Невыносимая лёгкость убиения врага за секунду до пробуждения

Она замялась.

— Папа снимал квартиру в Пакэме… — нехотя вспомнила она.

— В гетто? — уточнил он.

— У нас совсем не было денег… — еле слышно прошептала она, но он всё равно понял.

— Принцесса, мать её, Слизерина… — саркастически усмихнулся он. — Нищая… И страшная… Адрес есть?

* * *

Улочка, на которой они оказались, была грязной и запущенной. На площадке за перекрёстком в пятидесяти метрах играла в футбол стайка негритят. Несколько толстых мам наблюдали за процессом, о чём-то переговариваясь. На крылечке дома неподалёку группа очень загорелых подростков в широких штанах и облегающих майках, до этого что-то оживлённо обсуждавшая на совершенно непонятном языке, из которого можно лишь было выделить наиболее часто повторявшееся «масибмакхо», «умкунду вакхо» и «вена ма инья», замолкла и дружно повернула головы в их сторону.

— Дом двадцать два? — спросил он.

— Ага, — ответила она, дрожа.

Ну, конечно! Соседнее с подростками крыльцо. Он потянул её в указанном направлении.

— Не бойся, — сказал он, чувствуя, как её рука дрожит в ладони.

— Я не боюсь, — слабым голосом ответила она.

Они перешли улицу, и подростки вполне предсказуемо всей группой перетекли к нужному крыльцу, перегораживая путь.

— Э-э… — сказал он первое, что пришло в голову.

— Типа, патсан! — сказал парнишка с краю. — Чиста… чиста… — он умолк, видимо, выговорившись.

Пока туземец всё это произносил, компания постепенно взяла их в кольцо.

— Всем летш на тройтур лисом вниз руки на гольюву! — взял слово подросток с другого фланга, как близнец похожий на первого, и вопросительно посмотрел на стоявшего прямо перед дверью крепыша в белых флисовых шароварах и с толстыми дредами до середины спины.

— Клёвая сфебхе! — причмокнул тот губами, глядя на неё, и ткнул пальцем ему в грудь: — Ты — идти. Мы хлаба эту иголо, — он покачал тазом, чтобы было понятнее и закатил он глаза, ощерившись улыбкой с редкими зубами: — Всем клёво!.

— Позвольте пройти, — спокойно сказал он, задвигая её себе за спину. Ей это явно не понравилось, она было раскрыла рот, чтобы ответить что-то нелицеприятное, но предложение африканского вождя, — если она правильно поняла, что тот имел в виду, — ей точно понравилось ещё меньше.

— Типа, чиста… — снова встрял первый докладчик.

— Ты пацан ца мор кака ан ээфа! — сказал вожак, сунул руки за спину и достал оттуда большой блестящий пистолет, который сразу направил ему в лоб, для убедительности развернув параллельно земле.

— О, Паркинсон, гляди, нашлась добрая душа! — улыбнулся он, не поворачивая головы. — Кто-то услышал наши молитвы!

Она выглянула у него из-за плеча и оценила обстановку.

— Что, убивать будут? Чур, я первая! — слабым голосом сказала она, отталкивая его в сторону, чтобы встать перед ним и обернуться его рукой, которая по-прежнему цепко держала её запястье. — О, гляди, какая пушка! — с восхищением добавила она, пальчиком ковыряя дуло.

— Ти чито делаль, тикилине? — обеспокоенно спросил вожак.

— Ну, красавчик, что смотришь? Жми давай курок! — скомандовала она, пододвигая лоб под чёрное отверстие ствола. Вожак попытался было убрать пистолет, но она уже вцепилась в ствол, удерживая его на месте. — Стреляй, что смотришь?

— Экс н дом каффер! — застонал главарь. — Пусти пушка, сфебхе!

— Погоди-ка… — он, наконец, отпустил её руку и обошёл сбоку. — Ну, кого ты собрался убивать? — обратился он к главарю. — У тебя же патрон не дослан и с предохранителя не снят! — не обращая внимания на полные ужаса глаза вожака, он схватил того за руку, убрал её руку со ствола, передвинул предохранитель и передёрнул ствол, после чего вернул её руку на место и, продолжая удерживать руку вожака, снова встал позади неё и прислонил лоб к её затылку с таким расчётом, чтобы пуля пробила и его голову тоже. — Ну, чего ждёшь? Стреляй давай, уже достало тут стоять!

Вожак с воплем выдрал свою руку, оставив им пистолет, и отскочил на несколько метров. Вся группа во главе с главарём тут же начала верещать на разные лады, закатывая толстые губы к носу и подбородку и выставляя на обозрение ряды крепких блестящих зубов. Он выпрямился и осторожно отвёл оружие от её лба, опять разжал её руку и протянул пистолет вожаку рукояткой вперёд.

— Ну что, стрельба отменяется? — вздохнул он. — А я сильно рассчитывал…

Главарь боком на полусогнутых ногах подскочил к нему и замер в нерешительности. Он поощрительно улыбнулся и опять протянул тому пистолет. Вожак стремительным движением схватил оружие и снова отпрыгнул на пару шагов, засовывая пистолет в штаны. Грянул выстрел. Подростки снова заверещали, и так громко, что им пришлось закрыть руками уши. Главарь с дыркой в ступне, громко вопя, прыгал на другой ноге, держась руками за пах, по которому расползалось красное пятно. Грянул ещё один выстрел.

Он снова ухватил её за руку и затащил в дом. Закрыв дверь, он прислонил её к боковой стене в тесном коридорчике. С улицы раздался выстрел и новый вопль главаря.

— Я же сказал, что бояться нечего! — напомнил он.

Белизной кожи она напоминала мел. С улицы раздался ещё один выстрел и снова вопль.

— Я же сказала, что не боюсь, — слабо ответила она.

Ноги её подогнулись, и она начала сползать вниз по стене. Он поймал её, прижав телом, и только тогда почувствовал, что она вся горит.

— Мерлин, ты что, заболела? — ошеломлённо спросил он.

— Идиот, а я тебе о чём, — с трудом произнесла она.

— Где у тебя спальня, дура? — заорал он в панике.

— Дальняя дверь налево… — ответила она и тут же возмутилась: — Попробуй только, козёл, понести меня на руках…

— Ты, тупая корова, лучше думай о том, как мне противно тебя касаться! — с натугой произнёс он, поднимая её. — Меня сейчас стошнит!

Слабая благодарная улыбка коснулась её уст.

— Меня стошнит раньше, урод! — пробормотала она.

Он открыл дверь в комнату и положил ношу на застеленную кровать в углу, краем глаза фиксируя убогость обстановки — обшарпанные стены, вспученные доски пола, потрескавшаяся краска на пыльном окне, одно из стёкол в котором было заменено фанерой, и, как венец всего этого — торчащий из потолка патрон с ввинченной в него колбой лампы накаливания. То, что у неё лихорадка, уже было видно невооружённым глазом — её ощутимо трясло, а лоб покрылся капельками пота.

— У тебя где-нибудь есть одежда? — спросил он, пытаясь пробиться сквозь накатывающую на неё горячку.

— В соседней комнате… комод… — слабо ответила она.

Он пошёл искать, где это. Комнату с комодом было невозможно ни с чем спутать — в ней был только комод и расстеленный на полу матрас. Верхний ящик с коллекцией кружев он пропустил, во втором было постельное бельё, а в третьем нашлись несколько пижам и тёплые носки. Он взял две пары белья с носками и вернулся к ней. Там он постоял несколько секунд, собираясь с силами. Того, что он собирался сделать, он не смог бы сделать никогда — если бы до этого, к лесу не… случилось то, что случилось. Вздохнул и шагнул к ней.

— Ты… что творишь, ублюдок? — спросила она, когда он начал расстёгивать на ней блузку.

— Не дёргайся, уродина! — ответил он, поднимая её и упирая себе в грудь, чтобы снять с неё рубашку и расстегнуть лифчик.

Проделав это, он натянул на неё верх от пижамы и ещё один поверх того. Сдвинул одеяло, положил её на подушку и переключился на ноги. Сначала снял ботинки с носками, потом стянул юбку. В трусы она вцепилась обеими руками.

— Ты что, гад, насиловать меня собрался? — почти неслышно завопила она из последних своих сил.

— Охота была, — зло буркнул он, отдирая её руки. — Ещё не известно, чем ты меня заразишь!

— Скотина! — пробормотала она, отворачиваясь, но, тем не менее, приподняла зад, чтобы ему удобнее было снять с неё последнюю деталь одежды.

Он надел на неё две пары пижамных штанов и тёплые носки, укрыл одеялом, тщательно укутывая, и пошёл к комоду за ещё одним одеялом. Когда вернулся и укрыл ещё, она уже была в забытьи.

— Паркинсон! — потряс он её, но не добился ответа и тогда несильно шлёпнул по щеке. Сначала три раза, а потом ещё пять, войдя во вкус. — Паркинсон! У тебя зелье от лихорадки есть?

— От магической? — вяло спросила она, на минуту очнувшись.

— Нет, от обычной, — сказал он.

— Нет, — ответила она, собираясь снова отключиться.

— А от магической? — спросил он.

— Тоже нет, — вяло пробормотала она.

— Я быстро! — решительно заявил он, вскакивая.

— Ты… в Косой? — с трудом спросила она.

— Я быстро! — повторил он.

— Там… у Фергюсона… от головной боли… для девушек… запомни… для девушек… — раздался её тихий голос.

— Что значит — для девушек? — спросил он.

Ответа не последовало, поскольку его собеседница уже была без сознания. В небольшом чуланчике в коридоре нашлась потрёпанная метла, он захватил её и пошёл на выход, раздумывая, чем головная боль у девушек отличается от головной боли у всех остальных. Надел мантию-невидимку и выскользнул наружу. Там несколько мамаш в разноцветных одеждах гоняли по улице остатки молодёжного кружка по интересам, который превратился в разрозненную толпу, лишившись вожака. Вопли самого вожака, перемежаемые так знакомыми ему шлепками ремня, доносились из одного из окон по соседству. В общем, нормальный такой день в обычном этническом гетто Лондона. Он сел на метлу, взмыл в небо и направился на северо-восток. Предстояло нанести несколько срочных визитов.

* * *

Её затянуло в глубокий омут кошмаров. В жёлтом тумане мимо с жутким воем проносились зелёные молнии, увенчанные масками Ближнего Круга Пожирателей Смерти, которые с криком «Авада Кедавра!» взрывались на множество маленьких зелёных змеек. Откуда-то выскочила белая лабораторная крыса и, хлопая красными глазками, вдруг превратилась в Драко Малфоя. «Вы все будете иметь дело с моим отцом!» выкрикнул Малфой, прячась под юбку Нарциссы. Миссис Малфой вдруг поплыла рябью, и на её месте сначала появилась Беллатрикс, которая с жутким хохотом отрастила бороду и усы и превратилась в огромного чёрного пса. Пёс прыгнул, ловя в воздухе пролетающего мимо младенца, перекусил того пополам и стал превращаться в бородатую фигуру в синем балахоне волшебника, покрытом звёздами и полумесяцами. Секунда — и Дамблдор рассыпается на десятки половых членов в мантиях разных факультетов Хогвартса, которые, зловеще блестя головками и плюясь белёсой жидкостью, прыгают в её сторону на упругих мохнатых шарах. Потом из ниоткуда появляются две огромные ручищи, и члены в испуге разбегаются. Она знает, что бояться больше нечего. Руки хватают её, тормошат и насильно разжимают стиснутые зубы, после чего в рот начинает ползти какая-то вязкая и липучая дрянь со вкусом малинового варенья. Она сопротивляется, руки хлещут её по щекам, и она сдаётся, глотая эту мерзость вместе со слезами унижения. А потом жёлтый туман сгущается так, что в нём становится невозможно дышать, и она благодарно падает в объятья обволакивающей её тьмы.

* * *

Убедившись, что её жар начал спадать, и она заснула нормальным сном, он, выругавшись, потратил несколько минут на залечивание укуса на руке. Будь чуть менее расторопным — и проклятая тварь, будь она неладна, вместо благодарности за лекарство откусила бы ему пальцы! Остановил кровь и нанёс на глубокую рану зелье, которое должно было стянуть края и заживить. Потом замотал кисть бинтом и вздохнул. Слишком много мороки с бесполезной идиоткой, но бросить её пропадать одну он не мог в точности так же, как не смог вчера бросить в огне мерзкого выродка Малфоя. В его системе ценностей это было бы неправильно, а на весь остальной мир было наплевать. Проверив, что кровь больше не сочится через ткань повязки, он снова направился на выход.