Седьмой Круг. Свой Путь

Стенания о нелегкой судьбе и жгучая тоска по Мире день за днем делали своё дело. Словно кузнечное точило, высекали из его души последнюю надежду на улыбку и покой. Ум Лео грубел, становился острее и жестче, как и тело, над которым работал он день за днем, без всякой к себе пощады, не выискивая больше оправданий и отговорок. Так, в непроглядной темноте подземелья, начались его поиски силы и порой ему даже казалось, что магия снова извивается, кокетливо играется с ним и больше не прячется где-то в глубине его естества, как раньше.

Дни в заключении истязали сначала мучительной безысходностью, угнетали и забирали всякое желание жить. Но скоро, когда голова и тело Леонарда наполнились делом и смыслом, потерял он счёт времени и научился видеть свет даже здесь, в незыблемом сумраке, глубоко под заснеженными землями и под воинственными скалами крайнего севера.

Не мог он взглянуть на себя со стороны, но ощупью осязал, как окреп и как затвердел, и насколько же лучше стал понимать каждый свой мускул. Час за часом, сутками напролет, толкая каменные стены и стальную дверь, он воображал и представлял, как однажды обретет достаточно могущества, чтоб проломить их насквозь и выбраться на свободу. Туда, где ветер и свежесть гор встретят его, как старого друга, и улыбнутся ему, и поприветствуют его радостно…

И вот, долгожданный миг, когда засвиристели железные петли и отворилась массивная дверь темницы настал. Тогда же услышал Лео до боли знакомый голос. Он огрубел, но не лишился ещё привычного писка насовсем.

– Ты верно решил быть бродячим акробатом? – ехидно заметил Дрейк, рассматривая стоящего на руках Лео. – Комедиантом, циркачом?

От неожиданности маг свалился на пол, едва не разбив колено.

– Ненавижу темницы! – фыркнул вейлинг. Он нисколько не подрос за всё это время, но за мрачным его силуэтом будто бы скрывалась теперь какая-то другая, непомерная мощь. – И снова приходится нам с тобой болтать именно здесь…

– Ты… ты… – Лео хлопал глазами так, что легко это было расслышать в этой опустошенной от всяких звуков тиши. – Я рад тебя видеть, Дрейк.

– Ну, ещё бы! Ты уже четыре месяца ни с кем не говорил, – хохотнул вейлинг. – Это, конечно, сущая ерунда, в сравнении с тем, что пришлось пережить мне, но всё же...

– Зачем ты здесь? – удивлялся Лео. – Это он послал тебя?

– А кто же ещё? Пришло время. Больше тебя здесь никто держать не собирается.

– Как это понимать? – задорно спрашивал маг. – Мы уходим из академии или из темницы?

– Из академии, – ответил Дрейк. – Сегодня ночью господин завершит задуманное, а после… В общем, нечего нам больше тут торчать.

– Не может быть… – Лео еле справлялся с тем, чтоб поверить в подобное чудо.

– Ещё как может! – кивнул вейлинг. – Собирай своё добро, если у тебя здесь вообще что-то было и дуй наверх. Помойся, приведи себя в порядок, оденься посвежее. Ну и несет же от тебя… Ужас!

Как ребенок радовался Леонард освобождению и всем этим приятельским подшучиваниям Дрейка, по которым успел соскучиться. Он подскочил на ноги и, не оборачиваясь, сиганул наружу, к мерцанию факелов, дразнящему отвыкшие от света глаза.

Вейлинг поторопился следом.

Леонард и не подозревал, какое великое событие ожидало его грядущей ночью. Ум его заливался раздольным праздником, ликованием, какого давненько ему уже не приходилось испытывать. Так, переполненный всяческими благородными думами, он в сопровождении Дрейка планомерно выполнил все его наставления – одно за другим. Добрался до своего спального места, прихватил чистые вещички, а после отправился в крыло замка, где находились бани и ванные, беспрестанно пышущие жаром и всегда горячие, в любую минуту готовые принять желающего освежиться последователя Черного Слова.

За всеми процедурами и подготовками к забытому ритуалу Анукар-Грамора, время пронеслось незаметно. Лео и помыслить не мог, что предстояло ему участвовать в таинственной, зловещей церемонии, давным-давно задуманной Аркрайном. Покорно он следовал указаниям Дрейка, не обращая внимания на сопровождающие их, ошарашенные взгляды прочих студентов. А когда выполнил все до единого, стал нетерпеливо ждать их общего исхода из Академии Смерти, о котором уже перестал и мечтать. И мысли о возвращении к Мире запалили и взбудоражили его воображение.

С тем приблизилась ночь и небо очертилось мириадами млечных линий. Здесь, в северных горах, они были другими. Яркими, спелыми и рисовали иные узоры, не похожие на те, что видел Лео в Мордгарде или Броле. И когда Небесное Сердце совсем уже скрылось из виду, и остался лишь едва заметный блеск его далеких лучей, Дрейк заерзал и заволновался, указав Леонарду снова следовать за ним.

Они взбирались на самый верх замка.

Каменщики выложили эту площадь последней. Под самым небом, на вершине черной твердыни, в окружении зазубренных пиков и скал. И с тех пор здесь бывали лишь те, кого чернословы называли Владыками и ещё пятеро выдающихся Мастеров Смерти, которых уже и не осталось в живых. На краю её кружилась голова и пригибались ноги от страха упасть и разбиться насмерть, пролетев с пару десятков этажей величественного, темного замка академии. А в центре стоял алтарь, сложенный из редчайших подземных пород со всех концов Мирового Круга, способный держать на себе ритуалы такой мощи, что неподвластна даже воображению самых изощренных и вычурных магов.

Этой ночью на алтаре покоилось и медленно таяло закованное в толстый колдовской лед тело Владыки Смерти, свергнутого Аркрайном прошедшей зимой. Искривленный агонией рот и голова, держащаяся на последней не перерезанной жилке, – всё оставалось таким же, как и в тот день, когда новый царь забрал себе север целиком. Подопечные ему чернсоловы постарались на славу и сохранили тело предыдущего Владыки безукоризненно. И только теперь стали они догадываться, что новому правителю понадобилось оно для какого-то неизвестного им ритуала.

В эту часть замка не пускали никого, как это было заведено с момента его возведения. Хранитель – почтенный старичок, дряхлый и слепой, но умеющий убить, шепнув лишь раз, едва ему стоит уловить запах незваного, неугодного визитера – никогда не покидал своего поста и оберегал это святое для каждого последователя Черного Слова место сегодня, как и всегда. Он ожидал ещё двоих, так приказал ему повелитель; а всех прочих, кто осмелится подобраться настолько близко, чтоб его совершенный нюх мог уловить запах их тел, наказано было вычеркивать из списка живых в тот же миг.

Леонард заподозрил неладное, когда их с Дрейком встретили мертвецы. У входа на лестницу к навершию черной крепости толпились они и цокали пожелтевшими зубами. Бьерн стоял здесь же, возвышаясь над остальными, точно предводитель этой неживой, неестественной своры истрепанных тел.

– Огромная честь выпала на вашу долю! – проскрежетал хранитель, когда двое приблизились к заветной двери. – Помните этот день и эту ночь до самой своей смерти! Ибо нет больше живых кроме вас и нашего Владыки, кто допускался бы к священной обители. К месту, где мечтал бы побывать каждый уважающий себя приверженец Черного Слова!

Леонард сильно сморщился. Настроение его мигом осквернело.

– Зайдете туда и вернетесь только с рассветом. О, да! – продолжал хранитель. – Эта ночь готовится раскрыть вам свои тайны! Вы увидите то, чего не увидит больше никто! Гордитесь же и храните это знание у самого сердца! И не смейте о нем никому трепаться! Не смейте!

Он умолк и пропустил их, захлопнув дверь, и затворил её на всевозможные засовы.

Аркрайн уже ждал снаружи. В соломенных волосах его играл ветер, а небеса, чистые и сияющие, лежали у него на плечах. Леонарду на миг почудилось, что царь чем-то взволнован и от того ему ещё больше стало не по себе.

Владыка жестом пригласил подойти прибывших ближе к алтарю. Лео нехотя последовал этому безмолвному приказу. Он сильно гневался на Аркрайна за то, что тот приказал запереть его в сырой камере на всё лето и на половину переходного цикла, но сейчас решил забыть об этом, покуда обстановка кругом и без того виделась ему какой-то грозной, недоброй, озлобленной.

Лед растаял и освободил мертвое тело на алтаре, когда Аркрайн прикоснулся к нему.

– Отрежь голову, – царь протянул Леонарду серебристый, тонкий, как бритва и хрупкий на вид церемониальный клинок. – И положи рядом.

– Но я не…

Утратив власть над телом Лео с ужасом наблюдал откуда-то изнутри самого себя, как его руки покорно отрезают оставшиеся жилы от шеи тающего толстяка.

– Не время пререкаться, – раздраженно сказал Аркрайн, когда Лео справился и весь потерянный отошел от алтаря. На этот раз силами собственного разума. – Наблюдай и будь наготове. Я скажу, если что-то понадобится.

Не понадобилось. Но ждать пришлось, и вправду, почти до самого утра.

Сначала обряд казался чем-то волнующим и грандиозным, но, спустя час-другой, он утратил свою притягательность и Лео стал откровенно зевать.

Дрейк взобрался на вздымающееся брюхо мертвеца и принялся кривить странные позы, из-за чего ему то и дело приходилось соскальзывать, падать и забираться на тело снова. Аркрайн вычитывал в это время мудрёное заклинание, добрую половину слов которого Лео не мог разобрать, а в их последовательности сильно путался и терялся. Воздух то густел, то напрягался, наливаясь странной тяжестью, но раз за разом это чувство отпускало, словно вывалившийся из рук массивный камень, так и не поднятый над головой.

От скуки Лео осмелел и решил пройтись по ритуальной площади, венчающей темный замок академии. Но стоило ему разок приблизиться к её краю, как все инстинкты разом взревели в нём и приказали убираться прочь, и вжаться в стену, как можно дальше от смертельного обрыва. Теперь от нахождения здесь сводило зубы и гадкая, проказливая паника зудела в теле пугающим дурманом.

Случилось ли то от страха высоты или от возникших тревожных колебаний, будто бы сотрясающих всё естество мира вокруг, Лео уже не мог разобрать. Но после того, как боязнь овладела им, он отчетливей стал улавливать странные искажения, пытаясь разобрать суть которых, он унывал ещё больше и сильнее терялся в пространстве. Словно бы упал он с края крепости и всё летел, летел, а нутро его металось в попытках спастись, а дух захватывало от кромешного ужаса, необъяснимого, будто бы что-то хуже самой смерти нависло над ним и гнело, давило, насмешливо издевалось.

И что-то переменилось...

Мир оставался прежним. Тот же ветер, тот же запах, те же горы под ночным небом. Но в то же время, мир был другим. Всё теперь казалось чуждым и инородным, незнакомым, неродным. И ни добрее, ни злее, но совсем иначе. И стал говорить громче Аркрайн, вычеканивая слова рыками и стрекотанием. А Дрейк захрипел утробно и не было в его голосе больше ни визга, ни детских отзвуков.

Куан-Ро-Куан-Ферра!.. Рагно-Равора-Куан-Ро!..

Бойкими и грохочущими слогами ревел Аркрайн и качал поднятыми руками, и весь мир, раскачивался в такт его движениям. И горы, и стены замка, и огни неба, – то ли перед глазами, то ли взаправду, поднимались и опускались, как на морской волне. Леонарда замутило снова, страх опутал и стянул его с ног до головы железными стропами и давил на глотку, умолкнувшую, не смеющую теперь даже пискнуть. Он только панически мотал головой, вперившись взглядом в свои сапоги, и не хотел видеть больше ничего из того, что творилось кругом.