ПЛАХТА: Юго-Восток

* * *

8 марта муж поздравил чашкой кофе, заваренной на талом снеге. Встал рано, развел огонь и прогрел в железной кружке воду до пузырей. Я сидела на отсыревшем матрасе, хлебала коричневую подслащенную жидкость и плакала. Он гладил мои колени и журил: «Ну-ну, будет тебе, детей испугаешь». Рядом на матрасе сопели шестилетний сын и подросток-дочь.

Бомбили с первого дня. Сперва окраину, Сартану, дальше, как придется. Сартанцев эвакуировали в спортивный центр, но в него не завезли продовольствие. Люди голодали. У детей — повально ротавирус. Новорожденные остались без смеси и воды.

Нам повезло, так как жили недалеко от железнодорожного вокзала, имеющего оборудованное по всем правилам бомбоубежище. В нем мощная шумоизоляция, поэтому люди, прячущиеся от войны, практически ничего не слышали (разве что при разрыве авиабомбы вибрировали вентиляционные трубы). Убежище, рассчитанное на двадцать пять человек, вместило сто шестьдесят. Правда воды не было, не смоешь унитаз.

В одной из маленьких комнат стояли аккумуляторы. Все боялись ее занимать из-за облучения, но моя семья и еще восемнадцать человек рискнули. Во-первых, теплее, во-вторых, комната закрывалась массивными дверями. Из депо народ принес вагонные матрасы, постели, воду, стаканы, быструю овсянку. Не голодали. Несколько раз бегала домой, чтобы нажарить дрожжевых лепешек. Пока добегу, сто раз упаду в канаву. На нервной почве поднималась температура, но кто на это обращал внимание? Хорошо запомнилась пара с 18-летней дочерью. Родители переживали за душевное здоровье девушки, но та медленно и бесповоротно сходила с ума.

14 марта прокатился слух о «зеленом» коридоре, и у драмтеатра выстроилась «железная» очередь. Три ряда машин стали плотно, как склеились. В этот момент начался обстрел, а ехать некуда. Да еще кто-то надрывно кричал в рупор: «Уходите, коридора не будет!» С божьей помощью вырвались. Позже снаряд упал на школу искусств. В ней пряталось четыреста гражданских.

16 марта стало еще хуже. Грохот, пальба, свист. Самолеты летали безостановочно, разворачивались над морем и снова вперед. Дым не развеивался, просто переходил от торфяного к обычному серому. Мариуполь в непроглядной дымке находился круглыми сутками. У детей сбились биологические часы. Днем спали, ночью сидели, прижавшись к матерям. Молчали, мычали, плакали. В один из дней пришла женщина, устроилась в углу и не проронила ни слова. Поговаривали, что у нее погибла вся семья, а сама из Волновахи. Выходит, одолела в одиночку больше ста километров.

В Бердянске волонтеры вручили пакет с едой. Открыли, а там теплый борщ, гречка с мясом, хлеб. Хлеба хотелось немыслимо. В первые дни войны его продавали по сто пятьдесят гривен. Дочь принялась за еду, но не могла донести ко рту даже ложку. У бедняжки начался нервный тик.