Волосы циннвальдитового цвета

— Раз вопросов нет, пройдёмте в процедурную, — сказала врач и, встав, жестом пригласила Курковых следовать за ней. Они прошли в соседнюю комнату. Окон там не было, стены выложены бледно-голубой плиткой, в центре стояло кресло, подобное тому, которое можно встретить в кабинете у дантиста. У стен примостилось множество столиков с разбросанными по ним упаковками со шприцами, перчатками, ватой. В помещении царил запах хлорки.

— Присаживайся, — сказала врач Артему, рукой указывая на кресло.

Мальчик неуверенно посмотрел на маму, та ободряюще кивнула, он пошёл вперед. Врач приблизилась к умывальнику в углу комнаты, открыла воду. Тишину процедурной заполнил плеск разбивающейся о керамическую раковину струйки воды. Артем устроился в кресле, краем глаза заметил ремни на ручках. От этого стало ещё страшнее. Он хотел было вскочить, но собрав остатки мужества, которое только может быть присуще семилетнему ребенку, сумел заставить себя усидеть на месте.

Помыв руки, врач вытерла их, натянула перчатки, наклонилась и достала из шкафчика мутную жёлто-коричневую жидкость в прозрачном пузырьке, ловко обломала верх стекляшки, взяла заранее приготовленный шприц на два кубика, наполнила его препаратом до половины.

— Закатайте ребенку рукав по плечо, — проинструктировала она мать, после подошла к Артему смазала обильно смоченной спиртом ваткой боковую поверхность плеча. — Не бойся, больно будет недолго, — успокоила она Куркова и, сняв со шприца пластмассовый колпачок, ввела иглу под кожу.

Артем настолько разволновался, что даже не ощутил укола. Изумленными глазами он наблюдал за тем, как жидкость перетекала из шприца в его плечо. Сердце бешено колотилось, во рту пересохло, а по коже в месте укола текла тоненькая струйка крови. Опустошив шприц, врач вынула иглу, вытерла плечо ваткой повторно, прижала её к месту укола.

— Держи так, — сказала она Артему. Он не сразу понял, что от него требуется. Только когда врач сердито повторила свой приказ, подчинился. После этого врач потеряла к нему всякий интерес, повернулась к матери.

— Пускай посидит так минутку, и можете идти. Если в области укола пойдёт раздражение, обязательно придите ко мне снова, нужно будет сделать пару анализов.

— Всё прошло хорошо? — подобострастно улыбаясь, спросила мама.

— Да. В течение суток с вами свяжутся представители охранной фирму и сообщат, сумели ли они поймать сигнал артемовых блюстителей. Редко, но бывает, что это сделать не удается, поэтому возможно, что процедуру придется повторить.

Мама принялась расспрашивать о несущественных мелочах, врач охотно отвечала. Наконец, Артему сказали убрать ватку, мама опустила ему рукав и Курковы ушли. Повторять процедуру не понадобилось, вечером того же дня им позвонили и сообщили, что связь установлена.

— Теперь ты совсем взрослый, — сказала мама Артему, вытирая с лица слезы умиления.

Как же давно это было! Сейчас Артему сложно было поверить в реальность тех событий, и лишь отчетливость, с которой они всплывали в памяти, не позволяла усомниться в действительности произошедшего. Та желтая жижа до сих пор в нём, её ничем не вывести, она размножается, питается его соками, как самый настоящий паразит.

Курков представил, как капельки желтого препарата циркулируют в его теле и испытал резкий приступ отвращения. В этот момент он как раз поднимался по ступенькам к своей квартире.

«Под предлогом обеспечения безопасности совершаются самые гнусные преступления», — всплыли в памяти слова Павла Григорьевича.

На Артёма опять накатило. Он уволен! Уволен! Отчаяние, паника, безумный страх охватили его, мысли перемешались в голове, хотелось провалиться под землю, забыть сегодняшний день. Артем открыл дверь, вошёл внутрь своей квартиры, лампочка автоматически загорелась, осветив небольшую оклеенную светло-голубыми обоями прихожую, переходящую в просторную уютно обставленную гостиную. Курков разулся, добрался до дивана, в гостиной, повалился на него, закрыл глаза.

Ведь было время, когда ему пророчили большое будущее, родители грезили о том, как он уедет за границу и обустроится там. Никто не верил, что безупречно отучившийся девять лет Артем, завалит экзамены на десятом году.

«Я должен был стать юристом, экономистом, врачом, ученым! Вместо этого я простой инженер без диплома. Только благодаря знакомствам меня взяли в этот отдел, больше я никому не нужен!» — подумал Артем.

Остается одно — идти к отцу, просить о помощи, снова унижаться, признавать свою никчемность, неудачливость. Эта ухмылка, пренебрежительный тон, которым разговаривал с ним отец в прошлом — нет, Артем не вытерпит этого во второй раз.

— Что же делать! Что мне делать! — в голос запричитал Артем. Сколько вещей он взял в кредит, сколько денег он должен вернуть?! Банкрот, который через несколько месяцев лишится права на проживание в городе, будучи не в состоянии оплатить аренду!

Но к отчаянию примешалось раздражение. Быть может сейчас, в этот самый момент за ним смотрят другие, по ту сторону его собственных глаз. Снова воображение нарисовала живой образ бегущих по крови капелек желтой суспензии, снова представились мерзкие ухмылки охранников, пялившихся в экран и наблюдавших за его страданиями. Пассивная боль сменилась яростью. Курков словно бы взорвался. Захотелось всё это разом прекратить.

Он бросился на кухню, схватил нож, вихрем понесся в прихожую, выкрутил пробки на счетчике. Квартира погрузилась во тьму. Нервно шаря рукой по стене, Курков добрался до ванной комнаты, открыл теплую воду, закатал рукав, обнажив локоть, поднёс нож к месту сгиба, вдавил лезвие в кожу и резко полоснул. Острая боль, теплая липкая жидкость, разливающаяся по руке и ярость — вот чем запомнился этот момент Артему. Он распрямил руку, поставил место сгиба прямо под воду и ждал конца. Спустя некоторое время ярость отступила, её место опять занял страх. Голова закружилась, а по всему телу растеклась слабость, коленки дрожали, ноги подгибались. Артем взревел, подобно быку, выронил нож, зажал освободившейся ладонью место пореза, согнул локоть, бросился к себе в комнату, залез в шкафчик, с трудом достал аптечку, вынул оттуда бинты и жгут, стал останавливать кровь. Удалось! С перетянутой жгутом и небрежно обмотанной бинтами рукой Курков растянулся на полу. На него напала сонливость, невозможно было сосредоточиться ни на одной мысли, а образ желтой маслянистой жидкости, смешавшейся с его кровью, поблек.

«Теперь они меня не видят. Больше не видят» — с твердой уверенностью заключил Артём. Полежав ещё немного, он уснул.