Седьмой Круг. Свой Путь

Никто теперь не в силах.

Он не винил себя, но вероломно стал думать о спасении своей собственной шкуры и о том, как бы убраться подальше от этого умалишенного, замыслившего обречь мир на погибель. И застыдился, сокрушаясь, что привлекала его мощь Аркрайна, и что в сердцах желал он перенять её, находясь рядом, прислушиваясь к нему. Он думал теперь, что предал Бьерна и старую их, крепкую дружбу. Что позволил себе доверять и потакать всем велениям жуткого чернослова, и даже думать о том забыл, как бы стать ему по-настоящему свободным, не обязанным ничем, никому…

Так отступало зелье и таковой была плата за силу, что оно даровало. Паранойя, потаённые страхи и стыд снедали всякого непривыкшего к его действию, а особенно тех, кто испробовал его впервые. Чёс одолевал, как блохастую дворнягу, зуд проникал повсюду. Лео озверело царапал затылок и шею, но, не останавливаясь, продолжал твердить самому себе:

– “Ты должен быть сильным… сильным… сильным духом…”.

Он вдыхал глубоко и часто, растирал лицо и виски, стараясь избавиться от навязчивых мыслей, которые вернулись и заполонили теперь его голову до треска в черепушке…

– Вот. Выпей, – сказал один из убийц, протягивая ему походную флягу. – Я вижу, что с тобой. Так всегда в первый раз.

Лео смотрел на него, как обезумевший. Он совсем не хотел доверять тому, кто без тени сомнений совсем недавно прирезал доброго человека, беспечного и безоружного. Он видел кровь на его руках, но не мог разобрать, взаправду ли это, или только мерещится…

– Не боись, пацан, – тряхнул флягой убийца. – Мы же заодно. Тебе сейчас чердак прорвёт. Глотни немного. Полегчает.

Зажмурившись, Лео протянул руку, перенял флягу, откупорил её и залпом влил в себя столько, сколько смог бездумно хлебать, пока рефлексы не заставили его кашлять и отплевываться.

– Вот ведь дурной! – вырвал перемотанный сосуд из рук мага убийца. – Я же сказал глотнуть, а не выдуть все под чистую!

Кряхтел, задыхался и плевался во все стороны Леонард, но болезненное помешательство отошло, куда-то недалеко. Из фляги он испил нечто гораздо ядренее самого крепкого из тех вин, что доводилось ему опробовать. Что-то жгучее, резкое и пьянящее так стремительно, что сложно в это было поверить. Он не спал уже двое суток, и не ел. Разум его тотчас же пустился в дурной пляс, живот скрутило. Мышцы налились усталостью.

– Вот оно, – легкое ликование в голосе Аркрайна пришлось всем по нраву. И даже Леонарду. – Идём. – Махнул он рукой и повёл отряд за собой.

Двое из неживых подхватили Джека и потащили вслед за остальными.

Они скитались ещё долго, и всё опускались и опускались к самым недрам, к самым черным глубинам Бастиона. На стенах всё чаще стали встречаться двери. Узники за ними молчали, притаивались, но слышны были их неровные дыхания, их безумные смешки и скрежет их ногтей о камни и о железо. И Лео от этого становилось всё хуже и хуже, кружилась голова, то мерцало перед глазами, то темнело в них. Он всеми силами ухватился за мысль о том, что не хочет выдать своих намерений, во что бы то ни стало, но ему мерещилось, что всё кругом слышали их, что знают они о его трусости и о его надежде сбежать при первой же возможности. Он страшно боялся, что за это вот-вот получит нож в спину от убийцы, что идёт прямо за ним. От того, кто уже убил сегодня и наверняка хочет ещё и ещё.

А потом они закричали. Оглушительно, разом, и эхом звенели их вопли, отлетали от каменных стен, проникая в разум тысячей острых спиц, и повергали в ужас, заставляя панически удирать. И в голове ничего, только боль. Сущая чернота, забвение, будто бы не осталось вокруг ничего, кроме вечной Пустоты.

Лео нашёл себя в руках Бьерна, когда кошмарный визг затих. Штаны его обмокли до колен, но никто не посмел обвинить его в слабости. Убийцы держались за стены и едва ли не падали с ног. Даже Аркрайн не выглядел больше гордым, и горбился, точно бы боролся с чем-то внутри себя.

Но они продолжили путь.

И скоро оказались у заветной, последней двери…

Глава 22. Принц Безумия

Мы и не знали, что день этот мог наступить. Словно бы мир больше никогда не станет прежним. Но кто? По чьей злой прихоти вынуждены мы страдать и пребывать в этом кромешном марке? Почему вернулись они – мертвецы из нянькиных сказок, которых и не было то на самом деле? Они были лишь выдумкой… или пророчеством?

Почему же в детстве нам не рассказывали сказок добрых и радостных? Почему?..

Предсмертная записка Герцога Золотого Холма. 710 год.

Великий Архонт прибыл в княжество Варок утром, сопровождаемый целым воинством мастеров ратного дела. Бледный, словно сама смерть, словно снег на хребтах Горного Края, он пообещал извести возницу и весь его никчемный род, если тот не поторопится, меняя лошадей особого, срочного дилижанса. С ним был Мастер Игни, как и обычно, сплошь укутанный чёрными тканями раваррийских портных-чародеев. Безликий и безымянный, незнакомый в лицо никому из ныне живущих.

Они двинулись дальше на север, к горам, путями сокрытыми и запретными. Туда где холод, озлобленный и вечный, не пророчил ничего кроме гибели. И только к вечеру остановились у заледенелого озерца, не значащегося на картах, и вышли навстречу беспощадному, лютому ветру, который, казалось, способен был содрать с лица кожу и всякую малодушную улыбку превратить в предсмертный оскал.

Он уже ждал их. Тот, кому ни лед, ни огонь не сулили ожогов. Тот, кому не было дела до смертных; кто скрывался среди бесконечных вьюг и снежных вихрей у самого края мира, не смея вмешиваться в дела его и устои, и только изредка лишь мог одарить советом сильнейших его.

Архонт трепетал. Ничего в жизни не мог он позволить себе страшиться; такова была его власть, таковым являлось его могущество. Но сущность, не смеющая и дрогнуть под натиском бешеных, смертоносных морозных смерчей, необъяснимая и древняя, как столпы самого мироздания, пугала его до седин в темных, точно ночь, волосах.

– Мы не смогли уследить, о мудрейший, о древнейший мой покровитель! – взмолился Великий Архонт, точно смерд, не смея и припомнить о своём высокомерии. Ветер обращал его слова в ничто. – Скажите только, ведомо ли было вам? Такова ли судьба или всё это – лишь наша недальновидность, наша глупая беспечность, и наша гордость, ослепившая, затуманившая глупые людские наши умы?

Человечески силуэт за слепящей снеговой завесой не двигался. Только продолжал смотреть безразличными своими глазами на корчащегося червя, возомнившего себя неоспоримым повелителем Царствия Смерти. Но Архонт слышал его глас, его приказы и его наставления. И не сказали они ему ни о чем, кроме надвигающихся хаоса и безумия.

И когда древняя сущность закончила, то исчезла, растворилась и скрылась за воющей стеной ледяного урагана. А Архонт и Игни вернулись, дрожа, к теплой карете, заперлись на все засовы и велели везти их обратно, без оглядки, так скоро, как только можно. В Хотунхельм, где ждала их новая веха истории и игра, полная интриг и страшных решений, полная отреченности и самоотверженности, полная смерти, крови и жертв во имя благополучия и величия царствия Крокснорт.

Архонт дрожал. Сокрушали его ужас и холод, и навис над ним грядущего мрак. Былой гнев и суровые черты на лице обратились щенячьим испугом. Еле держался он за здравый смысл и силился, чтоб не упасть и панически не зарыдать…

Но мастер Игни тем вечером был другим. Он злоехидно улыбался где-то в черноте своего капюшона, среди теней колдовских камуфляжей. Он тоже сумел расслышать кое-чего. Сущность поделилась откровением и с ним. Иным, не тем, что поведала Великому Архонту. И наказала под страхом падения вечную бездну Пустоты помалкивать о нём.

И мастер-шпион тем был страшно доволен.

Точно масло под раскаленным лезвием, разошлась на две части темная заговоренная дверь из волшебной стали. Лучшие чароплеты ушедших эпох со всех концов Мирового Круга корпели над ней годами, но меч Аркрайна – Власть Древних – развеял её в прах одним лишь взмахом.

Навстречу им ринулся гадкий поток: не ветер, но магия столь могущественная, что смело под её натиском колдовские символы со стен подземелья в один миг.

Бастион Скорби затрясло.

Лео, словно обескровленный, с высушенными губами упал на колени. Убийцы заскулили и заскребли ногтями о пол. Только Аркрайн не шелохнулся, но всё ещё не решался двинуться дальше…

Царь не хотел идти в одиночку. И он ещё помнил, что такое страх. Но пути назад уже не было. Замысел его вот-вот свершится. Остался только последний шаг.

Что-то шепнуло. Из темноты проема глумливой песней полился зов. Но убийцы слышали его по-своему. Зов приказал им нести смерть, и они сцепились между собой. Выцарапывая глаза, пытались вгрызаться друг другу в глотки, будто первобытные, дикие животные, не вспоминая об острых, смертоносных своих кинжалах.

Они разделяли Аркрайна и Лео, кошмарная драка не прекращалась. Тогда царь искупал свой клинок в их крови и Власть Древних вдоволь напился её, впитал всё до последней капли.

– Идём же! – громадной тенью вырос над Лео царь. Он протянул ему руку, и молодой маг не смог не довериться снова. – Мы должны…

Они переступили иссохшие тела, скелеты, обтянутые посеревшей кожей и зашли внутрь. Там не было ничего кроме страха.

И его…

Здесь он ждал ни одну тысячу лет. На коленях. В темной, поганой камере, совсем один, закованный в кандалы и цепи с головы до ног. Яростным огнём пылали его багровые глаза. Сумасбродные, рехнувшиеся, бешенные, как у загнанного в угол зверя.

Он и был зверем. Но из мира другого, существующего за пределами Мирового Круга. Но не мог вернуться в те земли, где когда-то давно родился. И от того обречен был оскалиться и провести так целую вечность. Страдать и жаждать только мести за совершенное над ним злодеяние.

– Легенды не врали, – не смея дышать проронил Аркрайн. – Он всё это время был здесь…

Принц Безумия не узнавал царя.

Лео схватился за сердце и сполз по стене к полу.

И стал рубить царь несдержанно цепи на нём, и радовался совсем, как ребенок, и безумно смеялся, а Принц гоготал вместе с ним. И от отвратного хохота этого сильнее сотрясались стены и магия, дремучая, необузданная, рвалась наружу, пробиваясь насквозь, и мир менялся с её освобождением.

Когда не осталось почти на узнике колдовских оков, когда смог он стать наконец в полный рост, то странно посмотрел на царя. Рот его ходил ходуном, глаза не верили в совершённое.

– Зачем явился за мной, смертный? – торжественно проголосил Принц Безумия. – Откуда узнал о вечной моей муке? И почему решился меня от неё избавить?

– Ты будешь служить мне отныне, – сказал Аркрайн громко, но в почтении склонил голову, стараясь не встретиться с ним взглядом. – Такой будет плата за твою свободу…

Узник будто бы вырос вдвое, втрое… Его тени сотней хвостов закружили, захороводили на стенах, не счесть было их все. Каждая – одна из граней, один из непостижимых осколков сущности принца. Переломленной, изувеченной, распавшейся на куски за долгие годы его заточения здесь.