Жалкая

Вздохнув, я поднимаю руку и почесываю уголок уха, прежде чем снова встретиться с ней взглядом.

— Что насчет него?

Она показывает жестом на украшение.

— Ты мне скажи. Это то, в чем ты хорош, верно?

Я беру его в руки. Тонкая розово-золотая цепочка прохладна на моих пальцах, пока я рассматриваю драгоценность.

— Ты получила это от того своего парня? — я смотрю на неё, левая сторона моего рта приподнята.

Она улыбается.

— От моего папочки.

— Так они называют это в наши дни?

Её глаза сужаются.

— От моего отца, ты гребаный извращенец.

Усмехаясь, я снова смотрю на ожерелье, прежде чем положить его обратно на стол.

— Ну, скажи своему папочке, что он нужно получить возмещение.

Её лицо опускается, и Зик садится вперед.

— Что прости? — прошипела она, её рука обхватывает цепочку и подносит её к груди.

Я пожимаю плечами.

— Это красивый камень, но он не настоящий.

— Тогда какой же он? — спрашивает она, глядя на драгоценный камень, как на яд.

— Синтетический? Да хрен его знает.

Она насмехается.

— Думаю, я бы смогла определить.

— То, что ты что-то думаешь, не делает это правдой.

Я протягиваю руку и беру её в свою, слыша её резкий вдох, когда я это делаю. Проведя пальцем по поверхности драгоценного камня, я поднимаю наши ладони так, что они отражают свет.

— Смотри. Видишь, какой камень? У него желтый подтон, — я двигаю наши руки, позволяя «изумруду» сиять. — Настоящие изумруды имеют чистый зеленый или голубоватый оттенок. Никогда не желтый.

— Но он выглядит безупречно, — она наклоняет голову.

— У настоящих изумрудов есть недостатки, милая. Как и у всех нас.

Зик кашляет.

— Как мы можем быть уверены, что ты говоришь правду?

Переглянувшись с ним, я намеренно провожу большим пальцем по тыльной стороне руки Дороти, прежде чем опустить её на стол.

— Никак.