Нетерпение сердца

Марлин продолжает возиться с приборами, и Регулус рассматривает ее красивое овальное лицо, понимая, что последние годы после школы он не жил, а так — проживал жизнь в книгах и бессмысленных часах у Малфоев. Невозможно полностью отгородиться от всего, когда за книгами есть красота, мир, даже страдания — они реальны, а не иллюзорны. Сириус груб, но он прав, и Регулус и сам себе кажется теперь наивным мальчиком. Если бы не мама, он бы до сих пор радовался пирожным Кричера.

— Мне нравится твой взгляд, — Марлин чуть заметно краснеет, улыбаясь. — В нем нет жадности, только любование. Это приятно. Как будто я шедевр какой-то.

Регулус тихо смеется и удивляется своему смеху. Ничего подобного он давно не испытывал.

— Ты и есть шедевр. Прости за то письмо, глупое и бесстыдное, — произносит он невпопад. Вокруг война и смерти, а он про прошлое говорит. — Но я не мог сдержаться. И на всякий случай — ничего не изменилось с тех пор, клянусь.

Марлин перестает заниматься подготовкой к ужину и выпрямляется, зажав вилки в руке. Регулус только спустя мгновение понимает, что не предложил ей помощь, и ему сразу же становится стыдно. Как много он не умеет! Возможно, чистая кровь должна сохраняться — но вот от великосветских замашек точно нужно избавляться.

Марлин словно хочет что-то сказать, но потом качает головой. Ей непросто: родители оставили брата с ней, потому что она в Ордене и сможет лучше его защитить. Сами же они все еще работают в Мунго, надеясь, что колдомедики не попадут под удар.

Чтобы избавить тишину от неловкости, Регулус торопливо выходит в гостиную, где Сириус стоит у окна, барабаня пальцами по подоконнику. Он не оборачивается на звук шагов, и тогда Регулус встает рядом с ним и негромко замечает:

— Ты все еще злишься.

Сириус клацает зубами, как пес. Должно быть, анимагия не так уж безопасна, как кажется.

— Я только одно скажу: не верю, но хочу поверить, что однажды ты очнешься и перестанешь говорить об аристократических браках, чистокровных волшебниках и прочей ерунде, которая сломала мне семейные отношения. Нет ничего страшнее, чем презрение от собственной матери, чем чувство, что ты ничтожество — лишь потому, что твои взгляды не совпадают с ее политикой. Такое случается не только со мной. Я бы хотел верить, что однажды все люди станут людьми.

— По-твоему, я не человек.

Сириус отрывается от окна и бросает на Регулуса насмешливый взгляд.

— Наполовину.

У Регулуса ноет сердце: в это мгновение ему кажется, что они слишком многое упустили в детстве. Но никто из них не может сказать, получится ли у них начать сначала.

Мэри

Даже если бы ей заранее не сказали, что в этот раз под оборотным зельем будет Сириус, она бы и так догадалась: по нервному закусыванию губ, по прикосновениям к волосам, по ерзанию на стуле.

— Привет, — произносит женщина-Сириус и окидывает Мэри любопытным взглядом. — А ты похорошела за это время, только бледная совсем, как поганка. Что там в Хогвартсе?

— Звери всякие, — отвечает Мэри сдержанно. — Давай сразу к делу. Тебя просят найти Хвоста и побыстрее, а еще Дамблдор не против участия младшего пса в нашей истории.

Женщина-Сириус шумно втягивает воздух, делая это совершенно не по-женски, и Мэри улыбается уголками губ.

— Дамблдор слишком много торчит в замке, — женщина-Сириус морщит нос. — И дает странные задания, понятные и без него. Я ищу крыску уже несколько недель, но она все время ускользает. Нужна какая-то приманка, и, наверное, младший пес для этого подойдет.

Мэри настороженно хмурится. Нельзя же так просто играть жизнью человека. Тем более — брата.

— Он об этом догадывается?

— Сомневаюсь, — женщина-Сириус хрипло посмеивается. — Он вьется вокруг одной симпатичной особы, которую я не могу добиться полгода, если не больше.

Мэри закатывает глаза, отклоняясь назад, на спинку стула. Марлин еще в школе устала от бесконечных приставаний Сириуса, а сейчас он, наверное, совсем загнал ее в угол. Марлин, впрочем, ничем ему в дерзости не уступала — но кто знает, какая она теперь? У нее еще и младший брат есть.

— Это неправильно, — замечает она сердито. — Цель не оправдывает средства. Возможно, сейчас ты обрел очень многое, встретив одного человека. Нужно только протянуть руку. Потерять можно очень быстро, мгновенно.

Женщина-Сириус только раздраженно машет рукой.

— Пока все вокруг раздумывают, я буду действовать. До Лили мне, конечно, не добраться. Но я хотя бы могу узнать, где она? Люпин сказал, что не может доверить мне эту информацию до разрешения Дамблдора.

— Скажи ему, что теперь ты можешь узнать, — Мэри оглядывается по сторонам, но в кафе снова никого нет — все школьники на занятиях. — Пожалуйста, пес, будь осторожнее. Любой шаг может оборваться.

— Любой несделанный шаг оставляет нас в тупике, — женщина-Сириус скалится, и это так разнится с женским обликом, что у Мэри по спине бегут мурашки. — Ладно. Задание ясно: нужна крыса, и как можно быстрее. Попробую настроить крысоловку.

Но выражение его лица Мэри не нравится, и она поеживается от равнодушия, скользящего в его словах. Да, люди поразительно разные: кто-то прячется в себя, кто-то рвется за пределы. И никто не может найти золотую середину.

На полпути к замку, нащупывая в кармане пакет с пряниками, она встречает Северуса. Он идет торопливо, глядя себе под ноги — в самую грязь, и полы мантии слегка развеваются на осеннем ветру. Раньше Лили за глаза называла его «моя летучая мышка», и он и сейчас немного на нее похож: с растрепанными волосами и надутым лицом.

Но Мэри не смеется — от понимания того, что он беспокоится за нее, на душе становится тепло. Пусть это не то беспокойство, которое выдает чувства, а дружеское или рабочее — но оно ужасно приятное. О ней никто давно не беспокоился.

— Все хорошо, — произносит она торопливо, как только они останавливаются друг напротив друга. — Спасибо.

И она невольно подается вперед и с силой сжимает его запястье. Потом тут же отдергивает руку и слегка краснеет.

— Холодная, — замечает Северус спокойно, но в голосе слышится удивление. — Он согласился поймать Петтигрю?

— Он уже давно его ищет, — Мэри поднимает глаза на хмурое небо. — Но крыса проворнее пса, вот в чем неприятность. Поэтому он хочет использовать Регулуса как приманку, ведь Реддл его ищет. Я не думаю, кстати, что Реддл собирается его убить, во всяком случае, не сразу. Иначе он уже был бы мертв.

Северус смотрит на нее с интересом и в своей обычной невозмутимой манере замечает:

— Неплохо соображаешь.

Мэри усмехается. Эта его манера — думать про себя, переваривать внутри, а выдавать только самое необходимое, кажется ей такой совершенно мужской, не то что у Сириуса — вся душа нараспашку. В том времени, в котором они живут, это слишком опасно.

Они молча идут обратно к замку, синхронно хлюпая ботинками по раскисшей дороге. Мэри пытается придумать хоть какую-то тему для разговора, но ничего не лезет в голову, поэтому она просто поглядывает иногда на сосредоточенное лицо Северуса. Жаль, что сегодня некогда выпить кофе — ей еще нужно убрать за лунными тельцами и покормить саламандр с помощью Граббли-Дерг.

— Мне постоянно кажется, что все висит на волоске, — произносит Северус перед тем, как попрощаться. — Такое тягостное ощущение, ненавижу его. И уверен, Блэк обязательно что-нибудь испортит.

Мэри выдыхает облачко пара, ничего не отвечая. Ей и самой иногда снятся кошмары, в которых умирают все, кто ей дорог.

Северус

Быстро пройдя кухню, чтобы не попасться на глаза матери, Северус торопливо поднимается по узкой лестнице.

Лили сегодня несколько другая: он замечает это с порога, с ее самого первого, поверхностного взгляда. Она делает то, что еще не делала за этот месяц: подходит и протягивает ему руку. Гарри лежит на животе на кровати и что-то гулит себе под нос.

— Подумала над твоими словами про дружбу, — Лили кажется расслабленной. — Конечно, вот так сразу друзьями снова не станешь, но мне кажется, стоит попробовать. Все-таки у нас было целое детство, да?

Северус дергает уголками губ.

— Давно.

— Садись, — Лили кивает на кресло. — Про школу ты мне уже немножко рассказывал… Гарри! Прекрати жевать игрушку! А что случилось с твоими родителями? Мне кажется, отец раньше жил с вами.

Северус опускает плечи. Какая-то резкая перемена: то она сердилась и отказывалась от подарков, то смиренно ждет, пока он расскажет ей о семье. Первую мысль, неприятную и мерзкую — что Лили хочет его использовать — он сразу отметает. Она не станет так поступать даже с Петтигрю, в этом он уверен.

— У тебя с моей мамой не ладятся отношения? — спрашивает он невпопад, наблюдая за ее реакцией. — Она, наверное, слишком замкнута.

Лили издает какой-то сдавленный звук.

— Нет, мы часто разговариваем по вечерам. И она дает некоторые советы, которым я решила следовать. Сделала выводы, так сказать. Не скажу, что приятные, но сейчас и сама жизнь неприятна.

И она отводит глаза. Северус рассматривает ее красивый профиль, маленький нос, вздернутый подбородок. Бледные губы, к которым так хочется прикоснуться. Если бы он мог! Он бы, наверное, упал замертво от счастья. Но если раньше ему хотелось получить этот поцелуй любым способом, то сейчас он предпочел бы взаимность. Самое главное — реальность. Он сто раз мог подмешать ей Амортенцию и узнать, каков на вкус ее поцелуй. Но подлость всегда казалась ему самым мерзким качеством.

— Мы все делаем выводы, — отвечает он задумчиво и кивает в сторону Гарри. — Вы уже столько времени не гуляли, как ты с ним справляешься?

Лили закусывает губу, глядя на него с сомнением, и по спине Северуса пробегает холодок.

— Эйлин брала его на прогулку под мантией-невидимкой. Гарри был умницей, честное слово. Не думаешь же ты, что с полуторагодовалым ребенком можно провести месяц взаперти! Да он бы весь дом разнес. Пока ты не рассердился — можно попросить тебя принести мне из Хогвартса книгу?

— Какую?

Лили кладет ногу на ногу, раздумывая.

— Например, расширенный сборник лекарственных трав. Хочу придумать какое-нибудь интересное зелье от простуды. Кстати, это была идея Эйлин. В такие темные сырые вечера хочется побольше сидеть у огня или варить что-нибудь вкусное. Ты был у Петунии? Знаю, что не был. Глупая затея была с запиской. Я просто волнуюсь, как у нее дела.

— Все хорошо. Люпин присматривает за домом.

Лили отнимает у Гарри игрушку и усаживает его к себе колени. От него пахнет молоком и детским шампунем, и Северус инстинктивно морщится, но тут же отворачивается.

— Когда ты совсем молод, то даешь себе глупые обещания и клятвы. Я как-то пообещала сама себе, что отношения с Петунией разорваны. Но время идет, ты взрослеешь и понимаешь, что родственники все равно остаются с тобой навсегда. Плохие они или раздражающие: вы связаны кровью. И сейчас я немного понимаю Петунию: мы с тобой заигрались тогда с этим письмом. И я хотела извиниться. В конце концов, Петуния не поехала в Хогвартс, и родители не сходили с ума по ее талантам. Черт, звучит, словно я чувствую свое превосходство…