Вольный Флот - Старшина Тарасов против сил зла

— И что делать? — опустившись на стул Тарасов взял стакан и опрокинул в себя, без закуски, следом за Комбатом, — Что писать?

— То, во что в штабе поверят. Увидели машину, пошли по следам, там местные металл тырили. Случилась драка, ты сделал предупредительный выстрел в воздух, они сели в машину и уехали.

— На «Волге» по снегу?

— Почему нет? Деревенские всякую дичь мастерят. Поставили на шасси «шишиги» кузов от «Волги» и вперед…

— С патронами как быть? Я же не один выстрел сделал, а пять.

Открыв сейф, Комбат извлек со дна картонную коробку и, пошарив в ней, выставил на стол четыре «макаровских» патрона.

— Один. Тулупы порванные и форму в печь.

— Меня Дубко за них с говном съест.

— Прикажу — заменит. У него неучтенки — полсклада. Два тулупа как-то переживет. С Бухарметовым и Парамоновым я сам побеседую. Парни молодые — зачем им клеймо дурака со справкой?

— Комиссоваться?

— Я им комиссуюсь… — Комбат налил еще, достал бумагу и ручку, — За то, что бы все благополучно разрешилось. Садись к столу — сейчас будем сочинять…

***

Пока начальник вещевого склада, со стоном и качанием головой, искал новые тулупы взамен тех, что сгорели в топке кочегарки, Тарасов размышлял над тайнами раздачи армейских прозвищ. Казалось бы, имея фамилию «Дубко», можно долго не гадать, как тебя, за глаза, будут называть подчиненные. «Чем дольше в армии Дубко, тем крепче наша оборона» — само на язык просится. Но армейские острословы проигнорировали звучную фамилию и оттолкнулись от должности, получив, на выходе, «Начвошь».

Мужиком Начвошь был прижимистым. Поговаривали, что в начале своей карьеры он попал под проверку и чуть не заехал на нары по причине масштабной недостачи имущества. Спасло его только то, что на должности он был без году неделя и проверяющие прекрасно понимали, что ушлый предшественник спихнул на молодого, «зеленого дубко», еще не знавшего всех приколов, свои проблемы, а тот не удосужился проверить все как следует.

За невнимательность «Начвошь» получил выговор и жуткий страх перед нехватками и недостачами. Обуявшую его, после, рачительность, можно было бы назвать похвальной, однако, на любую выдачу имущества Дубко, теперь, смотрел как на личную трагедию и провожал оставлявшие его склад материальные ценности словно родственника в последний путь. Вот и теперь, получив от Комбата приказ выдать тулупы и форму взамен утерянной, Дубко устроил из этого такой спектакль, что Тарасова не оставляло впечатление, будто он забирает последнее у нищего.

А еще он любил всячески хитрить, подсовывая на выдачу бывшее в употреблении рванье и траченное молью и крысами, с маниакальным упорством копя выкроенные излишки, «на всякий случай». Эти излишки в закромах, опять таки, грызла моль, крысы и плесень, после чего огорченный «Начвошь» искал, кому бы это всучить, а новое и годное убрать в запасы. И так по кругу. Лучше бы уж воровал, ей богу.

Будучи предупрежденным о повадках Дубко, Тарасов внимательно осмотрел все выданное, и сразу обнаружил, что оба тулупа буквально рассыпаются в руках. «Начвошь», с неудовольствием наблюдавший за провалом своей затеи, недовольно ворча, опять полез куда-то наверх.

— Толя… Если ты думаешь, что мне надоест и я возьму первое попавшееся, то предупреждаю — у меня тоже хохлятские корни, — буркнул Тарасов, который со злости, сходу перешел с «Начвошем» на «ты», — Я за рупь зайца в поле насмерть загоняю. Не еби мозг — давай нормальное.

— Что бы ты и это сжег?

— Комбат приказал. Со всеми претензиями — туда.

— Так там, все таки, что-то было?

— Со всеми вопросами — тоже туда.

— Значит было…

— Было и было. Я не хочу эту тему обсуждать.

— Почему?

— По кочану.

— Ты же как «Маклауд» — не предупредительный делал? — Дубко доверительно подмигнул.

— Толик — ты заебал…

— Да я все понимаю — когда на тебя с ножом кидаются, то тут не до предупредительного. Мне просто рассказали уже, что вы порезанные были, как будто кошки драли. А теперь боитесь, что их дружки мстить придут. Сейчас бандитов много развелось. Ничего, суки, не боятся…

— Я, Толя, бандитов не боюсь и начинать не планирую. Не так воспитан.

— За солдатиков переживаешь?

— Бля… Что тебе в словах: «Я не хочу эту тему обсуждать» непонятно было?

— Понял, вопросов больше не имею. Но дам один маленький совет. «Солдата куда не целуй — везде жопа». Ты, лучше, себя побереги.

— Сам разберусь…

Придирчиво проверив выданное, Тарасов брезгливо выдрал несколько коконов моли, но, в целом, состояние было удовлетворительное, так что свернув все обратно, он поставил роспись о получении, и вышел. В промежутке между ангарами были видны заброшенные склады, и ему показалось, что он чувствует на себе чей-то взгляд. Мрачно засопев и показав туда кулак, Тарасов взвалил тюк с вещами на плечо и потопал в казарму.

***

Если Начштаба был, по военным меркам, человеком пожилым, то заведующий подсобным хозяйством прапорщик Митрофанов — вообще ископаемым. Поговаривали, что он то ли строил эту часть, то ли вообще — часть вокруг него построили. Но, так или иначе, он был здесь старожилом поэтому, кому как не ему знать, что тут творится. Дома Митрофанова не оказалось, так что пришлось прогуляться до «подсобки».

— Кому не спится в ночь глухую? — поинтересовался Митрофанов высунувшись из двери, откуда густо пахло хлевом, — Ты чего? Опять в патруле?

— Нет. Поговорить надо.

— Ну чего-ж не поговорить? «Генеральша» — ставь чайник!

«Генеральша» был еще одной жертвой тех самых армейски прозвищ, над которыми Тарасов размышлял накануне. Прибыв в часть он решил, что пугать сослуживцев мифическим папой-генералом, будет отличной стратегией. К его удивлению, это никого не впечатлило. Все прекрасно понимали, что заехать служить в «Зоопарк» генеральский сынок мог в одном случае — если папу он окончательно достал. Зато это дало местным острякам идею для унизительного, но, в чем-то, верного прозвища — характер у новобранца был как у истеричной барышни.

Вдобавок, «Генеральша», на первых же стрельбах продемонстрировал столь виртуозное владение оружием, что организовал всем ответственным по новому клоку седых волос, после чего Комбат лично распорядился, чтобы ничего опаснее вил для кидания навоза это тело в руках не держало до конца службы. Митрофанов же пополнением был полностью удовлетворен. Отчасти из-за того, что здешние задачи не требовали высокого интеллекта, силы духа и самоконтроля. Отчасти потому, что в отличие от других солдат, «Генеральша» хозяйство практически не покидал, ибо того небольшого опыта общения с сослуживцами, который он получил во время «карантина», ему хватило, чтобы понять, что «подсобка» — его тихая гавань посреди этого безумного мира. Так что он сидел тут безвылазно и всегда был под рукой выполняя мелкие поручения, перекидывая навоз, попутно, мужая духовно и физически на простом крестьянском труде.

Приняв у него кружку с чаем, Тарасов прошел следом за Митрофановым в свинарник.

— Вы чего не дома?

— Опороса жду, — присев на табуреточку, Митрофанов указал на толстую свиноматку, похрюкивающую в отдельном загоне, — А ты с чем пожаловал?

— Слышали, что произошло?

— Так… Краем уха.

— Что думаете?

— Что я думаю? Манька-воровка это — точно те говорю.

— Что еще за Манька?

— Была тут одна. Поварихой работала. Говорили про неё, что мясо в столовой воровала. Когда оно еще там было. И в кафешке, у дороги, на водку меняла. Сейчас время такое — воровское… Вот и она — туда же.

— Была?

— Была. Ушла с работы перед праздниками, то ли новогодними, то ли этими… Февральскими… А после праздников не вышла. Сперва решили, что загуляла. Бывает такое. Потом милицию подключили, начали искать, но так и не сыскали.

— Почему вы думаете, что это имеет отношение к тому, что со мной приключилось?

— Когда-то продсклад там был. Его годом позже за автопарк перенесли. Говорят, что Манька, когда ходила мясо получать, по дороге куски в заброшке прятала, а потом, после работы, забирала. Колодцев да ям там тьма, а крышки все в металоприемку укатили. Провались и всё — никто не услышит, никто не найдет, зима, мороз, околеешь, снегом заметет и поминай, как звали.

— Вы же сказали, что её искали?

— Искали. По хахалям в селе, да по трассе. Про здешние-то дела никто им не сказал.

— Почему?

— А ты думаешь другие поварихи — святые? Время же говорю — воровское. Все что-то тянули. Скажешь про Маньку — твои дела всплывут. Это уже потом, меж собой, судачить начали, куда она деться могла…

Допив чай, Митрофанов стряхнул кружку и, посмотрев на свиноматку, кивнул на дверь.

— Ладно — хорошо поболтали, но ты лучше иди. Алла Борисовна чужих не любит. Беспокоится…

— Вы свинью в честь Пугачевой назвали?

— Какой театр, такие и примадонны… А слова мои запомни. И по ночам, лучше, к тем складам не ходи.

***

В скудной библиотеке части ничего по поводу оживших мертвых поварих с нездоровой тягой к мясу, ожидаемо, не оказалось. Поразмыслив над этой проблемой, Тарасов вернулся в расположение роты и позвал Бухарметова. После случившегося, он, вроде, оклемался, но все равно старался не отходить далеко от казармы после наступления темноты и вздрагивал от резких звуков. Старшина кивнул в сторону каптерки и, закрыв дверь, поставил чайник, что служило знаком особого расположения.

— Ты как?

— Хорошо, товарищ прапорщик. Че мне сделается?

— Не болтаешь?

— Никак нет.

— Правильно… — Тарасов помолчал, не зная, с чего начать, — Но и оставлять все так, как есть, тоже не дело. Как считаешь?

— Так точно. Не дело.

— Но, прежде чем действовать, надо понять, с чем дело имеем… Не в курсе, где про это почитать можно?

— Никак нет… — Бухарметов задумался, — Может Киселев знает?

— Киселев? Он разбирается в чертовщине?

— Нет. Но у него, в городе, библиотекарша.

— В смысле «библиотекарша»? Зазноба что ли?

— Ну да. Он у нее в увольнении тусуется и книги притаскивает почитать.

— Интересно… — Тарасов задумчиво пригубил чай, — А про наш случай какие слухи ходят? Что говорят?

— Всякое…

— Это плохо… Молод я еще для дурдома. Но, с другой стороны, не придется перед Киселевым объясняться, что за книги мне нужны.

Старшина выглянул из каптерки и рявкнул: «Киселев — к барьеру!». Ему нравилось это выражение. «К ноге!» звучало унизительно и он использовал его только когда кто-то круто накосячил. Чтобы виновный заранее знал, что его сейчас будут дрессировать, раз сам башкой думать не умеет. А «К барьеру!» — отдавало дуэльным кодексом, мушкетерами и звоном шпаг, и намекало — разговор пойдет почти на равных.

Из комнаты отдыха бодрой рысцой прискакал младший сержант Киселев. Тарасов пригласил в каптерку и его, после чего достал третью кружку и предложил по чаю. Киселев чуял какой-то подвох, но отказаться не рискнул.

— Вы, товарищ младший сержант, в нашей библиотеке были? — начал издалека Старшина.

— Так точно. Один раз.

— Херовый там выбор, да?

— Так точно.

— Да что ты так официально? Расслабься. Я, просто, смотрю, тут народ книжки всякие интересные читает. Хотел сам что-то почитать, а в библиотеке голяк. Начал спрашивать, где берут и вышел на тебя.