Записки русского крестьянина

Эти причины, несомненно, не благоприятствовали экономическому процветанию крестьян села Карачун. Но несомненно и то, что они были не единственными причинами их бедности. Главной бедой их была та, что они занимались и хлебопашеством и гончарным ремеслом.

Раздвоение труда и внимания приводило к тому, что гончарное дело мешало им быть хорошими земледельцами, а земледелие не позволяло сделаться настоящими ремесленниками-гончарами.

Гончарное ремесло — тяжелое, грязное, вредное для здоровья всей семьи гончара.

Для делания горшков требуется специальная глина. Она находится иногда на значительной глубине земли. Чтобы извлечь ее оттуда, прорывают настоящие шахты, подобные угольным шахтам. От последних глиновые шахты отличаются тем, что подпорками в них служат глиняные же столбы, оставляемые в проходах, по мере удаления от входного отверстия в глубь шахты.

Добывают глину всегда зимой, в самый холодный период. Зимние морозы замораживают почву. Несмотря на это, опасность обвалов не устранена, и бывают случаи смертельные.

Добытая глина привозится по санному пути домой и складывается около двора в ямы-хранилища, называемые « глинищами ». Из этих глинищ она потом и берется в течение года для выработки горшков.

Летом вносят необходимое количество в избу или в сени. Она смачивается водой, пересыпается специальным мелким песком и тщательно с ним перемешивается. Это перемешивание производится босыми ногами несколько раз, чтобы хорошо смешать песок с глиной и получить однородную массу. Зимой глина приносится еще мерзлой и « топтание » ее производится всегда в избе. Для оттаивания глина кладется под лавки вдоль стены. От таяния глины стена избы становится мокрой, « течет ».

Песок также добывается из земли, но он, обычно, находится на небольшой глубине, часто у подошвы холма. На выделку горшков песку идет меньше, чем глины. Его приносят в мешках, на плечах и не только взрослые, но и маленькие дети, очень редко привозят на лошади.

Детей приучают к этой тяжелой работе с раннего возраста ; нередко можно встретить семи-восьмилетнего малыша, сгорбленного под тяжестью мешка с песком.

Горшки делаются на особых кругах ; основная часть его — огромный круг11, примерно, тридцати-тридцати пяти сантиметров в диаметре и пяти сантиметров толщины, сделанный из дерева : дуба, клена или бука*.

В центре его выдалбливается углубление. Другая основная часть круга — короткая, низкая, узкая скамейка, кончающаяся деревянным стержнем, также из твердого дерева, на этот стержень и надевается своим углублением круг. Стержень немного длиннее углубления круга, и потому круг при верчении не задевает скамейки. Поверхность круга должна быть абсолютно горизонтальной, без этого условия лепка горшков невозможна.

Положив в самый центр круга небольшой кусочек глины, гончар его разминает, придавливает ко дну круга, придавая ему нужную форму и размер диаметра будущего горшка. На этом донышке гончар и лепит горшок, беря небольшие кусочки массы, делает из них подобающей толщины жгутики и накладывает их на края горшка, продолжая крутить в это время круг справа налево. Жгутики прикладываются правой рукой, и ее ладонь скользит по внутренней стенке горшка, тогда как левая ладонь, находясь всегда против правой, скользит по внешней стенке его. Таким способом незатвердевший еще горшок не только предохраняется от сплющивания, но и толщина его стенок все время регулируется. Последние, те, что ближе к донышку, делаются толще, а по краям — тоньше.

Когда сама лепка закончена, гончар берет небольшую, короткую и узкую льняную или посконную тряпку, называемую « мочальником », мочит ее в воде и ею полирует горшок, т.е. придает окончательную форму его краям. В это время он вертит круг быстрее в обратном направлении — слева направо, продолжая работать правой рукой.

Затем специальным деревянным ножом он сглаживает нижние, внешние стенки горшка и донышко. После этого горшок подрезается под донышком очень тонкой ниткой и снимается с круга. Дело это тоже деликатное. При неумелом подрезании в горшке может образоваться дыра, и в этой стадии дело непоправимо : работа пропала.

Снять с круга только что слепленный горшок может лишь слепивший его. С большой предосторожностью он ставит его на скамью или на доски, на которых горшок и затвердевает. Когда горшок становится менее хрупким, его ставят на полки, пристроенные специально для этого под потолком, на уровне полатей* где они затвердевают и подсыхают. Перед высыханием горшки подчищаются с внешней стороны деревянным ножом и потом ставятся на печку, где и высушиваются окончательно.

Высушенные на печке горшки сажаются в горн* для обжигания. Такие горшки называются « неполивные ». Стенки их и внешние и внутренние — шероховатые ; они пористые, и жидкость через них просачивается, хотя и очень слабо. Чтобы сделать их непроницаемыми, их « глазируют >1 Перед посадкой в горн они смазываются чистым дегтем и обсыпаются свинцовым порошком, смешанным с песком.

Горшечник сам приготовляет свинцовый порошок : в небольшой чугунок, поставленный на огонь кладутся плитки свинца ; когда свинец расплавится, жидкость мешают « решкой ». Это — круглое, дырчатое, плоское ситечко, насаженное на длинную деревянную ручку. При движении решки, то вправо, то влево, жидкость, при соприкосновении с воздухом, окисляется, таким образом получается свинцовый порошок.

В этой работе принимает участие вся семья : женщины и дети смазывают тряпочкой горшки дегтем, а мужчины обсыпают смазанные горшки свинцовым порошком. В зимнее время эта работа начинается еще до рассвета и продолжается иногда до позднего вечера.

В течение всего времени пока горшки мажут, изба остается нетоплен-ной. Холодный воздух избы насыщен одуряющим запахом дегтя и свинцовой пылью. Пары дегтя и свинцовая пыль заполняют нос, рот, проникают в горло и в легкие ; слюна приобретает неприятный сладкопряный вкус.

Семья из двух хороших работников может приготовить горн горшков в две недели. И каждые две недели члены такой семьи подвергаются в течение всего дня отравлению. Не успев еще оправиться от предыдущего отравления, через две недели их организм подвергается вновь его действию.

Этим и объясняется бледный землистый цвет лица жителей села Карачун, резко бросающийся в глаза человеку, приезжающему в село в первый раз. Недоедание, плохие гигиенические условия жизни, тяжелый труд — вот причины недостаточного физического развития жителей села.

Обжигание горшков — самая ответственная работа. От умения обжигать зависит успех всей работы горшечника. Малоопытный обжигатель может или недожечь или пережечь горшки.

Недожженные горшки никто не купит, и даже для своего употребления они негодны.

Если же горшки пережечь, то из горна вынешь одни черепки. От слишком быстрого нагревания в начале обжигания горшки лопаются, и получается много брака или совсем разбитых горшков.

Выжженные горшки продавались на месте. Так делали горшечники, у которых не было своих лошадей, и они не могли их везти продавать на городских базарах или на сельских базарах соседних деревень.

Некоторые предпочитали развозить свои горшки по разным селам и обменивать их на рожь, овес, просо, на муку, пшено или картофель. Они находили меновой сбыт более выгодным, хотя он и отнимал у них больше времени.

Горшечник считал себя счастливым, когда ему удавалось обменять горшки в один день и в одном селе, но так случалось не часто.

Чаще всего с горшками приходилось ему ездить долго, обменивать их на невыгодных условиях.

В ожидании его возвращения жене его случалось жить с детьми впроголодь и беспокоиться за пропавшего без вести мужа.

Несмотря на это, они находили меновой сбыт наиболее выгодным, потому что продовольственные продукты доставались им при таком сбыте дешевле. В этих продуктах жители Карачуна всегда нуждались, потому что своих продуктов еле-еле хватало до Рождества.

Потерянного времени крестьяне не принимали в расчет. Они находили выгоду в том, что приютившие на ночь такого горемыку-горшечника кормили его самого ужином и давали охапку сена его лошади, за что он расплачивался утром каким-нибудь бракованным горшком.

В поисках покупателей горшечники уезжали иногда за 100 верст от своего села. Для Карачуна главными центрами сбыта при продаже за деньги были города : Воронеж (в 40 верстах), Усмань (в 25 верстах) и, отчасти, Задонск (в 60 верстах) .

В город уезжали с вечера, с расчетом приехать туда утром. Если горшки не удавалось распродать в тот же день, то оставшиеся продавались постоянным торговцам горшками или отдавали их на хранение. Некоторые уезжали с остатками в ближайшие от города села.

Для постоянной торговли горшками, общество снимало у города Воронежа одно из заброшенных мест, небольшую полосу вдоль глухой стены, где горшечники имели право продавать горшки целый день. Каждый приезжавший горшечник платил небольшую определенную сумму с воза (а не за занимаемое место). Этот сбор шел на уплату аренды городу.

Для этого горшечники выбирали старосту из своей среды, обычно имевшего постоянную торговлю и большую семью. Его сыновья выделывали много горшков и даже часто заказывали их горшечникам.

Эти постоянные торговцы строили курени*, в которых они жили с ранней весны до глубокой осени. Им-то и продавали карачунские горшечники непроданный товар по оптовой цене.

Эти настоящие торговцы занимали лучшие места и располагали всегда большим выбором товара. Они считались богатыми, более влиятельными и пользовались своим положением. При случае они наносили ущерб горшечникам, приезжавшим на один день, вынуждая их уступать товар по низким ценам. К тому же староста оставлял лучшие места для своих приятелей и не позволял, вопреки установленным правилам, приехавшим первыми эти места занимать. Не раз такое поведение старосты вызывало столкновения. Однажды это произошло с моей матерью.

Она приехала с горшками на двух телегах и начала с моим братом выгружать их на свободном месте. Весь товар был разложен. Старосты еще не было. Когда он появился и увидел, что моя мать заняла место, предназначенное им одному из его приятелей, он приказал моей матери убрать горшки. Она отказалась, считая, что староста не имел права лишать ее занятого места. Староста обрушился на нее страшными ругательствами и даже толкнул ее. Она, считая себя оскорбленной, бросила свои горшки на произвол судьбы и уехала с моим братом, направляясь домой. Но до этого она посоветовалась с одним городским знакомым и подала жалобу на старосту мировому судье*. Староста был уверен, что судья не даст ход делу. Он ошибся : судья приговорил старосту к возмещению оставленных моей матерью горшков и, кроме того, к уплате некоторой суммы за оскорбления.

С тех пор моя мать твердо поверила в справедливость суда и всю свою жизнь сохраняла эту веру. Она была уверена, что несправедливые решения судей происходят оттого, что иногда они введены в заблуждения лжесвидетелями или же подкуплены взятками.

Последствия этой безграничной веры в правосудие часто доставляли неприятности нашей семье и, в особенности, жене моего брата. (Я расскажу позже об этом случае.)