Во всём виновата Грейнджер

— Не толкайся! Слышишь? Эй, — Гермиона возмутилась и двумя ладонями сильно толкнул его в руку.

Непробиваемо.

— Я сильнее тебя, — спокойно сказал он.

— В каком плане? Не обольщайся, Малфой. Да, и что там насчёт Грейнджер?

— Я сильнее тебя, Грейнджер, и всегда был. Просто я не показывал этого. Если бы не я, то ты бы так и растила нашего сына с Блейзом и Поттером.

Гермиона открыла рот и хотела громко высказаться. Всё, что она сейчас подумала. Но услышала его смех.

— Знаешь, ты для меня всегда останешься Грейнджер. Ведь именно она виновата во всём.

— В чём?

Драко повернулся, наконец вытянув одеяло и, завернувшись в него, накрыл им и Гермиону. Он прильнул к ней головой, зарывшись носом в её волосы.

— Ведь Грейнджер со своей любопытностью, смелостью и ненасытным чувством справедливости влезла в то дело и это она была виновата, что я её внезапно полюбил. Это она виновата в моём счастье.

— Ты стал говорить странные речи. Наверное, тебе стоит заняться делами Малфоев, а сказки пусть подождут. Они тебя романтизируют.

— А знаешь когда я их начал писать?

— Когда я родила, — спокойно ответила она.

— Нет. Я начал писать в тот день, когда узнал, что ты беременна. Ты мне прислала письмо и после, когда успокоился, начал писать. Даже не задумываясь о том, что я пишу.

— А что ты писал до этого? Ведь я помню, ты постоянно писал?

— Дневник.

— Я не знала.

— Ну, может же быть у меня маленькая тайна.

— Нет.

Драко помолчал, но продолжил:

— Всё то время я писал ему или ей, ведь это было неважно. Я верил, что ты нас не разделишь, не сделаешь этого. И не осознал, того, что происходило. Думал, что если ты вдруг исчезнешь, то когда-нибудь, ребёнок прочитает мои сказки. Сказки, которые я писал для него.

Она слегка повернула голову и, поцеловав волосы, вдохнула его аромат. Гермиона немного развернулась, чтоб не потревожить его и коснулась кончиками пальцев его глаз, нежно проводя неведомый узор по коже закрытых век.

— Я люблю тебя, Драко.

Молчание.

— Я всегда буду тебя любить.

Тишина.

— Спи, любовь моя, — и, закрыв веки, она погрузилась в тишину, под его мелодичного дыхание.

Конец