Невыносимая лёгкость убиения врага за секунду до пробуждения

* * *

Теперь ей снились родители — мягкая улыбка мамы и радостная — папы. Сколько она себя помнила, он всегда улыбался, когда её видел. Пока не пошла в школу, ей и представить было невозможно, что бывает иначе, а потом, когда увидела родителей других детей, улыбка отца стала раздражать — неужто он не способен хранить серьёзное лицо в присутствии её одноклассников и их важных родителей, как, к примеру, тот же мистер Малфой, достоинство и гордость которого её всегда подавляли. И только лишившись мамы и папы, поняла, что потеряла не только их, она потеряла этот Люмос в душе, которым там всегда горела радостная улыбка отца. Папа подхватил её на руки и закружил, а потом поставил, и её обняла мама. Отец обнял обеих, радостно смеясь и целуя в макушки. А потом всё исчезло.

Она очнулась разом, рывком, словно кто-то дал её пинка, выкинув из того блаженного сна. Увидела разводы краски на потолке и поняла, что — дома, точнее — в той квартирке, которую отец снял год назад. Повернув голову, она наткнулась глазами на чудо. Закрыла глаза, прогоняя наваждение, а потом снова открыла. Чудо было на месте. Не поверив, она с трудом протянула трясущуюся руку и сразу зашипела обжегшись. На тумбочке рядом стояла пол-литровая стеклянная кружка, полная ароматного душистого чая небесной красоты янтарного цвета с распустившимся цветком внутри. Рядом на подносе было выложено печенье — датское, бельгийское… Такой роскоши она уже два года как не видела. Нет, в Хогвартсе, конечно, давали печенье, но — тыквенное, а эту мерзость она даже при всей своей любви к сладкому есть не могла.

На её шипение в комнате появился какой-то незнакомец, и она сразу прикрылась одеялом, вдруг ощутив, что вся насквозь мокрая. Незнакомец принёс с собой ещё одну пижаму и полотенца, которые просто бросил на постель.

— Вы… кто? — спросила она испуганно.

— Конь в пальто! — отозвался он.

— По-Поттер? — запинаясь, переспросила она, узнав знакомый голос.

— Хреноттер! — огрызнулся он. — Переодеться сможешь?

Она обессиленно упала на подушки, оценивая свои возможности, и кивнула. Он пожал плечами и вышел. На самом-то деле она не то что переодеться — даже взять печеньку с подноса не могла. Лежать в липком мокром белье было противно.

— Поттер, — слабо позвала она.

По задержке, с которой он появился, поняла, что был на кухне. Он зашёл и остановился в ожидании.

— Только не смей подглядывать! — сказала она, вяло всплеснув руками.

— Да сейчас! — ощерился он.

Тем не менее, несмотря на эти слова, ей не показалось, что он вёл себя нагло. Сел рядом с ней на кровать и поднял, закинув руки себе не плечи. Потом задрал верх пижамы до плеч и сразу вытер влажную кожу полотенцем.

— Мерзавец, — прокомментировала она, когда он вытирал её грудь.

Обернув тем же самым полотенцем, он снял с неё верх пижамы и другим полотенцем вытер руки и плечи. Потом надел сухое и размотал полотенце.

— Гадёныш, — сказала она, когда он уложил её и снял одеяло. Стянул с неё штаны, и она сразу прикрыла руками наготу, а он стал спокойно вытирать кожу. Потом бесцеремонно перевернул её на живот, и она, взвизгнув, попыталась прикрыть зад, а он всё так же, казалось, безразлично, продолжил. Натянул на неё штаны, поменял носки на сухие и, с кряхтением закинув на плечо, потащил на кухню.

— А… — протянула было она руки в сторону нетронутого чая на тумбочке. — А как же…

— Не суетись, — буркнул он. — Сейчас принесу.

На кухне усадил её в кресло и придвинул к столу. Потом принёс из комнаты чай и дал отхлебнуть несколько глотков. Позволив обжигающей жидкости смочить горло, она блаженно откинулась на спинку.

— У тебя сейчас слабость, так что нужно хорошенько подкрепиться, — сказал он. — К тому же мы с тобой целый день не ели.

— Но ты-то уже… — спросила было она, а потом осеклась, увидев его взгляд.

— Я так не могу, — просто ответил он. — Как ты сказала — дамы вперёд.

— Но сейчас-то… — развела она руками.

— Сначала — ты, — с нажимом сказал он и поставил перед ней миску с бульоном и толстым ломтем баварского ржаного хлеба.

— Это — что? — в ужасе спросила она.

— Это — вкусно! — ответил он.

Она попробовала поднять руку, но сразу поняла, что ложку удержать не получится — слабость продолжала накатывать волнами. Он пододвинул стул к креслу, зачерпнул бульон и поднёс ко рту. Она несколько секунд пристально глядела ему в глаза.

— Я тебя ненавижу! — напомнила она и раскрыла рот.

Пусть не думает, что кормление с ложечки что-то изменит! Он аккуратно направил туда ложку, а потом поднёс хлеба. Она откусила.

— Твоя ненависть непродуктивна, Паркинсон, — сказал он, отправляя в неё ещё ложку бульона. — Если бы ты могла меня убить — тогда совсем другое дело. Так, а теперь ещё хлебушка! А так… Что есть твоя ненависть, что нет… Погоди, я сейчас вытру, — потянулся он за полотенцем, заметив, как струйка бульона спускается по подбородку. — Кстати, ты знаешь, что есть другие заклинания, которыми можно убивать?.. Редукто, к примеру. Не спеши, прожуй сначала.

Закончив есть, она с сожалением заглянула в миску и вздохнула.

— Авада убивает без следов и крови, — сказала она.

Он изумлённо замер, глядя на неё, а потом расхохотался. Она прикусила губу, проклиная себя за болтливость.

— Идиотка, ты, что ли, крови боишься? А-ха-ха-ха! Поглядите на неё! — корчился он, держась за живот и показывая на неё пальцем. — Дура из Слизерина боится крови! Ой, не могу!

Она пнула его носком и зашипела от боли, больно ударив нежные пальчики о его кость. Он сначала оторопело смотрел на неё, а потом улыбнулся:

— Так, силы пинаться есть — значит, можно приступить ко второму!

Силы действительно постепенно наполняли её, а вот от его жизнерадостной улыбки хотелось выть и лезть на стенку. Он поставил перед ней большую тарелку с пюре и сардельками. Она опёрлась грудью о стол и, ковыряя пюре, следила, как он с огромной скоростью заталкивает в себя свою порцию, а потом ещё и добавку. Время от времени он останавливался, чтобы порезать сардельку в её тарелке, и тогда она, уткнувшись взглядом в стол, шептала, — «Ненавижу! Ублюдок!», — а он только хмыкал и продолжал есть.

Когда, наконец, насытилась, она откинулась в кресле и прикрыла глаза, блаженно ощущая, как по сосудам во все уголки измотанного организма струится энергия. Он тем временем, чертыхаясь чему-то, мыл посуду. Она вспомнила, что в доме, когда она последний раз его покидала после похорон того, что осталось от родителей, было пусто, как шаром покати.

— Поттер, — сказала она, не будучи даже уверенной, что он её услышит за шумом воды. — У меня нет денег. Совсем.

— И что? — спросил он, перестав чертыхаться.

— Мне нечем тебе отплатить… — покачала она головой.

— Паркинсон, — проникновенно сказал он. — Тебе всегда есть, чем мне отплатить! — и мерзко хохотнул.

Она с облегчением вздохнула. Нет, мир ещё не рухнул, солнце светит, птички поют, а подонки так и остаются подонками.

— Я не люблю оставаться в долгу! — упрямо сказала она, с трудом поднимаясь и отодвигая кресло.

— Так не оставайся, чудачка! — весело сказал он, не оборачиваясь.

— Предлагаю отдать долг прямо сейчас! — процедила она.

Отодвинула на край стола кружки и блюдо со сладостями, спустила штаны пижамы до колен и легла грудью на стол, со страхом зажмурившись и готовясь к самому худшему. Шум воды прекратился, и через секунду правую ягодицу обожгло болью. Потом он схватил её волосы в пятерню и подтянул голову к себе:

— А ну, надела обратно штаны, мымра! — разъярённо заорал он ей в лицо так громко, что она почувствовала, как волосы шевелятся от ужаса.

— Меня… даже родители… никогда… — прошипела она в ответ, пытаясь расцарапать ему щёки.

Он ещё сильнее сжал руку, которой держал за волосы, выгибая при этом её назад, и ей показалось, что её глаза сейчас выскочат из орбит.

— И поглядите, что выросло! — продолжал он кричать. — Быстро штаны натянула, шалава, пока снова по жопе не получила!

Она послушалась, и он толкнул её в сторону коридора.

— Убирайся к чертям собачьим, продажная!.. — презрительно бросил он и вернулся к уборке.

Она пошла в родительскую спальню, чувствуя, как горит от боли ягодица, и в душе разгорается обида. Так её ещё никто в жизни не унижал! Мало того, что не стал… Пренебрёг… Так ещё и отлупил самым унизительным способом! Ей захотелось вернуться и сделать… Трясущимися руками она отыскала в складках мантии, которую он небрежно бросил на пол, свою палочку и снова начала тренироваться.