Скорая развязка

Д а р ь я С о ф р о н о в н а. Окстись, мельница. Много ли выпил, а почал молоть.

К у з я к и н. Да нет, тетушка Дарья, уж извини — подвинься. Вот сейчас пойду, заряжу ружье — только и жил ваш Пылаев. Слышите?

М и т я е в. Кузякин, ты что это разгулялся на чужом-то дворе? Семья, поди, ждет.

К у з я к и н. И ты с ними, отставной. Отойди, разнесу всех.

М и т я е в. Вишь вот, немножко подгулял и ступай домой. Проспись.

К у з я к и н. Дайте мне этого Пылаева, я отведу душу. Горит душа. Из обоих стволов шаркну по нему.

Д а р ь я С о ф р о н о в н а. Ну покричал, и хватит. Эко ты напужал. Пойдем-ка, Максимушка. Пойдем с богом. Ну вот, идет Максим и все богачество с ним. Собака, какая лает, в жизнь не укусит.

Кузякин и Дарья Софроновна уходят в ворота.

Г а л я. Ну уж этот Кузякин. Напугал до смерти.

М и т я е в. Накипело, видать. А мужик лихой.

В е р а (спускаясь с крыльца дома). А если он и в самом деле схватится за ружье? Вы слышали? Чего ждем-то?

М и т я е в (шутя). Он непременно будет стрелять в Пылаева. И убьет. А что ты с него возьмешь — охотник.

В е р а. У меня всю неделю так нехорошо ноет сердце. Ведь надо что-то сделать, Степан Дмитриевич…

М и т я е в. Да успокойтесь вы, Вера Игнатьевна. Никого он не тронет. А надо бы вообще попугать немного.

В е р а. Ты слышала, Галя, надо-де попугать? И вот все они здесь такие. Нет, это как можно! Степан Дмитриевич, да поглядите вы за ним. Я прошу вас.

М и т я е в. Гляжу, гляжу, Вера Игнатьевна, меня Галя туда за водой посылает. (Гремя ведрами, уходит.)

Г а л я. Но где же все-таки Иван-то Павлович? Скоро уж гости начнут собираться, а хозяина нет дома. И Кузякин совсем испугал меня.

В е р а. А я, Галя, как услышала, что он взъярился на Пылаева, меня будто перешибли пополам.

Г а л я. Ну что тебе все Пылаев и Пылаев. Ивана Павловича, говорю, до сих пор нет. Что с ним? Где он? Ты подумала?

В е р а. Хватит с меня одного. А вот, кажется, он. Боже мой, его голос.

Входят П ы л а е в, К о м о в и г о с т и. К о л я с баяном. М и т я е в.

П ы л а е в. С днем рождения вас, Вера Игнатьевна.

Г о с т и. Лет до ста расти вам без старости. Еще, Вера Игнатьевна, прожить то же и год от году моложе.

К о м о в. Не верьте им, Вера Игнатьевна. По китайской мудрости, женщины не стареют, а всего лишь теряют легкомыслие.

З я б л и к-К а з а н с к и й. Друзья мои, я штатный тамада. Море слов. Коля, приглашение к столу. Дорогие товарищи, от имени нашей прекраснейшей хозяйки Веры Игнатьевны честь имею просить к столу, чтобы поднять наполненные бокалы за здоровье нашей обворожительной. Слово Роману Романовичу.

П ы л а е в. Товарищи, все мы живем затем, чтобы работать и трудом своим украшать землю. А земля еще дика, непричесана, неухожена. Мы, призванные ею в вечные работники, должны согреть и осветить ее всю, из конца в конец. Скоро мы уйдем дальше, а здесь в память о нас люди выстроят город…

З я б л и к-К а з а н с к и й. И назовут Пылаевск. Красиво, не так ли?

К о м о в. Пылаевград! Ура!

Гости кричат «ура».

Г а л я (Вере). Иван Павлович пришел. Наконец-то. Вот и хорошо.

В е р а. Вот и хорошо. Погоди, Роман еще что-то хочет сказать. Боже мой, как они его любят!

П ы л а е в. Мы перешагнули Иленьку и начали буровые работы на том берегу значительно раньше срока. Предлагаю нашу первую скважину, которую мы только что заложили, назвать Верой.

Гости кричат «ура», чокаются и пьют.

К о м о в (пьяновато). Дайте мне слово. Благодарю за внимание. Я — бухгалтер, счетный работник, принять в целом, и не мастак до речей. Все мы люди и все человеки. Но то, что по плечу Роману Романовичу, многим далеко-далеко. «Где кочуют туманы…» Да, и видим перед собой, значит, самородок земли русской. Ему даден государственный ум, совесть гражданина и мужество стратега его… Ура!

Все кричат «ура», с треском вылетают пробки.

П ы л а е в. Товарищи, а почему же хозяин дома в стороне от веселья. Иван Павлович, так не годится. А ну-ка штрафную ему.

В е д у н о в. Я, извините, с дороги.

П ы л а е в. А мы все в дороге. Так выпьем же, товарищи, за дороги, которые ведут к огню.

В е д у н о в. За прямые дороги, товарищи.

П ы л а е в. Браво. Будь здоров, председатель.

В е д у н о в. И еще слово. Тут уважаемый бухгалтер говорил о добродетелях. Позвольте и мне слово.

В е р а. Говори, Ваня. Просим.

В е д у н о в. Смотрю я на вас, Роман Романыч, и вижу: страшный вы человек. По чьей-то неразумной воле вам дозволено управлять огромной силищей, и в ваших маленьких цепких ручках эта сила вместо добра стала карой и проклятьем нашей стороны.

В е р а. Ваня. Иван. Да ты в уме?

В е д у н о в. Вы своими мазутными сапогами пятнаете святой и чистый лик земли, и чем больше наследите, тем больше поете о себе славу. Вы как шаман, который исступленно поверил в духов огня, а теперь кудесите по образу шаманов, сделав чадные огнища нефти идеалом сытости и блаженства. Вы, не скупясь, сулите тут бог знает что: и свет, и энергию, и города с орденами, а дадите, в лучшем случае, теплые сортиры да пакеты с разведенным молоком. И неизлечимо заболеют ваши язычники, вместе с ними и моя жена Вера Игнатьевна, тоской по живым запахам лесов, лугов и парного молока.

В е р а. Да он же пьян. Когда он успел?!

В е д у н о в. Ты, Вера, не пугайся: твоего гостя я не оскорблю. То, что я говорю, для него не откровение. С ваших уст только и срываются слова «Родина», «страна», «народ». Но это для вас уже давно пустые слова. Ведь вы вломились в наш край как в колонию. В первую же неделю втоптали сотни гектаров посевов. Исполосовали дорогами, испятнали рытвинами все поля и луга. Ваш бухгалтер, если он способен еще что-нибудь понимать, подтвердит, что ваша партия только за одни потравы заплатила восемь тысяч рублей штрафов.

К о м о в. Заплатила.

В е д у н о в. Но вам и это не в урок, потому как штрафы уплачены из государственного кармана.

В е р а. Иван, замолчи. (Пытается повернуть его спиной к геологам.) Замолчи, иначе я…

В е д у н о в. Верочка, самое страшное мы уже сделали: мы позволили вырубить им лес. Но это для вас безнаказанно не пройдет. За все убытки, которые вы нанесли нашему краю, мы возбуждаем судебное дело.

К о м о в. Маленько опоздали, товарищ председатель. Исполком райсовета отменил ваше решение. «Далеко-далеко, где кочуют…»

П ы л а е в. Да, райсовет счел необоснованным решение вашего Совета.

К о м о в. Садитесь, товарищ председатель, и позабудем наши распри… «Где от легкого ветра…»

В е д у н о в. Вы правы — решение сельского Совета исполком райсовета не поддержал…

В е р а. Мне стыдно за тебя перед людьми. Ну, надо же, какой кляузник!

В е д у н о в. Минуточку. Областной суд принял наше заявление, заявление рабочих, к производству. Под заявлением сорок две подписи. Пойди отмени.

Общее молчание.

В е р а (ударяет Ведунова по лицу и убегает в дом). Мерзавцы!!! Шаманы! Я не могу больше.

П ы л а е в. Уж вот действительно, лес рубят — щепки летят. Кажется, всем воздано по заслугам. Не пора ли, гости, и честь знать.

Собирается уходить. Его примеру следуют гости.

Из дома выходит В е р а.

В е р а. И я с вами. Ноги моей больше не будет в этом кержацком доме.

Г а л я. Вера, Верочка, куда ты? Иван Павлович, да верните же ее. Что вы стоите-то? Вера! Вера!

Вера уходит. За нею Пылаев и гости.

В е д у н о в. Пусть уходит. Она без малого с первого дня жизни здесь бредила дорогой, как птица теплым краем. Но не было попутного каравана. А стоило только появиться этим перелетным птицам, подать ей призывный клич, она сразу кинулась в их стаю… Пусть уходит, Галочка, мы ее не удержим.