Жалкая

1. НИКОЛАС

Семь Лет Спустя

— Как её зовут?

Я смотрю на Сета боковым зрением, наблюдая, как он расчесывает пальцами свою темную бороду.

— Знаешь, неудивительно, что никто не даёт, когда у тебя на лице такое дерьмо.

Он ухмыляется.

— Женщины любят это дерьмо. А ты меняешь тему.

— Какие женщины?

— Все те, кого твоя красивая задница игнорирует, — подмигнув, он встает и хватает свою куртку, коричневая кожа куртки дополняет его смуглую кожу и прикрывает пистолет в кобуре на бедре. — Ты действительно не расскажешь мне?

Пожав плечами, я кручусь на своем рабочем стуле, маленькие стены моей кабинки давят на меня с каждой стороны.

— Я не помню.

— Как обычно, — насмехается Сет.

Смех вырывается из моей груди.

— Она знала, на что подписывалась. Мы трахнулись. Я не просил её руки и сердца.

Он качает головой.

— Не думаю, что кто-то настолько глуп, чтобы подумать, что они могут получить больше, чем одну ночь с тобой, чувак.

Моя грудь вздымается, и я заставляю себя ухмыльнуться. Он не ошибается. Даже если бы я захотел, на этой работе нет места для отношений. Мне и так тяжело обеспечивать безопасность моей сестры. Все остальные — это прицеп, который меня не интересует.

— Не злись на меня за то, что я отказываюсь играть в какие-то выдуманные сказочные эмоции.

Его бровь приподнимается.

— Что, черт возьми, это вообще значит?

— Любовь, — я пожимаю плечами. — Это фальшивка. Просто химическая реакция, которую люди выдают за нечто большее.

— Как скажешь, чувак, — Сет смеётся. — Хочешь перекусить?

Я смотрю на длинный проход из столов, подчеркнутый ворсистым синим ковром.

— Нет, Капитан хочет меня видеть.

Глаза Сета прослеживают за моим взглядом, пока не упираются в закрытую дверь кабинета начальника нашего отдела, агента Галена.

— Для чего?

— Наверное, чтобы снова назначить меня в качестве няньки. Видит Бог, прошло уже достаточно времени с тех пор, как он поручал мне настоящее дело.

Уголки его рта приподнимаются.

— Ну, может, тебе не стоило трахать его дочь.

Застонав, я провожу руками по лицу.

— Это было один раз, и я не знал, что это была его дочь.

Сет смеется, а я хмурюсь, швыряя в него рандомную ручку с моего стола. Честно говоря, грубо с его стороны получать радость от моего несчастья.

Дверь в кабинет Кэпа распахивается, и мы оба оборачиваемся на шум. Смех Сета затихает, его тело выпрямляется, когда он прочищает горло. Я смотрю на него и ухмыляюсь.

Ссыкун.

Он всегда боялся нашего босса, сколько бы раз я ни говорил ему, что Кэп только лает, но не кусается.

— Вудсворт(на англ. — Woodsworth; схоже со словом Woodman, что является отсылкой к тому, что прототипом персонажа является Железный Дровосек, также настоящее имя Дровосека было Ник).

Голос Галена хрипловат, и я подмигиваю Сету, вставая и направляясь к его кабинету, с каждым шагом чувствуя жгучий взгляд Кэпа. Не секрет, что он ненавидит меня и хочет, чтобы я ушёл из его отдела, а затем и из его жизни. Но независимо от его личных эмоций, я живу и дышу этой работой, и я лучший в своем деле.

Опустившись в жёсткое серое кресло напротив его стола, я пробегаюсь глазами по обрамленным рамками портретам его жены и трех дочерей, и мой член дёргается, когда я замечаю ухмыляющуюся Саманту с идеальной оливковой кожей и худенькой рукой, приобнимающей плечо её младшей сестры.

Я солгал Сету. Я прекрасно знал, что это дочь Кэпа. Просто мне было наплевать. Справедливо, что он вырвал меня из активного расследования и отправил заниматься бумагами.

Кэп прочищает горло, проходя мимо меня, сужает глаза и протягивает руку, чтобы перевернуть рамку с фотографией лицом вниз. У меня подтягивается губа, но я подавляю её, вместо этого напуская на себя вид скуки.

Он указывает на меня пальцем.

— Не смотри на неё, маленький засранец.

Усмехаясь, я поднимаю руки в знак капитуляции.

— Виноват, Кэп.

Он хмурится.

— Я твой начальник, а не гребаный капитан. И твои извинения ни хрена не значат.

— Ну, Вы капитан моего сердца, и я не буду счастлив, если Вы не счастлив, — я прижимаю руку к груди, ухмыляясь. — Да ладно. Я сказал, что мне жаль. Что еще я могу сделать?

Его темные глаза сужаются.

— Ты уже сделал более чем достаточно.

Я сажусь обратно на своё место.

— Ничего такого, о чём она не просила.

Резкий шлепок раздается по комнате, пальцы Кэпа напрягаются, вдавливаясь в стол.

— Ты уволен.

Пожимая плечами, я кладу руки на ручки кресла и поднимаюсь.

— Хорошо.

— Сядь. Блять, — он проводит рукой по своей лысой голове и делает глубокий вдох, садясь за свой стол. — Боже, я ненавижу твою задницу, — ворчит он.

Я вздергиваю бровь.

— Вам разрешено говорить такое подчиненному?

— У меня есть для тебя работа.

Теперь это привлекает моё внимание, и я сажусь вперед, веселье исчезает с моего лица.

Наконец.

— Ты когда-нибудь были в Кинлэнде?

Он швыряет бумажную папку, от удара её веса о стол у меня звенит в ушах, несколько черно-белых фотографий с камер наблюдения выскальзывают сбоку.

Я протягиваю руку и беру их.

— Да, несколько раз, — бесстрастно говорю я, не желая заострять внимание на том, как сжимаются мои внутренности, когда я думаю о двухчасовой поездке из Чикаго в Кинлэнд, в которую мама брала нас с сестрой. — Я не был там уже очень давно. С тех пор, как я был ребенком.

Мой голос немного ломается на последнем слове, дискомфорт обволакивает мою шею. Прочистив горло, я перелистываю фотографии. На одной из них люди разгружают ящики с полуприцепа. А на другой — пожилой мужчина с зачесанными назад седыми волосами и татуировками от пальцев до шеи, ухмыляющийся парню рядом с ним.

— Кто это?

— Это Фаррелл Уэстерли. Слышал о нем когда-нибудь?

Я качаю головой.

— Чистокровный ирландский американец с обычным списком преступлений. Провел восемь лет в тюрьме Гиликен, после чего был освобожден условно-досрочно за примерное поведение. В последние несколько лет он снова всплывает на поверхность. Кажется, этот парень повсюду.

Я усмехаюсь.

— Исправившийся заключенный?

— Разве не все они такие? — Кэп вздыхает. — Они проводят операцию из Кинлэнда, наводняя улицы этим новым дерьмом.

У меня скручивает живот. Это «новое» дерьмо называется «Летучая обезьяна»(отсылка к крылатым обезьянам из сказки Волшебник из страны Оз), и оно захватывает все вокруг. Похожа на все остальные виды героина, только не такая. Она пиздец как популярна, что означает, что повсюду появляются подражатели, пытающиеся имитировать продукт и терпящие неудачу. Всё, что в итоге происходит, это еще больше смертей от передозировки плохо произведёнными наркотиками.

Прищурив глаза, я присматриваюсь к фотографии двух мужчин.

— Это что…

— Да.

Выдохнув, я откидываюсь на стуле, узнавая ярко-рыжие волосы и крупное телосложение.

— Зик О'Коннор.

У меня сводит живот, когда я кладу фотографии обратно на его стол. Зик хорошо известен в наших кругах. Его отец, Джек О'Коннор, был печально известен в Чикаго как король ирландской мафии. Он был безжалостен. Но это было до того, как их власть была ликвидирована много лет назад, и Джек был убит в застенках, отбывая срок за свои многочисленные преступления.

— Так что же тогда… Вы хотите, чтобы я провел разведку?

Его глаза сужаются.

— Я хочу, чтобы ты проник внутрь и нашел их поставщика. Если мы возьмем крупного пса, то сможем привлечь остальных. Я не для того потратил лучшие годы своей карьеры, выслеживая их, чтобы ирландская мафия снова появилась с новыми лицами в новом месте, думая, что они могут снова все захватить.

Мои брови взлетают вверх.

— Работа под прикрытием?

— Удивлен?

Он дергает головой.

Мои руки трясутся от внезапного выброса адреналина.

— Просто прошло много времени.

Он ворчит, его густые брови сходятся вместе, пока посередине лба не образуется складка.

— Хочешь сказать, что ты не готов к этому?

Мой желудок скручивается, и я выпрямляюсь.

— Вы с ума сошли? Никто другой не сможет сделать это так, как я, и Вы это знаете, Кэп.

Он тянется к компьютеру и берет ещё одну фотографию, кладет её передо мной. На ней изображена женщина. Красивая женщина с блестящими каштановыми волосами, забранными в высокий хвост, дизайнерская одежда облачает её тело.

— Это Дороти Уэстерли, ребенок Фаррелла. Ходят слухи, что она — его слабое место. Как только ты окажешься внутри, постарайся подлизаться к ней. Она расколется.

Удивление промелькнуло в моем нутре.

— Почему она?

Медленная улыбка приподнимает уголок его губ, и он откидывается в кресле.

— Разве ты не любишь красивых дочерей?