Оправдание Шекспира

Behold, behold thy garter blue,

Thy knight his valiant elbow wears,

That When he shakes his furious Speare

The foe in shivering fearful sort

Маy lay him (self) down in death to snort.

В английской строке – две заглавные буквы: «W» и «S», из коих первая неуместна, она начинает второе в строке слово; при всей неустойчивости тогдашней орфографии произвольное употребление заглавной буквы у относительного местоимения внутри поэтической строки, как показывают факсимильные издания старых текстов, было невозможно, разве что ошибся наборщик. Но уж больно знаменательна ошибка: она появилась в строке, где Троил «shakes his furious speare», то есть называет себя прямо «потрясающий копьем» – «Shakespeare». Продолжаю:

КРЕССИДА:

О рыцарь, доблестный лицом,

Прими сей дар [404], как знак любви,

Повесь его себе на шлем,

Тогда враги – хромые станут.

Один из зрителей, итальянский лорд Ландулфо, хая услышанный диалог, подхватывает последнее слово.

ЛАНДУЛФО:

Стихи хромые. И сплошная чушь.

СRESSIDA:

O knight, with valour on thy face,

Here take my screen, wear it for grace,

Within thy helmet put the same

Therewith to make thine enemies lame.

LANDULPHO:

Lame stuff indeed, the like was never heard [405].

Пятая строка обращения Троила к Крессиде представляется Кокбурну как откровенная аллюзия на Шекспира. При этом он полагает вслед за дарбианцами, что заглавное «W» вкупе с заглавным «S» указывают на Уильяма Стэнли, лорда Дарби, одного из претендентов на авторство Шекспира, о чем, по его мнению, говорит и «thy garter blue», голубая подвязка, какую носили рыцари Ордена подвязки ниже левого колена. Надо отметить, что стратфордианцы, приводя эту цитату, обычно не сохраняют заглавную «W», хотя в двух экземплярах «Хистриомастикса», хранящихся в Британской библиотеке, эта заглавная пропечатана.

Мне же представляется, не мудрствуя лукаво, что «W. S.» означает не «William Stanley», а «William Shakespeare», что подчеркивается и фразой «shakes his furious Speare».

Это говорит о себе Троил, а значит, в прологе вставной пьесы ее автор прямо называет Троила Шекспиром! Добавим, что метафора в «Христиомастиксе» «потрясает копьем» в который раз показывает – окружению Шекспира слышалось в его имени воинственное бряцание.

И что оно знало тайну Ратленда-Шекспира.

Учитывая события, которые происходили в те годы с Ратлендами и вокруг них, понимаешь, как важна эта вставка. Она полна намеков и относительно скрытых аллюзий. Начать с того, что Ландулфо отождествляет «божественную поэзию» с Афиной Палладой» – «that sacred off-spring from the brain of Jove». А он, как мы полагаем, и есть Ратленд-Шекспир, Потрясающий копьем, чей псевдоним восходит к божественному отпрыску, рожденному во всем облачении из головы Зевеса. Стало быть, Ландулфо считает Палладу десятой музой, а его возмущение говорит о причастности к поэзии.

В отрывке дважды употреблено слово «хромой» и один раз дан перифраз «согнутая нога». В первом случае Крессида говорит, что ее подарок, защитная вуаль на шлеме, сделает врагов Троила хромыми. Тут же следует подхват этого последнего слова, выпячивая его смысл: Ландулфо называет хромым услышанный диалог. А перифраз, вложенный в уста Пролога и говорящий о физическом недостатке Троила («bending leg»), подменяет слово с тем же значением «хромой». Известно, что Ратленд был действительно хром, он сам себя называет «lame» в одном из писем, хранящихся в архивах Ратлендов. И Шекспир в сонетах дважды упоминает о своей хромоте.

В тексте «Хистриомастикса» имеется еще одна важная аллюзия, это «valiant elbow»: «elbow» значило не только «локоть», но и «рукав». Вспомним, что в пьесе «Троил и Крессида» (1609), опубликованной за год до «Хистриомастикса», Троил дарит возлюбленной после первой ночи отстегивающийся рукав в знак любви и верности. А она чуть ли не на другой день на его глазах передаривает этот рукав приехавшему за ней греческому воинукрасавцу: греки выменяли Крессиду на ее отца, находившегося у них в плену.

И еще одна интересная подробность. Вставную пьесу смотрит итальянский граф Ландулфо, в котором мы опознали – кажется, вполне обоснованно графа Ратленда. Но ведь и Троил Пролога вставной пьесы, судя по его собственным словам, – Шекспир. Таким образом, Шекспир-Ландулфо вместе с Мавортиусом-Саутгемптоном смотрит в исполнении грубых комедиантов интермедию о Троиле, потрясающем копьем, т. е. о самом себе. И дает ей оценку: пьеса гнусная, дурно написанная, оскорбление священной музы Афины Паллады и вообще несусветная чушь. Думается, что вставка задумана как извинение Елизавете. Пьеса о Троиле и Крессиде, уверяет Шекспир со страниц «Хистриомастикса», – ложь и фальшь, в которых повинны только актеры. За что они и высечены.

Разумеется, нагнетание аллюзий, указывающих на определенное лицо (Ратленд-Шекспир) в таком небольшом пассаже, вряд ли могло ускользнуть от тех, кто его знал, и значит, послание, заключенное в строках вставной пьесы, должно было дойти до их сведения. В 1610 году граф и графиня вместе охотятся – известно из архивов герцога Ратленда.

Здесь мне хотелось бы кое-что добавить себе в ущерб. До сих пор все, что мной было найдено в архивах, пьесах, стихах и письмах того времени, не противоречило главной гипотезе – за псевдонимом «Уильям Шекспир» стоят два, и только два, человека: учитель Фрэнсис Бэкон и ученик граф Ратленд. И вот здесь мы сталкиваемся с первой, пока единственной, неувязкой. Троил причисляет себя к рыцарям ордена Подвязки, но до сих пор не найдено никаких документальных подтверждений тому, что пятый граф Ратленд принадлежал к этому ордену. Правда, есть два косвенных. Во-первых, на похоронах графа Ратленда присутствовал герольдмейстер ордена; и во-вторых, в известной картине Геерардтса «Процессия королевы Елизаветы» (процессию, по обычаю, возглавляют рыцари ордена Подвязки), И.М.

Гилилов опознал среди рыцарей ордена графа Ратленда, на ноге его, вне всякого сомнения, видна подвязка.

Поскольку Троил прямо называет себя и рыцарем ордена Подвязки, и Шекспиром, а мы считаем Шекспиром-поэтом Ратленда, то либо Ратленд был рыцарем этого ордена, либо мы заблуждаемся, и Ратленд не Шекспир, и за Троилом кроется кто-то другой, но только, разумеется, не Стратфордец. А поскольку у меня нет сомнений в авторстве Ратленда, то, значит, предстоят поиски прямых доказательств, что Ратленд был возведен в этот орден, причем в царствование Елизаветы. Или отказаться от нашей гипотезы, которую подтверждает слишком много косвенных свидетельств. Орден Подвязки был одним из самых почитаемых орденов. Членами его становились люди благороднейших достоинств. Участие в заговоре Эссекса было несовместимо с участием в этом ордене. И, возможно, Ратленд был лишен этой чести. Вот в этом направлении надо искать. Король Иаков позже произведет Ратленда в рыцари ордена Бани и пошлет летом 1603 года в Данию на крестины новорожденного племянника своей жены королевы Анны, уполномочив его одарить младенца регалиями ордена Подвязки.

Лицом рыцарь на картине Геерардтса напоминает молодого человека на миниатюре И.

Оливера. С кого писался портрет, до последнего времени было неизвестно. Илья Гилилов полагает, что это наш граф Ратленд. Оливер и Ратленд наверняка были знакомы. Оливер жил в Падуе как раз в то время, когда там был и Ратленд. Молодой человек сидит задумавшись под раскидистым деревом, сжимая рукоятку меча; видно, что он невысок ростом; крупная голова, печальное, умное лицо с характерными чертами, похожее на придворного в свите королевы с картины Геерардтса.

Имеется еще одна интересная картинка, оставшаяся от того времени. Это титульный лист девятикнижного сочинения Фрэнсиса Бэкона «О достоинстве и приумножении наук», вышедшего на латыни в 1645 году на континенте. После смерти Бэкона душеприказчики еще долго издавали его труды в Англии, Франции, Нидерландах на латыни, французском и английском языках; издатели были близкие люди Бэкона, события его жизни, судя по их переписке, были им хорошо известны. На этом титуле Бэкон сидит в профиль, правая рука на огромном раскрытом томе, а левой он подталкивает наверх к храму Аполлона некое существо, одетое в козлиную шкуру и повернутое к нам лицом. В вытянутых руках у него толстый томик, на обложке пластинка с двумя прикрепленными к ней пряжками, которыми томик застегнут. Так вот, лицо этого существа, судя по одежде, причастного к сценическому искусству, похоже на лицо с миниатюры Оливера и особенно на лицо рыцаря ордена Подвязки в свите королевы Елизаветы.

Казалось бы, вставка в «Хистриомастиксе» свидетельствует, что в конце первого десятилетия XVII века, то есть почти к самому концу творчества Шекспира, псевдоним «Шекспир- потрясающий копьем» закрепился за графом Ратлендом. Однако, во второе десятилетие творчества (1602-1612) под этим псевдонимом выходили только уже известные пьесы первого десятилетия, три второго, имевшие предшественницу («Гамлет», «Король Лир», «Троил и Крессида») и еще несколько новых, не вошедших в канон 1623 года: «Перикл», «Джон Олдкасл», «Йоркширская трагедия», «Лондонский блудный сын». Эти последние, полагаю, принадлежат перу Бэкона. Свои собственные пьесы этого периода cам Ратленд-Шекспир не издавал. Это – «Мера за меру», «Отелло», «Кориолан», «Макбет», «Антоний и Клеопатра», «Тимон Афинский», «Зимняя сказка», «Цимбелин», «Буря», «Генрих VIII», «Король Джон».

«Гамлет», «Король Лир», «Троил и Крессида», как было сказано, имеют предшественников. «Гамлету» предшествовал «Прото-Гамлет», известный уже в 1589 году, о нем упоминает Нэш в предисловии к «Мегафону» Роберта Грина; «Королю Лиру» – анонимный «King Leir», заявленный в Регистре гильдии 14 мая 1594 года и опубликованный в 1605 году.

«Шекспир многое взял из старой пьесы, а также из Холиншеда, хроники которого изучал.

Но он перекроил и усилил великие темы сюжета с мастерством, каким не обладали ни анонимный драматург, ни хронист» [406]. С «Троилом и Крессидой» дело обстоит сложнее. 7 февраля 1602/3 года в «Реестре печатников и издателей» появилась внесенная Робертсом: «…the booke of Troilus and Cresseda as yt acted by my lo: Chamberlans Men» [407]. Пьеса, однако, не вышла, издана была позже, в 1609 году, другим издателем и с другим написанием имен в заглавии.

На титуле части тиража стоят такие слова: «Славная история о Троиле и Крессиде, превосходно описывающая начало их любви при самонадеянном посредничестве Пандара, принца Ликийского (дядя Крессиды)». А Троил «Хистриомастикса» называет себя: «Тот, Кто потрясает копьем». Значит, и Троил шекспировской пьесы – Потрясающий копьем. Таким образом, Ратленд-Шекспир в 1609 году написал пьесу о себе, своей неверной возлюбленной Елезавете Сидни и о самом начале их любви. Начало это было одиннадцать лет тому назад.

У пьесы есть предисловие, больше ни в одном кварто предисловия нет. Правда, оно чудовищно по темноте содержания, но из него явствует: пьесе удалось прорваться к печатному станку сквозь запрет неких «grand possessors»; по мнению исследователей, это братья Пемброк и Монтгомери. Невольно приходишь к выводу, что супружеская жизнь Ратлендов началась, возможно, с попытки брачных отношений еще до свадьбы, что помощником был дядя Елизаветы и что поклявшаяся в верности возлюбленная очень скоро оборотила взор на другого. У Елизаветы действительно был дядя, и он был заинтересован в этом браке: Ратленд – молодой граф, один из самых богатых лендлордов того времени, к тому же еще «добрый малый», невеста же бесприданница. А из сонетов известно, что она и лучший друг автора после помолвки его предали.