокойствии и контроле.

— Зик. Дороти, — пробормотал он, не сводя с меня пристального взгляда. — И кто у нас здесь?

Я сердито смотрю на него, и эта глупая ухмылка растет.

Положив в рот ещё одну оливку, я жую и глотаю.

Его взгляд падает на мои губы.

— А вот это действительно не твоё дело, Брейден, — говорю я.

— Эви! — Дороти огрызается.

В его глазах вспыхивает удовлетворение, и он наклоняет голову.

— По какой-то причине я представлял тебя с более светлыми волосами, Эви.

— Просто Эвелин.

Его лицо смягчается.

— Вот теперь это красивое имя.

Мои внутренности сжимаются.

Дороти смеется и делает шаг вперед, пока не оказывается под углом передо мной, протягивает руку и проводит ею по рукаву его руки.

— Пойдем, займем столик в задней части.

Наконец-то — наконец-то — он перестает смотреть на меня и переключает своё внимание на мою сестру, всё его поведение меняется в одно мгновение. Он кивает, кладет руку ей на спину, позволяя ей вести его прочь, и мои плечи обвисают от напряжения, о котором я даже не подозревала.

Зик хмыкает, потирая рукой бороду, пока рассматривает меня.

— Что?

Я опускаю глаза на барную стойку, хватаю свой телефон и встаю.

Он качает головой.

— Ничего. Хочешь мне что-то сказать?

Мои мышцы напрягаются.

— Что ты хочешь, чтобы я сказала, Иезекииль? Я здесь, потому что дорогой папочка не доверяет твоим суждениям. Или Дороти, по-видимому.

Мой взгляд переходит на то место, где она примостилась рядом с Брейденом в кабинке.

Зик кивает, надувая щеки.

— Я знаю Брейдена еще с давних времен. Давно его не видел, но он хороший человек. И он ищет работу.

Постукиваю пальцами по столешнице бара, разочарование охватывает меня.

— Я не понимаю, почему это должно быть нашей проблемой.

Он улыбается, закидывает руку мне на плечо и притягивает меня к себе, пока мы идем к столику в глубине зала.

— Ты и твоё чуткое сердце.

Я смеюсь над его сарказмом и позволяю ему вести меня к кабинке, не обращая внимания на то, как ускоряется моё чуткое сердце, когда я поднимаю взгляд и встречаю пару нефритово-зеленых глаз.