Нетерпение сердца

4

Северус

Мысль об отце не дает ему покоя. Каждую ночь он ворочается с боку на бок в постели и не может уснуть. Нужно держаться. Лили ведет себя отстраненно, мать тайно мечтает о том, чтобы отец вернулся, тот же живет в какой-то чертовой дыре. Дамблдор ведет странную игру, Лорд в открытую уничтожает всех, кто стоит у него на пути. Блэка — заодно с Люпином — носит черт знает где, и они не делают ничего толкового, только вступают в постоянные бессмысленные стычки с Пожирателями.

Хаос.

И в гуще всего этого хаоса есть он — и Мэри со своими болотными глазами и золотинками в волосах. Он заметил этот приятный золотой отблеск в последний раз, когда был у нее.

Северус взбивает рукой подушку и в очередной раз пытается уснуть, но сон не идет, только раздражение и усталость от бесконечных попыток выспаться.

Северус кладет руки под голову и рассматривает потолок со светящимися звездами. И какой идиот придумал, что спать с таким освещением — романтично? Еще и приклеил эти звезды таким сильным заклинанием, что отодрать их практически невозможно.

Злясь, он прикрывает глаза и представляет себе лицо матери в обрамлении ее густых черных волос, таких же, как у него самого. «Почему?» — этот вопрос мучает его постоянно, мучил с самого детства. Если отец так ненавидит магию, презирает ее, если он так равнодушно обращался с ними все эти годы, почему мать не ушла? Не вернулась в семью? Спросишь — не ответит. Она всегда игнорировала вопросы о семье, когда бы он ни спрашивал о родственниках. Но ведь они чистокровны! Не может быть, чтобы им было наплевать. Во всем этом чувствуются недосказанность, несправедливость и подвох, а еще, наверное, обиды. Если бы только докопаться до самого дна…

Неудачи в общении с Лили наводят его на мысль, что мужчина и женщина, даже если симпатизируют друг другу, могут и не договориться. Раньше он о таком не задумывался, а маггловскую «психологию» считал драконьим дерьмом, но, черт подери, что-то в ней есть. Ведь Лили в детстве была к нему благосклонна, дружила, пыталась защищать от звериной четверки. Что-то нарушилось, треснуло. Из-за Темных искусств? Или просто — надоело?

Утром, после занятия с совершенно бестолковым первым курсом, пара студентов которого носилась за лягушками по всему классу, Северус выходит из замка во двор, и прохладный воздух сразу окутывает его со всех сторон.

До нужного дома в этот раз он добирается быстро: нетерпеливое сердце подгоняет, и ноги сами идут наверх по обшарпанной лестнице.

Отца он застает собранным и одетым: на плече — старая рабочая сумка с облезлой кожей по бокам, на голове — кепка, в какой ходят рабочие заводов. А еще привычная куртка в клетку и темные штаны.

— Работу нашел, — голос отца звучит бодрее, чем в прошлый раз. — Что, опять мать прислала?

Северус качает головой, не сразу подобрав слова.

— Деньги твои не тронул. Не хотелось трогать, знаешь. От них презрением пахнет. Мол, на, не сдохни только.

— Неправда.

— Ну, тогда жалостью, — отец хмурится. — А это еще хуже. Да ты не смотри исподлобья, я ведь понимаю все. Что мать тебя от меня отгородила, да и вел я себя иногда, когда она меня доводила — отвратительно.

Северус приподнимает брови. Теперь он все сваливает на мать? Это она заставляла его кричать и бить посуду, ломать мебель и выпивать?

— Мать меня отгородила? — переспрашивает он тихо. — То есть тебе было не наплевать, значит. Ты рвался быть отцом, а тебе запрещали. Заставляли торчать в гостиной по вечерам за газетой, с пивом. Хватит нести эту чушь, я хочу разобраться, черт подери, что у вас происходило. Иначе я уже ничего не понимаю.

Отец поправляет сумку на плече, глядя на него изучающе. Сейчас он кажется не таким противным и вымотанным, как тогда, лет десять назад.

— Влюбился, что ли? — отец кривит губы. — По глазам вижу. И разобраться пытаешься, видимо, почему не получаемо то, что хочется заполучить. Вот и разобраться пришел насчет нас с матерью. Думаешь, решить все можно, да? Ну, приходи через два дня, я как раз после смены отосплюсь. Да только не поймешь ты ни черта, молод еще. Я в твои годы ничего не понимал.

Северус разворачивается и выходит обратно в коридор. Отец, конечно, наврет больше, чем Трелони, но стоит его выслушать. А потом — потом можно заявиться к Принцам, тем более что он уже выяснил, где они живут.

Мэри

Ей нравится кабинет Северуса, расположенный сразу за классом зельеварения. Здесь все разложено по местам, и комната выглядит опрятно и приятно. Мэри подходит к шкафу и рассматривает корешки книг: только учебники, справочники и старые тематические журналы по лекарственным травам, ничего лишнего.

— Ты все это прочитал? — интересуется она, оборачиваясь к Северусу. С некоторых пор в ее голове он стал «Северусом», а не «Снейпом», и ей от этого немного страшно — но обратно уже не повернешь.

— У меня долгие вечера, — отвечает он как обычно уклончиво. — Ты не боишься встречаться с Блэком?

Мэри задумчиво закусывает губу: Дамблдор снова дал ей задание: поговорить с Сириусом в «Сладком Королевстве», как в прошлый раз с Ремусом, и выяснить все подробности о Петтигрю и о младшем Блэке. Конечно, общаться с Люпином ей проще, да и непонятно, как поведет себя Сириус после смерти Джеймса. Но от задания никуда не деться, и остается только покачать головой.

— Не понимаю, почему он не хочет встретиться с Сириусом сам.

Северус кривит губы так, словно что-то знает, но предпочитает об этом промолчать. Наверное, у них с директором другие отношения — более доверительные, что ли. А может, Северус просто лучше разбирается в сложном характере Дамблдора.

— Ты боишься за меня?

— Все-таки ты Хранитель тайны.

Мэри удивленно приподнимает брови. Неужели он настолько не доверяет Сириусу?

— Но Сириус — самый верный сторонник Ордена, если говорить серьезно.

— Именно, он фанатик, — Северус с отвращением поджимает губы. — У него хаос в голове, а хаос и импульсивность — это плохо. Как думаешь, почему Дамблдор теперь не выбрал его? Потому что нужен не просто новый для Ордена человек, но еще и рассудительный.

Мэри смотрит на его профиль: не сказать, что некрасивый, но и ничем не привлекательный — для других. За последний месяц она так привыкла к Северусу, что ее старая, спрятанная в тени симпатия к нему снова начала просыпаться. Только сейчас ей уже не пятнадцать, и она все чувствует по-другому. Может быть, дело в возрасте, а может, она просто не такая, как Лили, и ей нужны стабильность и уверенность, спокойствие и размеренность. И все это в Северусе есть, а самое главное, что ей нравилось еще в те далекие пятнадцать — у него есть ум. Мужчина может быть разным, но он никакой без ума. Мэри когда-то обожглась на этом, как обожглась ее мать — на равнодушии, на желании поиграть, на самолюбовании. Не это нужно девочке, которая тайно мечтает о любви, но никак это не показывает.

И нет — она четко осознает — эта ее симпатия к Северусу совсем не от безысходности.

Но он, конечно, ее не замечает. И никогда не заметит, потому что у него своя ноша — Лили.

— Все будет в порядке, — Мэри слабо улыбается. — Я сразу расскажу все, как вернусь. Да, я помню, что по поводу Пророчества ничего говорить нельзя.

Северус кивает, молча снимая мантию. Мэри кажется, что эту — рабочую — он совсем не любит и пытается от нее избавиться как можно быстрее, как от неприятной оболочки.

— Но ты же понимаешь, что Орден в конце концов потребует ответ, — Мэри оборачивается в дверях, вдыхая напоследок запах ромашки и полыни. — И Дамблдору придется признаться, что он ждет исполнения Пророчества, потому что, по его мнению, уничтожить Лорда иначе невозможно.

— И он же говорит, что Пророчество может быть совершенно ложным, поэтому раздумывает. Но, разумеется, одолеть Лорда ему по силам. Почему он не вмешивается — потому что считает это ненужным и даже опасным, — отзывается Северус. — Нужно еще потянуть время, Мэри.

Она выходит из кабинета и поднимается по лестнице в галерею, сердито обхватив плечи руками. Северус, конечно, переживает больше всех от этого продолжающегося бездействия: Лили все еще остается под ударом. Тем не менее, он больше всех остальных верит Дамблдору, может быть — зря. Ей хочется помочь ему, сказать, что вот она здесь — рядом, но ему это совсем не важно.

Мэри вздыхает: если бы люди могли выбирать свою любовь как имбирных чертиков в магазине!

Регулус

Сириус нервно расхаживает по комнате, скрестив руки на груди. Марлин же сидит напротив Регулуса и методично смазывает царапины бадьяном. Регулус неотрывно смотрит в ее синие глаза, внимательные, не пропускающие ни царапинки.

— Перестань, — произносит она шепотом, и Регулус тут же отводит взгляд. — Неприлично так таращиться на девушку.

Но она сама едва заметно краснеет, и у Регулуса сразу тяжело бьется сердце. Она смущается — из-за него? Может быть, она помнит то глупое письмо с признанием, которое он прислал ей сразу после окончания школы? Она тогда ответила: «С такими, как ты, дел не имею».

Сириус останавливается напротив них и качается с пятки на носок. Ему неприятно, что Марлин ухаживает за бывшим соперником, но сделать он ничего не может — только пыхтит как паровоз Хогвартс-Экспресса.

— Готово, — Марлин выпрямляется и, взяв бутылочку бадьяна, убирает лекарство на полку.

— Домой тебе хода нет, — заключает Сириус мрачно, наблюдая за ней. — И про мать забудь. У вас кто Хранитель тайны — ты или она? Попробуем связаться через эльфа.

— Я, — произносит Регулус, поднимая глаза на брата. — Даже не знаю, что сказать. Свои, из-за спины, вот так подло. Неужели бы они меня убили? Или так — пришли припугнуть? Или забрали бы с собой, чтобы потом шантажировать маму?

Сириус резко дергает плечом. По нему видно, что слово «мать» не ранит его уже так сильно, как раньше. Все его внимание приковано к Марлин — и ей это не особенно нравится. Они втроем снова в стареньком домике семьи МакКиннон, и в соседней комнате спит младший брат Марлин, который в следующем году должен отправиться в Хогвартс. Забавный паренек, неугомонный и надоедливый, внимающий каждому слову Сириуса.

— Я не хочу, чтобы с ней что-нибудь случилось, — Регулус упрямо хмурится. — Кричер не сможет защищать ее долго, если дом все-таки вычислят. И никакие магические артефакты не помогут против Лорда. Если уж он собирается убивать детей…

— В Орден вступишь? — хрипло интересуется Сириус. Он все еще делит мир на черное и белое. — Или останешься никем с Меткой? Орден этого не одобрит, а отвечать за тебя я не желаю.

— Перестань на него давить, — Марлин сердито звякает посудой, которую торопливо расставляет на столе. — Он только что переметнулся на другую сторону, дай ему в себя прийти. Если что — я буду отвечать за него. А ты будешь защищать, договорились?

Сириус выходит из комнаты, громко хлопнув дверью. Регулус остается сидеть на невысоком стуле, проверяя, ушли ли царапины и ссадины, и думая, зачем брат все-таки спас его. Потому, что родная кровь — или чтобы снова не быть виноватым, хоть и мысленно, перед матерью?