Волосы циннвальдитового цвета

1

Поезд метро тронулся. Шум в кабине нарастал, но разговор сидевших неподалеку школьников лет девяти-десяти Артем слышал отчетливо.

— Сам ты глупый, — сказал один из них. — Люди живут, чтобы платить проценты по кредитам.

— Неправда, — возражал второй. — Цель бытия каждый определяет самостоятельно, как это следует из доктрины свободы воли.

— Правда-правда. По вечерам мои мама с папой только об этих процентах и говорят, как их платить, откуда брать деньги, куда их вложить. Проценты сами по себе стали онтологической основой существующего общественно-политического строя.

— Хочешь сказать, если бы Фалес, Анаксимен и Анаксимандр творили бы сегодня, то говорили бы они не о воде, огне и эфире, а…

— Именно, — мальчик поднял руку, выставил указательный палец, стараясь выглядит величественно. — Всё есть проценты по кредиту!

— Интересная мысль, — промямлил второй себе под нос. — Но ведь проценты нематериальны, они меняют базис и надстройку местами, противоречат духу диалектического материализма. Или ты, вслед за профессором Пустобреховым, намекаешь на то, что в современном мире все перевернулось с ног на голову и материя, бывшая некогда основанием, превратилась в вершину, а идея о процентах по кредиту сделалась онтологической основой бытия? Но как это могло произойти?

— А очень просто. Вот смотри, — малыш завертел головой, схватился за поручень. — Вот он поручень, я его мыслю, следовательно, он существует, так?

Второй призадумался и не торопился отвечать.

— Это не такой простой вопрос. По сути, мы касаемся векового спора и все ближе подходим к солипсической парадигме.

— Пока не будем заходить в дебри метафизического дискурса…

— Тогда да, — кивнул второй мальчик, — ты прав. Мыслишь поручень, и он существует.

— Причем то, что называю поручнем я, не обязательно соответствует тому, что поручнем называешь ты. Мы можем подразумевать разные его свойства, не в состоянии понять вещь в себе как таковую.

— Диалектика стакана, не будем на этом останавливаться.

— А теперь представь, что я мыслю нечто отвлеченное, что-то такое, чему нет соответствия в реальном мире.

— Например, проценты по кредиту?

— Именно, — мальчишка снова многозначительно поднял палец. — Причем каждый мыслит какой-то свой процент по кредиту, отличный от процента по кредиту другого. А теперь представь, что кроме процентов по кредиту я ни о чем не думаю.

Глаза слушавшего мальчика озарились блеском, будто истина, наконец, открылась ему.

— Я мыслю процент по кредиту — следовательно, он существует. А раз я не мыслю ни о чём кроме, то существует только процент по кредиту!

— Понял?! — оживленно воскликнул второй, энергично размахивая пальцем в воздухе. — Вот поэтому мудрецы древности и говорили, что всё есть процент по кредиту. Даже поручень, и тот процент по кредиту.

— И я, и ты? Мы с тобой тоже проценты по кредиту?

— По сути да, но не совсем. Мы капиталовложение, которое должно продолжить выплачивать проценты по кредиту за взрослых. Поэтому и говорят, дети — смысл жизни, подразумевая, разумеется, кредит.

— Но у родителей же нет никаких гарантий, никаких расписок. Что, если мы не станем выплачивать проценты за них?

— Это возможно только на бездуховном западе. Но у нас есть закон о преемственности долгов до седьмого колена. Не будешь платить за родителей — выгонят за пределы города.

— А как же справедливость?

— Надуманная категория, еретическое учение, отрицающее роль кредита, как основу бытия. Исходит из ошибочного положения, а именно: не деньги зарабатывают людей, а люди деньги. Но, как мы выяснили, это фантазия, в руках экстремистов превращающаяся в богомерзкое учение, призванное освободить людей от кредитов, а на деле превратить их в рабов, скованных одной цепью обязанностей перед обществом. Тоталитаризм в чистом виде.

— Глубокая и интересная мысль.

— Жаль не моя, в древности ее уже высказывали такие мудрецы, как Мизес, Хайек…

Артема кто-то толкнул, он проснулся, с трудом разлепил глаза. Справа от него сидела студента, слушавшая курс лекций философа Пустобрехова, слева — толстый мужик в грязной куртке, собиравшийся выходить. Он-то и толкнул Артема своим неимоверно широким задом. Курков поглядел в окно: оказалось, он подъехал к своей станции. Потирая заспанные глаза, подскочил, толкаясь локтями, стал выбираться из вагона. Оказавшись снаружи вместе с потоком людей, устремился к эскалатору. Из динамиков, установленных у потолка, доносился приятный женский голос, зачитывавший рекламные объявления. Рассказывали о революции в информационных технологиях, о практически неисчерпаемых ресурсах новых носителей памяти, необходимости срочно ими обзавестись.

Миновав эскалатор, Артем выскочил на улицу и снова растворился в текущем по улицам потоке жителей Новограда — самой крупной административной единицы на построссийском пространстве.

Курков оказался выдавлен на край тротуара, ему пришлось идти чуть ли не по обочине. Машины проносились мимо на огромной скорости. Проблемы пробок собственнику земли решить удалось, введя грабительские компенсационные взносы на личное авто, поэтому даже утром по дорогам гоняли, забывая об ограничении скорости. Людям, способным позволить себе платить проценты по кредиту за авто, заплатить штраф за превышение скорости ничего не стоило. На светофорах можно было разглядеть вальяжно восседавших в своих дорогих машинах богачей. Все они молодые и красивые, с нахальной ухмылкой на лице. Торопиться им некуда — они дети промышленников и крупных собственников, их будущее обеспечено. Артем с завистью посмотрел на парня его возраста, одной рукой обнимавшего привлекательную блондинку другой небрежно державшего руль.

Очередной перекресток. Светофор загорелся красным. На пути людского потока словно бы возвели дамбу. Подобно настоящей волне, поток натолкнулся на препятствие и с негромким ропотом откатился назад. Курков терпеливо ждал, изучая носки своих ботинок, как вдруг со стороны проезжей части донесся визг резины, скрежет колодок, мужской вопль, глухой звук удара. Несколько человек ахнули, большая часть осталась равнодушной. Кого-то опять сбили. Не в первый и не в последний раз. Опаздывать на работу из-за таких мелочей нельзя. Буквально через несколько секунд весело зачирикал светофор, поток сорвался с места.

Артем, продолжавший смотреть под ноги, краем глаза заметил тело, откатившееся на край дороги. Курков посмотрел в ту сторону: рука человека дрожала, волосы залила кровь, шея изогнулась под немыслимым углом. Водитель, сбивший умирающего, бегал вокруг авто с видеокамерой-регистратором, то и дело переводя объектив с машины на пострадавшего и обратно.

«Наверное, помочь не успеют», — отстраненно подумал Курков. О происшествии на переходе он позабыл буквально через пару секунд, когда добрался до противоположной стороны улицы. Завод по производству оптики, на котором Курков работал инженером, находился буквально в ста метрах. Артем задрал левый рукав своего пальто, взглянул на простенькие дешевые часы. Он успевал.

…

Руководитель отдела Павел Григорьевич — статный, высокий мужчина средних лет — был мрачен. Он навалился на стеллаж, плотно приставленный к стене, окинул взглядом собравшихся у дверей его кабинета рабочих, вздохнул, опустил глаза и начал говорить.

— Как вы, должно быть, знаете, с будущего месяца арендная плата за площадь, промышленные выхлопы и использование станков повышается. Оценив возможные убытки, руководство нашего предприятия решило, что разумнее всего будет вывести производство за пределы городской зоны. Как показывают расчеты, транспортные расходы будут в разы меньше арендных платежей. В связи с этим в городе остаются только отделы реализации и сбыта. Само собой, остальные отделы придется закрыть, намечены масштабные увольнения. Разумеется…

По толпе прошёл гул. Люди начали возмущаться. Павел Григорьевич поднял руки до уровня груди ладонями вперед, словно бы сдавался на милость победителей.

— Разумеется, — повысил он голос, — руководство нашего предприятия гарантирует выплаты зарплат за этот месяц, но большего мы не обещаем. Реорганизация нашего отдела начинается уже сегодня, мне очень жаль.

— Мы этого так не оставим, — крикнул кто-то из толпы. — Мы выйдем на улицы, станем протестовать!

Остальные рабочие одобрительно загудели.

— Ваше право, но это будет пустой тратой времени, — возразил Павел Григорьевич. — Все мы знаем, что график протестов расписан на три года вперёд, вы не получите разрешения у собственника земли. На вашем месте я бы не ломал комедию, а приступил к поиску новой работы.

Артем Курков, молчаливо слушавший директора, понял, что тот прав.

— Когда мы получим зарплату? — спросил Курков.

— Сегодня же, семьдесят процентов от полагающейся вам суммы, — ответил Павел Григорьевич.

Рабочие снова зароптали, требуя полной выплаты, но Курков не стал принимать участия в дальнейшем обсуждении, направился к выходу. После того, как деятельность профсоюзов в городских границах была запрещена собственниками, спорить с работодателем бесполезно. Ты либо принимаешь предложенные условия, либо остаешься вообще ни с чем. И работодатели это прекрасно понимали, поэтому выплата даже семидесяти процентов от общей суммы — несказанная щедрость. Правда, Курков полагал, что заплатят в два раза меньше, а Павел Григорьевич старался избежать скандала, заявив о семидесяти процентной компенсации, но даже такие условия выглядели неплохо по сравнению с отказом платить.

Решив сегодня побездельничать, Артем стал гулять по городу. Серые здания, серые дороги, серое небо да редкие уродливые кадки с цветами и небольшими деревцами. Неповоротливые махины-автобусы, до отказа забитые людьми, черепахой ползли по проезжей части, тогда как маршрутные такси стрелой проносились мимо. Натянутые, вымученные улыбки на лицах служащих; блуждающий, неспокойный взгляд прохожих; напряженные, сжатые в кулаки руки дорожных рабочих. Отрывистые фразы, времени нет даже на ругань и приветствие. Так наступает утро в городе.

Неимоверная усталость, раздражение, даже ярость подталкивали Артема поскорее выбраться из центральной части, добраться до парковой зоны.

«У меня больше нет работы, у меня больше нет работы, у меня больше нет работы…», — то и дело повторял он про себя.

Стало казаться, что воздуха не хватает, голова кружилась, в висках стучало, перед глазами поплыли черные полосы, сердце бешено колотилось, разгоняя кровь по всему организму. А там, в каждой клеточке, будь то эритроцит или лимфоцит, вел свою непрекращающуюся деятельность паразит, внедренный в Артема в детстве.

Куркову показалось, что еще секунда, и он упадет. Поэтому добравшись до ближайшей лавочки, мужчина рухнул на неё, стараясь ни о чем не думать. Как жить дальше он не знал. Смотрел на свои руки, нервно потирал ладони друг о друга, а после начинал прокручивать в голове возможные варианты.

Накопленных денег хватит, чтобы прожить около трех месяцев. Работу найти можно, но придется начинать сначала. Расплачиваться за свою относительно недорогую квартиру Курков будет не в состоянии, придется перебраться обратно на выселки — так горожане называли окраинные районы. Или съехать? Говорят, в других городах региона требования на въезд не такие строгие, там Артем пригодится, даже, несмотря на свой скромный послужной список, но главное — охранные агентства малых городов не располагают такими полномочиями, как здесь: никто не станет денно и нощно наблюдать за тобой и кропотливо собирать информацию о твоей жизни. Быть может у Артема получится избавиться от блюстителей в его крови, мысли о которых не давали ему покоя.