Моя ужасная няня

Хоппитт, видимо, провозгласил себя генералиссимусом. Дворецкий повелительно махнул рукой и крикнул:

– Выходите! – И добавил фразу, которую Евангелина слышала от него чаще всего: – Да поживее!

– Нет, – ответила Линди и швырнула в него комком ила из пруда.

Вот так так! Комок попал Хоппитту аккурат по носу – бац! Но чувство собственного достоинства дворецкого осталось непоколебимо.

– Что ж, да будет так, – изрёк он. – Сами напросились.

Только теперь дети обратили внимание, что в ходе всей этой яростной погони он так и не выпустил из рук кастрюлю с кашей.

Пруд был довольно обширный, но мелкий и к тому же очень грязный. Дети сбились в кучку в самом его центре, решив твёрдо стоять до конца – хотя стоять твёрдо в этой жидкой грязи было затруднительно. Кухарка, Селеста, Эллен, Элис-и-Эмили и Евангелина рассредоточились, окружая пруд и отрезая детям путь к отступлению. Затем Хоппитт обошёл своё войско, раздавая своим солдатам наполненные кашей носки.

И закипела Битва.

По счастью, только Хоппитт умел хорошо попадать в цель. И когда носки попали в распоряжение детей, те тоже воспользовались ими как снарядами – с небольшой добавкой из жирной, чёрной грязи, просто ради интереса. Меткость детишек оказалась на порядок лучше, и скоро бойцы кухонной армии приобрели некоторое сходство с зебрами, обзаведясь чёрными полосами на лицах – только глаза яростно сверкали из-под кастрюль. Носки летали туда-сюда, но у кухонной армии начинка из каши была уже на исходе. Хоппитт доскребал остатки из кастрюли, пока дети, пользуясь передышкой, пытались помыть лица, в результате тоже становясь несколько полосатыми. Кроме того, водоросли наматывались им на руки и свисали с ушей, словно зелёные волосы, – но, по крайней мере, самая густая грязь с них стекала. Слуги на берегу умыться не могли, и их физиономии уже покрылись задубевшей коркой, как панцирем.

Но когда каша закончилась, Кухарка притащила таз с тестом…

Отчаяние стало овладевать детишками. Они-то могли отбиваться только грязью, но теперь Элис-и-Эмили вооружились метлой и шваброй, и, как только кто-то из детей наклонялся зачерпнуть грязи, тут же метла или швабра толкали его под воду. По счастью, Младшие, за которых следовало бы опасаться, были просто в восторге от происходящего. Со всеми этими няньками, боннами и гувернантками им очень редко выпадал шанс поиграть в действительно грязной воде. (Думаю, няня Матильда, когда била об пол своей палкой, всё-таки всегда следила, чтобы малыши не нахлебались лишнего.)

Но даже для развлечения Младших нельзя же вечно стоять и перебрасываться грязью и тестом, тем более что и тесто закончилось, и Хоппитт уже посылал Евангелину на кухню за новыми боеприпасами.

– Принеси-ка сосиски, которые они разрисовали рожицами, – велел он.

– И желе с бланманже́, которые я приготовила для чая в детской, – добавила Кухарка.

Дети стали совещаться.

– Нам нужен заложник!

– Вовникь! Вовникь! – закричало Дитя, разбрызгивая грязь. Оно сейчас выглядело в точности как шоколадная фигурка младенца, которую так и хочется съесть.

– Я поймаю Кухарку, – тут же вызвалась Салли.

Кухарка захохотала. Она стояла у края пруда вместе с Хоппиттом и хохотала, представляя лица детей, когда их любимое желе и бланманже полетят в них снарядами. На самом деле дети ненавидели желе и бланманже и только притворялись, чтобы не обижать Кухарку. Поэтому её хохот дети сочли самой что ни на есть чёрной неблагодарностью, да и, по правде сказать, такое враждебное поведение было совершенно несвойственно Кухарке! Но сегодня целый день творились сплошные странности.

Кухарка так хохотала, что даже не заметила, как Салли, скользнув к берегу, словно выдра, обмотала толстые Кухаркины щиколотки длинной связкой водорослей. И когда вернулась Евангелина, передвигаясь через газон зигзагами, потому что почти ничего не видела за горой желе, бланманже и сосисок, уложенных кольцами сверху, Кухарка схватила связку сосисок, чтобы зашвырнуть в толпу детей посреди пруда, – и, как обычно бывает при широком броске, собралась было оторвать одну ногу от земли.

Однако, вопреки её намерению, нога не пожелала отрываться от земли в одиночку – она потянула за собой другую. И Кухарка с размаху плюхнулась на свой обширный зад, отчего вода в пруду пошла волнами. А поскольку упомянутый зад был щедро смазан салом, которым дети натёрли Кухаркин стул, Кухарка стремительно заскользила по травянистому склону к воде, чему поспособствовали дети, ухватившиеся за один конец сосисочной связки (Кухарка от растерянности не догадалась выпустить второй конец).

С какой стороны ни посмотри, ситуация получалась безвыходной. На берегу Хоппитт и Эллен пытались удержать Кухарку за уши (своих волос у неё не было, а за парик цепляться не стоило), чтобы её не взяли в заложницы. А дети тянули её в пруд за связку сосисок, подтаскивая жертву к воде.

Но дно пруда было илистым, и эти усилия привели к тому, что детишки всё глубже увязали в грязи. По щиколотку, по колено… Младшим уже доходило до пояса… Но дети не решались отпустить сосиски, иначе потеряли бы заложницу и превратились бы тогда, накрепко завязнув в грязи, в беспомощные мишени для желе и бланманже, не говоря уж о мётлах и швабрах и также скалке, утюге и Селестиных щипцах для завивки… Вот уж Селеста отыграется этими щипцами за погубленные пудру и румяна, щедро потраченные на улыбающиеся рожицы на сосисках!..

Тем временем грязь уже доходила некоторым детям до шеи. «Ой, мамочки, – подумали они, – лучше бы мы не заходили за Суконную Дверь! Хотя ещё лучше, если бы получилось её захлопнуть!..»

И все с сожалением согласились:

– Лучше бы мы всегда закрывали за собой двери!

И как только они сказали это вслух, Дитя радостно закричало, пуская изо рта большие грязные пузыри (оно-то было самым маленьким и уже едва не скрылось под водой):

– Во няня Тидя!

И верно: няня Матильда молча стояла на газоне, наблюдая за детьми, – хотя, они могли поспорить, только что её там не было.

– Ой, няня Матильда, – закричали все дети, – спасите нас!

– Казитя позяста! – булькнуло Дитя, и все поспешно добавили хором: – Пожалуйста!

И няня Матильда улыбнулась – и, как только она улыбнулась, случилось всё и сразу. Хоппитт и Эллен тащили Кухарку на сушу, а дети – в пруд, и связка улыбающихся сосисок между ними туго натянулась, как вдруг нечто маленькое, цвета сливочной карамели, пронеслось по воде и вонзило в сосиски мелкие острые белые зубы. И в тот же миг нечто маленькое и чёрное, как уголёк, пронеслось по берегу, и такими же мелкими острыми белыми зубами сцапало Кухаркин парик, и ускакало с ним на другую сторону газона. Вид розовой лысины над чёрным от грязи лбом Кухарки настолько потряс Хоппитта и Эллен, что они выпустили её уши из рук, и несчастная соскользнула с берега в лапы врагов. В тот же миг дети почувствовали под ногами твёрдую опору, вязкий ил внезапно исчез.

Свобода! Они добыли заложника, и понёсшая потери кухонная армия теперь беспомощно таращилась на них с берега. Детям недоставало только боеприпасов, чтобы выйти победителями и запомнить этот день навсегда.

– Ой, няня Матильда, – взмолились они безмолвно. – Пожалуйста! Пожалуйста!

Няня Матильда ещё раз улыбнулась, и бедняжка Евангелина, которая по-прежнему ничего не видела из-за высоченной горы судков с желе и бланманже (хотя очень хотела понять, что происходит вокруг), шагнула в пруд, запуталась в водорослях, пошатнулась и вывалила свою ношу прямо перед детьми.

Хоппитт, Селеста, Эллен и Элис-и-Эмили бросили последний взгляд на горемычную Кухарку, совершенно лысую и покрытую грязью цвета шоколада, потом на Евангелину, стоящую с опустевшим подносом по колено в воде, – после чего развернулись и с достоинством ретировались обратно на кухню. Няня Матильда подошла к берегу и протянула руку Кухарке, чтобы помочь той выбраться.

Кухарка была в ярости.

– Ладно-ладно! Вот погодите, миссис Браун узнает об этом! – Она стояла по колено в воде, и на её перекошенном злостью лице было прямо-таки написано большими грязными буквами желание уволиться сию секунду. – Я… вам… вот… что… скажу… няня… – начала Кухарка.

Няня Матильда протягивала ей левую руку, а правой тем временем приподняла свою большую чёрную палку и легонько ударила ею оземь. И чуть ли не раньше, чем палка коснулась земли, Кухаркино лицо совершенно переменилось.

– Я вам вот что скажу, няня, – повторила Кухарка, принимая протянутую ей руку и бодро вылезая из пруда, – прямо не знаю, где бы я сейчас была, если бы не эти милые детишки! Что со мной случилось, вообразить не могу! Видать, мой парик сдуло – он часто чуток сползает, – а я, верно, побежала за ним и упала в пруд. Не такая уж я прыткая да проворная, как раньше, – добродушно хохотнула Кухарка. – А эти бедные дети, должно быть, пытались мне помочь поймать парик да и запрыгнули в пруд. Бедняжки, они же вымокли все до нитки! Но как это мило с их стороны! Ну и ну! – воскликнула она. – Эти славные, добрые собачки поймали мой паричок! – И действительно, Ириска с Изюмкой как раз доели сосиски (вместе с нарисованными рожицами) и теперь неторопливой трусцой возвращались к пруду, бережно неся в зубах Кухаркин парик.

– Ну, всё хорошо, что хорошо кончается, – произнесла няня Матильда.

И когда дети вернулись домой – отмываться в горячей ванне и переодеваться (тщательно закрывая за собою все двери, уж можете не сомневаться), – она спустилась на первый этаж и отчиталась перед миссис Браун:

– Урок пятый усвоен.