Моя ужасная няня

Глава 5

А СЛЕДУЮЩЕЕ утро дети не захотели вставать.

Иногда такое случалось: они просто не желали и не вставали. Бонны и гувернантки обычно упрашивали их и умоляли, хватали за руки и тащили, но дети всё равно не вставали. Если в конце концов кого-то и удавалось стащить с кровати, он дожидался, пока воспитательницы займутся следующими, и к тому времени, как умаявшиеся бонны справлялись с ними, первые вытащенные уже снова лежали в кроватях, укрывшись одеялом с головой и издавая громкий храп. Как-то раз все улеглись вверх ногами, и бонны испытали ужасное потрясение, когда, сердито отдёрнув одеяло с окриком: «Подъём!» – они обнаруживали на подушке пару ног. А однажды все дети поменялись местами, и няньку чуть удар не хватил, когда она пришла забрать Дитя из кроватки. Дитя издавало очень странные звуки, едва не проламывая стенки колыбели. На самом деле там скорчился здоровенный Саймон, сопя, фыркая и пытаясь не расхохотаться. А как-то раз все дети подложили в свои постели кукол, а сами забрались под кровати. Няня, бонны и гувернантки опять пережили большое потрясение – хотя это, пожалуй, нельзя было счесть за отказ вылезать из постели.

Но сегодня утром дети решительно не собирались этого делать.

Няня Матильда встала в дверях, и, боюсь, в эту минуту она вовсе не казалась милой. И совсем не улыбалась, – невысокая и плотная, она походила на рассерженную старую жабу в своём порыжевшем чёрном платье, с волосами, собранными в узел, торчащий на затылке, словно ручка чайника, с маленькими чёрными блестящими глазками, огромным Зубом и носом, как две сросшиеся картофелины, – и с большой чёрной палкой в руке. Она повторила:

– Пора вставать!

Все продолжали громогласно храпеть. Никто и не пошевелился.

Няня Матильда подняла свою большую чёрную палку, и внезапно храп прекратился. Глаза открылись, и носы высунулись из-под одеял. Конечно же, дети не могли забыть, что случается, когда няня Матильда ударяет палкой об пол.

Няня Матильда отметила воцарившуюся тишину, обращённые к ней блестящие глаза и опустила палку.

– Даю вам полчаса, – сказала она, – на то, чтобы встать, одеться, умыться, почистить зубы, сложить пижамы, открыть окна, заправить постели и до завтрака отправиться в сад дышать Целебным Свежим Воздухом. Старшие, помогайте Младшим. – И ушла.

Ну что ж!

Как только она повернулась спиной, через две секунды все вскочили с кроватей – но не для того, чтобы умываться и одеваться. Дети никогда прежде не уступали с первого раза и не собирались этого делать сейчас. С другой стороны – как же быть с палкой? Все принялись сновать туда-сюда между спальнями девочек и мальчиков, шёпотом держа совет; потом закипела бурная деятельность – но при звуках тяжёлых шагов няни Матильды дети заполошно запрыгнули в постели. Когда няня Матильда спросила: «Почему вы ещё не встали?» – они ответили:

– Мы не можем встать, мы заболели.

– Заболели? – переспросила няня Матильда (и правда, это было очень неожиданно).

– У дас сопди в досу, – заявил Роджер.

– И живот бодид, – поддержала Тора.

– И пятда, – вклинилась Луиза.

– И теббедатуда, – добавил Саймон.

– А ещё дас тошдид, – заныла Фенелла.

– Даверное, у дас всех кодь, – предположила Тереза.

– Удасех кодь! – сказало Дитя на своём языке.

И действительно, когда няня Матильда оглядела детей, то увидела, что лица у них белые-белые, как у клоунов, и все в больших красных пятнах (из коробки с красками).

– Очень хорошо, – пожала плечами няня Матильда, один раз ударила палкой об пол и ушла. Дети тут же попытались вылезти из кроватей, но… Да, вы угадали! У них не получилось. Им просто пришлось лежать в постелях, свернувшись под одеялами, которые вдруг стали ужасно жаркими и колючими, – а ещё у них заложило носы, заболели животы и даже показалось, что сейчас их всех стошнит. И дети тянули ослабевшие руки к горячим лицам, пытаясь стереть пятна, но те не сходили. И ужасное подозрение стало закрадываться в их головы: они и вправду заболели корью.

Бедная миссис Браун пришла в ужасное расстройство, когда узнала, что все её дети больны корью.

– Предоставьте это мне, – спокойно заявила няня Матильда. – Я хорошо умею лечить эту болезнь. – И изложила свои правила: никаких звуков, никакого света, ни еды, ни питья. И конечно же, ни в коем случае не вставать с постели.

Миссис Браун пришла в ужас. Её бедные ненаглядные детки!

– Никакой еды?

– Никакой, пока у них болят животы.

– И никакого питья?

– Никакого, пока их тошнит.

– Никаких звуков? Даже не разговаривать?

– Нельзя, пока у них так заложены носы, что они еле говорят.

– И никакого света? Неужели им даже нельзя рассматривать картинки в книжках?

– При такой высокой температуре – ни в коем случае! – отрезала няня Матильда с возмущением. Потом добавила: – И конечно же, нам понадобятся лекарства.

С этими словами она достала три огромные бутыли и выстроила их в ряд на каминной полке: чёрную, красную и самую отвратительную – жёлто-зелёную.

– От лихорадки, – пояснила няня Матильда, обходя детей с чёрной бутылью. – От боли, – вливая в каждого ложку лекарства из красной. – И от пятен. – По кругу пошла жёлто-зелёная бутыль.

Последнее лекарство оказалось противней двух предыдущих, вместе взятых. Но все три были самым гадким, что детям Браунов доводилось пробовать за всю жизнь. А теперь они раз в час получали по большой столовой ложке каждого лекарства.

– Пвотиввы якавва, – пожаловалось Дитя.

– Никаких разговоров, – заявила няня Матильда.

Это был долгий, очень долгий день. Мистеру и миссис Браун казалось, будто прошло уже десять дней – именно столько обычно болеют корью, – и детям, уверяю вас, тоже казалось, что прошло не меньше. Так они и лежали, свернувшись под жаркими, кусачими одеялами, и головы их болели, и животы болели, и накатывала тошнота, а когда они открывали тяжёлые веки, чтобы посмотреть на братьев и сестёр, то видели ужасные, огромные красные пятна. И конечно же, спустя несколько часов, когда боли утихли и дети уже не чувствовали себя такими больными, они поняли, что ужасно проголодались. Только тогда они вспомнили, что сегодня среда, а в среду всегда подавали их любимый обед. По средам Кухарка пекла мясной пирог с почками. У пирога была тонкая, хрустящая корочка и нежная начинка, пропитанная горячим густым соусом. В общем, мясной пирог во всём своём совершенстве. А ещё в среду подавалось к столу картофельное пюре с сыром, который делал его золотистым, и брюква, только не варёная, а тоненько-тоненько нарезанная и поджаренная на чистейшем сливочном масле (фирменное блюдо Кухарки). И рулет с карамелью, самый любимый у детей, – не твёрдый пудинг, облитый сахарной глазурью, а тонкое тесто, раскатанное в лепёшку и намазанное тонким слоем мягкой карамели, а потом снова скатанное в рулет, так что каждый кусочек получался золотистым и сочным…

Да, я знаю, это чудовищно тяжёлая пища, и она плохо переваривается, но миссис Браун всегда давала своим детям то, что им больше всего нравилось.

Но сегодня не было ни мясного пирога с почками, ни карамельного рулета. Зато за окнами слышались беготня и звон посуды, а ещё разговоры Хоппитта и Кухарки. Хоппитт поставил за воротами большой стол и написал объявление, гласившее: «Мясной пирог с почками, картофельное пюре с сыром, жареная брюква (фирменное блюдо Кухарки) и карамельный рулет. Пропадают из-за кори. Платы не нужно, но можете пожертвовать что-нибудь в стоящую здесь копилку».

Надо думать, стоящая здесь копилка предназначалась для Хоппитта и Кухарки, но ведь это было их идеей.

Дети лежали по кроватям, мечтая о мясном пироге с почками и карамельном рулете, – и завидовали деревенским ребятишкам, которым сегодня достанется их самая любимая еда. Дети семейства Браун вели непрестанную войну с деревенскими ребятами, которыми верховодил вредный здоровенный парень по кличке Пузан. «После этого он станет ещё толще», – с досадой думали дети Браун.

А им самим предстояло страдать в постелях. Теперь, когда перестала болеть голова, им бы хотелось поразглядывать картинки в книжках, но шторы оставались задёрнуты, и даже если бы они хоть что-то смогли рассмотреть, это всё равно было запрещено. А что до разговоров, то всякий раз, как кто-нибудь из детей открывал рот, рядом возникала няня Матильда с большой ложкой лекарства. Когда стемнело и она пришла подоткнуть им одеяла – ей приходилось начинать это довольно рано: ведь детей было очень много – и напоила их последней дозой лекарств (на этот раз двойной, «чтобы хватило на ночь»), дети уже были готовы слёзно умолять:

– А можно мы встанем завтра утром?

– Что можно? – переспросила няня Матильда.

– Можно нам вставать?

– Что-что можно? – снова не поняла няня Матильда.

– Казитя, позяста, – подсказало Дитя.

– Ой, да! Пожалуйста, разрешите нам завтра встать! – попросили дети.

И няня Матильда улыбнулась, легонько ударила об пол своей палкой и ушла. А когда она ушла, дети даже про Зуб не вспомнили – просто сказали друг другу:

– Правда же она стала такая милая – всего на минуту?

На следующее утро, когда няня Матильда подошла к двери, дети уже встали, умылись, оделись, и почистили зубы, и сложили свои пижамы, и открыли окна, и заправили постели, и уже были готовы отправиться в сад подышать Целебным Свежим Воздухом перед завтраком. Старшие держали Младших за руки. Няня Матильда ничего не сказала, но попросила Хоппитта кое-что передать за завтраком мистеру и миссис Браун.

– Поклон от няни, мадам, – сказал Хоппитт, – а ещё она велела передать, что «урок четвёртый усвоен».

– О, благодарю вас, Хоппитт, – ответила миссис Браун. – А вы не знаете, детям лучше?

– Этого я не знаю, мадам, – отозвался Хоппитт. – Но я, простите за выражение, сэр и мадам, прямо-таки костьми чую, что они пошли на поправку. – И добавил в очень редком порыве откровенности: – Няня Матильда и сама сегодня утром выглядит… ну… лучше.