Парусник в тумане

Парусник в тумане

Скорпиус

Первое, что он ощущает — холод. Приоткрыв глаза, Скорпиус долго не моргает, пытаясь понять, где находится. И только потом чувствует, как что-то жесткое впивается в левый бок.

Приподнявшись, он вытаскивает из-под себя камень с острыми краями и вертит в пальцах. Известняк… Такие есть на побережье… Куда притащил его призрак? И осталась ли с собой палочка?

С трудом поднявшись на ноги, Скорпиус ковыляет вдоль стены, опираясь о нее дрожащей рукой. Очевидно, что он в пещере — сыро, темно и холодно, и тусклый свет белеет где-то далеко впереди.

Но выйти наружу ему не удается: Дух, снова появившись из-за спины, берет его за руку. Скорпиуса обдает волной ледяного воздуха, и живот скручивает от боли. Морщась, он смотрит в призрачное лицо матери, которое не видел столько лет.

Если бы она только была жива! Все бы в его жизни пошло по-другому. Не было бы той истории с Дельфини, не было бы Розы… Может быть, он сразу заметил бы Лили — маме она точно понравилась бы.

Смотря в равнодушное, мертвое лицо призрака, Скорпиус вдруг понимает, что вырос. Раньше ему всегда хотелось увидеть мать, чтобы задать сотню вопросов — а сейчас он принимает все решения сам.

Только бы выбраться отсюда живым, только бы отца не посадили в Азкабан… Слишком много «бы»…

Скорпиус вдруг понимает, что Дух не просто так держит его за руку — он медленно, каплями, вытягивает из него жизненные силы. Как дементоры — только не так болезненно и быстро.

Пошатнувшись, он зло выдергивает руку — и Дух отступает. Видимо, понимает, что торопиться ему некуда. Как быстро их найдут? Как быстро смогут придумать решение? И самое главное — что будет с отцом?..

Прислоняясь спиной к холодному камню, Скорпиус прикрывает глаза. Ужасно хочется пить, про голод он старается не думать — пока что. Хорошо еще, что тем утром, перед заданием, Кричер их накормил. Сколько времени прошло с тех пор — он не знает, наверное, сутки. Или меньше?

Скорпиус вспоминает улыбку Лили, а потом — пустые, отчаянные глаза отца. За что ему все это? За что достаются страдания каждому из нас?

Скорпиус нащупывает рукой камешек и изо всех сил проводит им по стене. Камень противно скрипит, неохотно поддаваясь, и на стене появляется кривая царапина.

Это — первый день.

Если никто не придет, то дня через три-четыре он умрет. Останутся только царапины. А еще можно выцарапать слова для Лили — слова, которые важнее тех, что он уже сказал. Она должна знать еще кое-что, и Скорпиусу отчаянно хочется выжить, чтобы сказать их ей в веснушчатое лицо.

Если он выберется отсюда, то сразу уволится, купит Лили новый колдоаппарат — ее нынешний уже состарился — и увезет их обоих куда-нибудь подальше от Лондона, Министерства и бесконечного, серого потока заданий, бумаг, походов в кафетерий, кривых улыбок Розы и своего бледного отражения на полированной поверхности стола.

Представляя, как они с Лили, взявшись за руки, пойдут через цветущее лавандовое поле, Скорпиус медленно погружается в тяжелую дремоту.

Палочки с собой у него нет.

Лили

Она с силой сплетает холодные и липкие от пота пальцы. Волосы спутанными прядями лежат на приподнятых, напряженных плечах. Ей хочется плакать — и одновременно вскочить, предложить какое-нибудь решение, броситься на поиски — но братья и отец непреклонны. Они хотят точно выяснить вероятное местонахождение Скорпиуса, чтобы сократить время. Но обычное поисковое заклинание не сработает — Джеймс сам сказал об этом за завтраком, к которому никто не притронулся. Только Роза вяло потыкала ложкой остывшую овсянку.

— Пап, — не выдерживает Лили, зажимая руки между колен. — Пап…

— Не сейчас, — он не оборачивается, вглядываясь в карту. — Подождем Тедди.

Лили тяжело выдыхает и плетется на кухню, подальше от всех. Кричер возится у плиты, что-то бормоча и добавляя в котел приправу. Вкусно пахнет запеченным мясом, но есть до сих пор не хочется.

— Может, сладкого пирога хотите, мисс? — Кричер приоткрывает дверцу шкафа, но Лили отчаянно мотает головой.

— Не надо, спасибо. Да я и не люблю его, это Скорпиусу всегда нравилось, как ты сладкое готовишь, — она шмыгает носом и убирает растрепанные пряди за спину. — Как же долго…

Кричер поворачивается обратно к котлу, и Лили мрачно смотрит на лежащий рядом колдоаппарат. Наверное, это и есть любовь: когда все, что радовало тебя изо дня в день, вдруг становится пустым и серым — и обретает краски только рядом с любимым. Ни с Тедди, ни с Джастином она такого не испытывала, находя утешение в колдографии, в поле, в погоне за бабочками — а сейчас ей хотелось только одного: снова взглянуть в серые глаза Скорпиуса.

— Пойдешь? — Альбус заглядывает в кухню. Волосы у него взъерошены, совсем как у отца. — Куда?

— В Министерство, — Альбус быстро проходит вперед и берет с тарелки кусок мясного пирога. — Через Дельфи удалось узнать, как можно справиться с призраком. К сожалению, помочь нам может только Малфой-старший.

Лили бледнеет — а через мгновение пылает от нахлынувшего волнения.

— Альбус, слушай, — она вскакивает и хватает брата за руку. — Ты ведь веришь, что мы его найдем? Ведь помнишь… Дельфи говорила, что этот призрак… убьет его.

Альбус пожимает плечами, но Лили видит по его глазам, что он переживает не меньше, чем она сама — только старается этого не показывать и при упоминании Дельфи привычно вздрагивает. Лили помнит ее смутно: черноволосая девочка со сжатыми красными губами и глубоким пронзительным взглядом.

Что бы она сказала сейчас о своем прошлом? Раскаивается ли она? Или ей плевать — и она до сих пор убеждена, что поступила правильно?

Лили почему-то жаль ее. Такая красивая, одинокая и гордая — неужели она проведет всю жизнь в сырых каменных стенах, помнящих столько страданий?

— Ее когда-нибудь освободят? — она случайно задает вопрос вслух, и Альбус тяжело выдыхает.

— Не знаю, — голос у него дрожит. — Это от папы зависит, Лили. Да и люди не меняются, хотя нам этого и очень хочется.

В гостиной шумно и многолюдно, и, помимо братьев и отца, Лили замечает в толпе знакомых сотрудников Министерства, Тедди и Розу, которая все время прячет глаза.

— Паршиво на душе, — говорит она громко, не глядя на Лили, — и словно в сторону, для самой себя. — Паршиво, когда хочешь помочь — и не можешь.

Лили переминается с ноги на ногу, разглядывая круглое лицо кузины. Так все-таки меняются люди или нет?

— Сейчас все собираются в Министерстве, — Джеймс незаметно шепчет ей слова на ухо, щекоча дыханием шею. — Если хочешь присутствовать, то отцовская мантия у меня на кровати.

Лили вздрагивает и встречается взглядом с Розой: они смотрят друг на друга несколько долгих примиряющих секунд — и расходятся в противоположные стороны. Прижимая руки к груди, Лили широкими шагами выходит в холл, а потом опрометью взбегает вверх по лестнице — спотыкается о последнюю ступень, падает, разбивает ладони в кровь — и бежит дальше.

В комнате Джеймса пахнет терпкими женскими духами, кровать — смята, дверцы шкафа распахнуты настежь, но Лили едва это замечает — хватает тонкую мантию и сразу же бежит назад.

В саду, полном ароматов лета, она трясущейся окровавленной рукой вынимает палочку и трансгрессирует.

Колдоаппарат остается на кухне.

Скорпиус

Он снова просыпается от холода, только в пещере темно. С трудом разлепив глаза, Скорпиус садится на корточки и трет лицо замерзшими ладонями. От голода сумрак перед глазами подрагивает. Облизнув пересохшие губы, Скорпиус поднимается на ноги и, выставив вперед руки, медленно шагает в темноту.

Под ногами что-то шуршит — сухие листья, принесенные ветром или камешки — не все ли равно? Важнее тот звук, прекрасный звук редких звонких капель, падающих на землю где-то вдалеке.

Каждый шаг дается ему тяжело, и проходит целое столетие, пока он, наконец, находит маленькую лужицу на полу. Сложив ладони холодными лодочками, он терпеливо ждет, облизываясь, пока они хотя бы немного наполнятся водой.

Мысль, можно ли пить эту воду и откуда она течет, приходит уже потом, и Скорпиус тихо хмыкает. Только в такие моменты и понимаешь, что на самом деле ценно в жизни самое простое: вода, еда, сон, тепло и любовь. Любовь, если она настоящая, на самом деле очень проста. Вот он, твой человек — протяни руку и коснись его. И будь с ним. Не нужно выворачивать себя наизнанку, чтобы быть счастливым. А значит, Розу он действительно никогда не любил.

Призрак приходит во сне: Скорпиус уже несколько раз засыпал и просыпался от холода и озноба, и с каждым разом вставать было все труднее. Но вода пока что сохраняла ему способность мыслить, ненадолго отгоняя мучительный голод. На стене отметин было уже две, но он чувствовал, что его найдут.

Лили найдет.

Она с такой силой пообещала там, в парке, что не бросит его — и Скорпиус продолжает ей верить.

Вернувшись в самую сухую и защищенную от ветра часть пещеры, он прислоняется спиной к стене и прикрывает глаза.

Призрачный свет, исходящий от Духа, становится ярче, и Скорпиус поспешно притворяется, что спит. Он не хочет смотреть в не-материнское лицо, пустое и мертвое, не хочет видеть глаза, которые уже никогда не посмотрят на него с любовью и лукавством. Чувство одиночества и отчаянного желания увидеть мать хотя бы на мгновение поднимается в нем давящей волной — и исчезает.

Нужно уметь отпускать.

Отец не сумел — и что в итоге?

Скорпиус обхватывает плечи руками и невольно вспоминает золотой закат над пшеничным полем и черные точки птиц, мечущихся по вечернему небу.

Лили

Она никогда раньше не видела такого лица: настолько застывшего, словно высеченного из гордого мрамора — и настолько искаженного болью и отчаянием. Могут ли люди действительно так страдать?

Она плотнее запахивает мантию и отодвигается в самый угол кабинета, не отводя взгляда от отца Скорпиуса. Он спокойно сидит, неестественно выпрямив спину, и смотрит куда-то поверх голов разговаривающих.

Что он чувствует?

Лили почему-то хочется его обнять. Сегодня ей жаль всех, хотя она и понимает, что и Дельфи, и мистер Малфой сами виноваты в своей боли. А в боли виновата любовь. У мистера Малфоя, конечно, гораздо в большей степени, чем у Дельфи — но, если подумать, то и она так страстно хотела снова оказаться с родителями. Все хотят — даже Тедди, который упорно скрывает это и забывается опасной работой.

И то, что у любви много лиц, Лили понимает только сейчас.

— Я пойду, — глухо замечает отец Скорпиуса. — Другого выхода нет.

Шум в кабинете стихает, и Лили еще сильнее вжимается в стену, чтобы проходящий мимо Дженкинс не задел ее рукой.

— Это глупо, Драко, — отец откидывается на спинку кресла и проводит рукой по волосам. — Ты и пяти минут не продержишься. А даже если Дельфини права — то в итоге ты умрешь. Я считаю, что…

— Слушай, Поттер, — мистер Малфой щурится. — Когда ты потащился в Запретный лес к Темному Лорду, ты ведь не считал, что это глупо. Ты считал, что это — твой долг.